Цезарь утвердил общие принципы провинциального наместничества: срок управления консульскими провинциями он ограничил двумя годами, а преторскими — одним годом (Cic. Phil., I, 19; Dio Cass., XLIII, 25). При этом наместники провинций лишались по существу верховной военной власти. Их полномочия сводились к административным функциям и судебному надзору. Назначенные по «рекомендации» Цезаря они, по существу, составляли провинциальную администрацию, подотчетную прежде всего лично ему. В 46 г. был принят lex Iulia de vi et de maiestate, который довольно жестко поставил провинциальных наместников под контроль Цезаря (Cic. Phil., I, 23). Таким образом, Цезарь положил начало формированию имперской бюрократии.
Опираясь на армию, Цезарь осуществлял финансовую политику в провинциях. В начальный период своей политической карьеры он действовал традиционно, не выходя за рамки сложившейся практики: собирал регулярные налоги, контролировал сбор чрезвычайных податей, организовывал военный постой, потворствовал прямым вымогательствам своих «друзей» и легатов и пр. Будучи наместником в Испании и Галлии, он вымогал деньги у провинциальных общин. Если они оказывали сопротивление, разорял города, опустошал капища и храмы (Caes. В. С., III, 80; В. Alex., 19; Suet. Iul., 54). В результате «он и сам разбогател и дал возможность обогатиться своим воинам» (Plut. Caes., 12). После провозглашения Галлии провинцией она была обложена ежегодным налогом в 40 млн. (Suet. Iul., 24, 3). Золота в Рим было привезено столько, что оно упало в цене по сравнению с серебром на 25%.{564} К подобным методам финансовой эксплуатации провинций Цезарь обращался и в период своей диктатуры. По сообщению Плутарха, после африканской кампании население новой провинции было обложено такими поборами, что Цезарь обещал ежегодно доставлять в государственную казну 200 тыс. медимнов зерна и 3 млн. фунтов оливкового масла (Plut. Caes., 55).
Однако во время диктатуры традиционный курс провинциальной финансовой политики претерпел определенные изменения. Цезарь стремился отчасти обеспечить экономическую стабильность римских провинций. К пониманию необходимости этого он пришел, по всей видимости, еще во время испанского наместничества. Не случайно одним из важнейших мероприятий Цезаря в Испании было решение долгового вопроса, когда он установил ежегодные выплаты по долгам не более 1/3 части доходов (Plut. Caes., 12). Позднее, во время консульства, Цезарь решился на сокращение откупных платежей с азиатских провинций и, по сообщению Светония, просил откупщиков быть умереннее (Suet. Iul., 20, 3). Сумма налогов и податей стала определяться конкретными соглашениями откупщиков и городских общин (ср.: Cic. De prov. cons., 21, 10; Ad Att., I, 17, 9; 18, 7; II, 1, 8; 16, 2, 4; Ad Quint., I, 1, 33), что в конечном счете не могло не облегчить налогового давления на провинции. На осознание Цезарем важности и возрастающей роли провинций указывает и принятие закона о вымогательстве — lex Iulia de pecuniis repetundis 59 г. (Cic. Pro Sest., 135, 13; In Vat., 29, 7). Закон касался самых различных сторон взаимоотношений провинциальных наместников с центральной властью. Он запрещал наместникам покидать провинции и вести военные действия вне их территории, регламентировал поставки воинских контингентов и содержание наместникам и их свите, предполагал преследование попыток подкупа во время суда или набора войск, лжесвидетельств, сокращал срок судебных процессов, вменял клятву на верность принятому аграрному закону Цезаря. Цицерон назвал этот закон превосходным — optima lex (Cic. Pro Sest., 135, 15). Если прежде наместники провинций действовали относительно самостоятельно и бесконтрольно, теперь определялись границы полномочий римских провинциальных магистратов{565}. Важно подчеркнуть, что закон был проведен с точки зрения имперских интересов: он не делал никаких исключений и таким образом способствовал унификации управления различными частями формировавшейся римской державы.
