Она подняла пузырек, с усилием открутила крышку, вытряхнула две таблетки на ладонь, запихнула их в рот и запила стаканом воды.

Ей придется пойти на хитрость.

Она стояла у окна, прикидывая как будет вылезать из окна и приземляться на крышу, когда дверь в спальню широко распахнулась.

— Время мыться.

— Что? — Вероятно она плохо расслышала.

— Время мыться.

— Ты меня разыгрываешь.

— Пока я жду, что ты мне расскажешь какого черта ты искала, мы можем заодно насладиться друг другом. Ты примешь ванную, а затем мы займемся любовью.

Она захлопнула свой приоткрытый в изумлении рот.

— Займемся любовью? Ты используешь это слово чересчур свободно, не так ли? Ты мне даже не нравишься.

— Все в порядке. Это не играет значения, ведь так? Давай тогда скажем секс. Мы займемся сексом. Я всего лишь пытался не ранить твою чувствительность, но похоже у тебя ее нет.

Это высказывание не заслуживало внимания. Гораздо больше ее беспокоила тема секса.

— И это то, для чего ты меня выхаживал?

Он пожал плечами.

— Достаточно хорошая причина.

— Так, чтобы мы могли заняться сексом? — Она была потрясена. Абсолютно, крайне потрясена.

Или нет?

Она скрестила руки на груди.

— Я не буду принимать ванну. Думаю, тебе лучше держать дистанцию. Видишь ли, у меня полно вшей.

Он фактически улыбнулся на это. Его глаза сверкнули и уголок рта приподнялся в чертовски сексуальной манере.

Она продолжила перечислять свои дефекты.

— Язвенный гингивит заразен?

На этот раз он рассмеялся.

Очевидно, он не поверил в ее болезни. Тогда нет смысла упоминать про бешенство.

— Ты просто испорченный ребенок — сказал он — знаешь это?

Испорченный ребенок?

— Меня называли остроумной и злоязычной, но никогда — испорченным ребенком. По сути, меня называли…

Она все еще говорила, когда он пересек комнату.

Чувствуя угрозу, она сменила тактику.

— Никто не смеет говорить мне когда принимать ванну. Особенно такой неотесанный пещерный человек, как ты.

— У тебя даже не хватает здравого смысла поесть, так что я думаю требуется кто-нибудь, кто напомнил бы тебе о необходимости помыться.

— Пошел в жопу.

— Что ты сказала? — вопрос прозвучал с удивленным смехом.

— Ты меня слышал. Пошел в жопу.

Без комментариев он сгреб ее в охапку и поднял на руки.

Она взвизгнула.

— Опусти меня вниз!

Когда он не подчинился, она забрыкалась ногами. Жалкая, слабая девица в беде. Дрожаще-трепыхающееся существо.

Он пронес ее через дверь, вниз по коридору, в ванную и все это не стукнув ее головой о стену.

Темнота.

Это было первой вещью, что она заметила. Второй — зажженные свечи, в большом количестве расставленные вокруг. Что-то говорило ей о том, что это не будет одной из обычных «давай помоем тебя за ушами» процедур. He crossed to the claw-foot tub with its inviting curved back. Она держал ее над ванной.

Кто-то издал скрежет. И она боялась, что это был не Эдди. Она ухватилась за его руки.

— Не надо!

Он опустил ее в ванну. Вместе с футболкой, трусами и всем. Она погрузилась в теплую воду и ее окутал аромат чего-то похожего на эвкалипт.

Он выпрямился.

Водяные брызги темнели на его футболке и шортах.

Отлично.

— Постарайся не слишком намочить швы.

Затем он ушел.

Улыбаясь самому себе, Эдди спустился вниз по ступеням и выпустил малиновку из клетки. Она тотчас же пролетела через всю комнату к жерди над дверью и требовательно зачирикала в ожидании ужина.

Птичка жила у Эдди достаточно долго, чтобы тот успел привязаться к ней. И сейчас она была готова к тому, чтобы улететь. Вот так всегда и случалось с Эдди — все, кого он знал и любил уходили. Их жизни продолжались, когда его — оставалась на одном месте.

От открыл банку с насекомыми и вытащил моль. Птичка спикировала, приземлившись на его плечо, и заглотила моль целиком. Еще несколько насекомых — и малиновка была удовлетворена. Эдди пропустил палец под ее лапки и переместил птичку так, чтобы можно было ее осмотреть. Он погладил ее мягкие крылья.

