— Марта? — негромко окликнул ее Тони.

Марта поняла, что он что-то сказал, но, поглощенная своими мыслями, она не слышала ни слова.

— Да? — откликнулась она.

— Я говорю, жаль, что он калека. Не может ходить без трости.

Марта похолодела. Джош хромал — это правда. Но никогда в жизни она не назвала бы его «калекой». Это страшное слово не имело к Джошу никакого отношения.

Однако Марта была уверена, что немалую роль в их разрыве сыграла именно больная нога Джоша. Конечно, он не пожалел сил, чтобы убедить ее в обратном. Неудивительно — он так горд… так упрям…

— Марта! — снова позвал Тони.

— Да?

— Я слышал, что он был пилотом и пострадал в аварии. Это правда?

— Он окончил летную академию и служил в ВВС, — ровным голосок ответила Марта. — Его самолет попал в катастрофу, и Джош был тяжело ранен. Просто чудо, что он выжил. Дженнифер рассказывала, что несколько недель он был между жизнью и смертью.

— И на этом его военная карьера закончилась?

— Да.

— Ну что ж, — заметил Тони, — потеря американской авиации обернулась выигрышем для американской печати.

Наконец они вошли в столовую. Зоркий глаз Тони заметил в толпе хозяина дома, и они направились к нему.

Гай Фармингтон оказался высоким стройным джентльменом с сединой в волосах, удивительно темными глазами и приятным, как и у Тони, британским акцентом.

Рядом с ним Марта позволила себе немного расслабиться. Позволила себе забыть, что Джош — в соседней комнате, отделенный от нее только одной стеной. Впрочем… стены бывают разные.

Джош смотрел, как Марта под руку с Тони уходит прочь. Рука его так сжимала бокал, что, казалось, еще немного — и хрусталь раскрошится между пальцами.

Прием шел своим чередом. Кто-то обращался к нему с приветствиями и вопросами, и Джош заставлял себя отвечать, не вдумываясь в смысл произносимых слов. Перед глазами его по-прежнему стояла стройная черноволосая женщина — женщина с самым выразительным лицом, какое он когда-либо видел. И на этом выразительном лице он прочел изумление. Да, похоже, Марта была потрясена нежданной встречей не меньше его самого.

Он так хорошо ее знал! Он видел, что, несмотря на фальшиво-сияющую улыбку, Марта устала, напряжена… и несчастна. Черт возьми, почему?

Это всерьез беспокоило Джоша. Ведь ей он желал счастья гораздо больше, чем самому себе.

Два года назад он дал Марте свободу. Про себя он называл тогдашний разрыв именно так. Марта не имела представления, на что себя обрекает, стремясь к прочным отношениям. Но Джош понимал, что ее жизнь превратится в бесконечное жертвоприношение. И решил этого не допустить, ведь он любил ее больше всего на свете.

И он вышвырнул Марту из своей жизни — грубо и безжалостно, чтобы ей и в голову не пришло вернуться. Это решение и все, что последовало за ним, далось Джошу необычайным напряжением воли. Два года он провел, как в аду, терзаясь угрызениями совести и тщетными сожалениями. Мало того — из-за этого он едва не рассорился с сестрой, которую горячо любил с детства. Но в конце концов Дженнифер пришлось принять случившееся как непоправимый факт.

В эти два года он сознательно не хотел ничего знать о Марте. Что-то слышать все-таки приходилось: не все знакомые знали об их личных отношениях, но о профессиональном сотрудничестве были осведомлены многие. Имя Марты Бреннан всплывало во многих деловых разговорах, а еще чаще на столе у Джоша появлялись ее работы — чаще всего в конкурирующих журналах.

Однако о помолвке ее с Тони Эшфордом, восходящей звездой Би-би-си, Джош услышал впервые. В первую минуту он с трудом удержался на ногах… да, как ни странно, он ничего подобного не ожидал.

Джош никак не думал, что встретится с Мартой снова — по крайней мере так скоро. Он знал, что большую часть времени Марта проводит в Лондоне, и отметил для себя, что, хотя Лондон ему и нравится, на ближайшие несколько лет о нем лучше забыть. В Вашингтон Джош приехал по заданию «Американского стиля жизни» и рассчитывал завтра утром вернуться в Нью-Йорк.