Как мы уже отмечали, в период диктатуры Цезаря финансовый контроль над провинциями оказался в его руках. Систему откупов он сохранил в отношении лишь косвенных сборов. При взимании постоянных государственных налогов посредники были устранены, их собирали лично уполномоченные Цезаря (Suet. Iul., 76, 3) или наместники, которые в условиях цезарианской диктатуры выступали в такой же роли. Для ряда провинциальных общин были расширены налоговые льготы, уменьшен общий размер прямых налогов. Практика выплаты налога на имущество была сохранена лишь в Африке и Сардинии[68]. Все эти новации не позволяли бесконтрольно и бесконечно разорять экономику провинций, хотя следует подчеркнуть, что о планомерной экономической интеграции провинций и Римской республики в период диктатуры Цезаря можно говорить лишь как о наметившейся тенденции. Мирный период правления Цезаря был чрезвычайно коротким для того, чтобы эта тенденция стала определяющим принципом. Кроме того, в условиях гражданской войны она отходила на второй план, на первый все-таки выступала сила и соображения военно-стратегического характера.
Опираясь на армию, Цезарь стремился достичь политической стабильности провинциальной периферии: устанавливались либо союзнические, либо вассальные отношения с завоеванными общинами и государствами, скрепленные, кроме того, личными отношениями их глав с Цезарем. Во время гражданской войны Цезарь самовольно определял степень зависимости или, напротив, самостоятельности греческих общин (Plut. Caes., 48; Арр. В. С., II, 88), положение азиатских династов и тетрархов (В. Alex., 66—67), африканских царств (Арр. В. С., II, 100). Действуя от имени римского народа и сената, Цезарь тем не менее подчеркивал личный характер таких отношений. Так, лишая Дейотара царской власти в Малой Армении, которая была предоставлена ему Помпеем и утверждена сенатом, Цезарь заявил, что распоряжение сената недействительно и Дейотар мог бы знать, «кто владеет Римом и Италией, где сенат и народ римский, где республика и кто, наконец, консул после Л. Лентула и К. Марцелла — quis urbem Italiamque teneret, ubi senatus populusque Romanus, ubi res publica esset, quis deinde post L. Lentulum C. Marcellum consul esset», (B. Alex., 68).
Для Цезаря подобная провинциальная политика была не только средством создания личной политической клиентелы и личного стратегического резерва, но вдобавок и средством создания слоя населения, на который могла бы опираться римская власть. Хотя в условиях диктатуры Цезаря эти два замысла, разумеется, переплетались и дополняли друг друга.
Тот факт, что провинциальная политика была орудием личной власти Цезаря, подтверждается его отношением к египетской проблеме. Мы уже рассматривали ситуацию 64 г. (гл. 3.1), когда Цезарь пытался вмешаться в египетские дела, вынашивал идею собственного египетского наместничества и получил в сенате отказ (Suet.Iul.,ll).Bo время галльской кампании он не упускал из виду ни одной значимой политической проблемы ни в Риме, ни в провинциях (Suet. Iul., 28). В 55 г. совместно с Помпеем он добился восстановления на египетском престоле Птолемея XII Авлета, изгнанного из Египта в 59 г. (Suet. Iul., 54, 3). Позднее, в результате александрийской военной экспедиции 48—47 гг., Цезарь утвердил на египетском престоле дочь Птолемея Клеопатру (Арр. В. С., II, 90). События гражданской войны, видимо, определили новый взгляд Цезаря на египетскую проблему: он отказался от идеи превращения Египта в римскую провинцию, опасаясь, что ее наместник, используя огромные ресурсы, может стать организатором новых смут (Suet. Iul., 35). Для Цезаря, видимо, политически более выгодным стало казаться сохранение союзнических отношений с Египтом, укрепленных личными дружескими отношениями с египетским правителем (в данном случае с Клеопатрой — Plut. Caes., 49).