— Да. Ты становишься настоящей болью в заднице. — прошептал он, безрезультатно пытаясь скрыть печаль в голосе.

Он поместил птичку обратно в клетку, затем поставил на крыльцо миску с сухой едой для Мерфи, одновременно прислушиваясь к звукам сверху.

Тихо.

Слишком тихо.

Что ты делаешь, Берлин? Держишь женщину в заложниках… Это было слегка чересчур даже для него.

Нет никаких заложников. Ради Бога — она проникла в его дом. Он вызвал доктора и накормил ее.

Зачем ты заботишься о ее здоровье? Для секса?

Да. И нет.

Черт, он не представлял себе, зачем все это делал. Все что он знал, так это женщина, о которой он фантазировал, была в его доме, его кровати, его ванной.

Он быстро взобрался по ступеням и постучал в дверь.

Тишина.

Он постучал снова.

Она убежала. Made a run for it.

Он открыл дверь, практически ввалившись внутрь.

Она все еще была в ванне.

Спящая.

Но прежде чем заснуть, она все же догадалась снять с себя его футболку.

Мгновенная эрекция.

Пламя свечей заколыхалось разбрасывая вокруг дрожащие тени.

Ее волосы, обычно кудрявые и непослушные, сейчас намокли и стали гладкими. Ее белая кожа выглядела, как алебастр. Ее грудь… боже, ее грудь. Совершенные, округлые с розовыми, острыми сосками, они дразнили его над темнотой воды.

Он чуть не осел на месте.

И все же он двинулся к ней; аромат мыла и эвкалипта заполнил его голову.

— Мадисон?

Это был мягкий шепот.

Вопрос.

Мольба.

Стоя у ванны и не отрывая от нее глаз он потянулся и снял футболку.

— Мадисон?

Ему нравилось ее имя. Он провел кучу времени пытаясь прикинуть какое у нее может быть имя и не смог придумать ничего подходящего. Мадисон подходило идеально.

Он упал на колени.

Ее веки затрепетали. Потом, он посмотрела на него своими темными, гипнотизирующими глазами.

— Ты.

Ее полные губы едва двигались. Ee веки дрогнули снова и закрылись; уголки ее рта приподнялись с намеком на удовольствие. Предвкушаемое удовольствие.

— Я.

Не открывая глаз, она подняла руку и медленно провела пальцами по нижней губе. Вода стекала вниз вдоль ее руки к локтю, по линии ее груди, касаясь сосков.

— Ты, — она провела языком по губам, пробуя на вкус, — внутри меня.

Он застонал.

С закрытыми глазами она уронила руку под воду.

To touch herself?

— Сбрось свою одежду, — прошептала она, словно из центра какого-то эротического сна. — быстрее.

Он оказался без ботинок, носков, джинсов и боксерских трусов в рекордное время, и пока он стоял около ванны, прохладный воздух ласкал его обнаженную кожу; жар струился по его венам.

Она открыла глаза. Ее взгляд переместился с его лица на грудь, вниз к его пульсирующей эрекции и сосредоточился там.

И первый раз за все время он заметил в ней легкую нервозность…

Она сглотнула.

— И-иди сюда, ко мне.

He might come right there. — Я сомневаюсь, что здесь достаточно места.

— Достаточно.

Она выпрямилась, открывая себя его взгляду.

Он опустился в ванну, так что они оказались лицом друг к другу; ее ноги обхватили его бедра.

— Сделай так, — сказала она — чтобы я оказалась сверху.

Он сделает все, что она скажет, все, что она захочет.

Каким-то образом, они сменили позицию; мокрые тела скользили друг о друга; одна из его рук повернула ее бедро, другой он ухватился на изогнутый грай ванны, перемещаясь на спину, пока она не оказалась на нем.

— Закрой глаза, — скомандовала она.

Он не закрыл. Он не мог. Не мог закрыть глаза и не видеть эротической картины перед собой.

— Эдди…

В этот момент ее пальцы сомкнулись вокруг его ноющего, пульсирующего ствола. Она медленно и мучительно провела рукой по все его длине.

Он сделал дрожащий вдох и закрыл глаза.