Джош крепче сжал трость, и прикосновение к гладко отполированному дереву, как всегда, вернуло ему внутреннюю силу. Теперь он мог прислушаться к тому, что говорят собеседники, и выбросить — или хотя бы попытаться выбросить — из головы Марту.

Тони и Марта стояли в дверях, пока привратник искал для них такси.

— Похоже, вот-вот снег пойдет! — заметил Тони, поднимая воротник. — Непредсказуемый вашингтонский климат. В Англии почему-то считается, что здесь у вас почти тропики.

Марта молчала. Ее бил озноб, никак не связанный с холодной погодой. Марте и Тони удалось выбраться из переполненной гостями квартиры, не встретившись ни с Джошем, ни с Триной Катальдо, однако она все время была в напряжении, ожидая, что вот-вот снова столкнется с бывшим возлюбленным.

Подъехало такси. Тони открыл дверь и помог Марте сесть, уселся сам и только после этого спросил:

— Хочешь, поедем ко мне в отель? Перекусим там, а потом отправимся куда-нибудь еще. Или ты поедешь к себе?

Марта мысленно отметила, что он сказал: «Ты поедешь», а не: «Мы поедем». Смутная тревога охватила ее, но она ответила:

— Если ты не возражаешь, Тони, давай лучше ко мне.

— Хорошо. — И Тони объяснил таксисту, куда ехать.

Предчувствие не обмануло Тони — скоро за окнами автомобиля закружились снежинки.

Марта смотрела в окно и думала о том, как красив первый снег, — неужели правда, что ни одна из падающих снежинок не повторяет узор другой? При мысли о том, как недолговечна эта хрупкая красота, Марте стало грустно.

Жизнь так коротка, думала она, а люди к тому же бессмысленно ее растрачивают. И сама она целых два года потеряла на бесплодное уныние и жалость к себе.

Мало ли женщин на свете по самым разным причинам теряют любимых? Ей плохо, а что же сказать о вдовах, обездоленных непоправимым несчастьем? И какое право имеет Марта сетовать на судьбу? Мир полон зла и страданий. Чего стоит ее маленькое личное горе по сравнению с трагедиями, о которых ей случалось делать репортажи?

Немало людей, переживших куда более страшные потрясения, преодолевают отчаяние и начинают жизнь заново — или по крайней мере делают вид, что живут.

Впрочем, и она поступала так же, и немало в этом преуспела. По крайней мере, карьера ее в последние два года круто идет в гору.

Такси остановилось у дома в Джорджтауне, где Марта снимала квартиру. Тони расплатился с водителем и вышел вместе с Мартой, остановившись у низкого крыльца.

Прямо над головой Тони сиял фонарь, придавая его русым волосам золотистый отсвет. Однако лицо его оставалось в тени, и Марта, поднявшаяся на верхнюю ступеньку, не могла разглядеть его выражения.

— Марта, — окликнул он ее своим глубоким голосом, хорошо знакомым всей Англии, — подожди минутку, хорошо?

Марта, рывшаяся в сумочке в поисках ключа, подняла голову. Предчувствие подсказало ей, сейчас что-то произойдет.

— Сегодня я не стану подниматься к тебе, — произнес Тони. — Мне кажется, ты хочешь побыть одна.

Марта защелкнула сумочку и двинулась к нему.

— Но ведь завтра ты уезжаешь! — возразила она.

— Поздно вечером, — напомнил он. — Мы сможем пообедать вместе, если, конечно, у тебя нет других дел.

— Конечно, я пообедаю с тобой и провожу тебя в аэропорт.

— Как хочешь, — ответил Тони.

— Как хочу? Тони, что случилось? — Она приблизилась к нему, вглядываясь в лицо, однако глубокие тени надежно скрывали его лицо от ее глаз. — Я тебя чем-то обидела?

— Нет, нет, — быстро ответил он. — Ничего подобного. Просто мне показалось, что сегодня вечером ты испытала потрясение — как и я.

Марта нахмурилась.

— Тони, да о чем ты?

— Это он, верно? — мягко спросил Тони. — Джошуа Смит.

— Что значит «он»?

— Человек, которого ты любишь.

У Марты пресеклось дыхание. Прежде чем она успела ответить, Тони тихо добавил:

— Милая, я всегда знал, что в твоей жизни есть кто-то другой.