— Джейн, — сказала Кейт, когда я выдохлась и сделала паузу. — Вроде бы парень хороший и к тебе неравнодушен. Ты уже звонила ему поблагодарить за ужин?

— Не знаю, нужно ли: мы очень сердечно попрощались, и сегодня вечером я его опять увижу.

— Я тебе говорю: обязательно позвони. Если он настолько галантен, значит, оценит внимательное отношение.

С точки зрения хороших манер лучше действительно перестараться, но иногда повторная благодарность выглядит не как проявление воспитанности, а как назойливость нетерпеливой девицы. Грань здесь тонкая, и, за последнее время подрастеряв нужные навыки, я не считала правильным разыгрывать инженю по телефону. Но ведь Райан — другое дело, Райан — джентльмен…

— Ты права, я сейчас позвоню.

Нажав отбой, я прошла в главный зал галереи и постояла перед скульптурой «Без названия, номер семнадцать», впитывая флюиды счастья, излучаемые творением Йена Рис-Фицсиммонса. Через пять минут я вернулась к телефону и, вытащив из кошелька визитку Райана, перевернула ее обратной стороной, где он записал номер сотового.

— Райан Деннисон.

— Райан, здравствуй, это Джейн.

— При-и-ивет, Джейн, — почти пропел он.

— Привет. Как дела?

— Отли-и-ично, а у тебя?

— Хорошо. Я хотела поблагодарить за прекрасный вечер, — сказала я.

— Как приятно, что ты позвонила… Слушай, — сказал он более деловым тоном. — У меня тут запарка, давай я перезвоню, когда разберусь с делами?

— Конечно, — согласилась я. — До созвона. Хорошо, что я не сказала «до свидания».

— Пока, Джейн, — сказал Райан.

Сотовый зазвонил буквально через минуту — быстро же он разобрался с делами!

— Джейн Лейн, — сказала я, придав лицу призывно-томное выражение в надежде, что нужные нотки появятся и в голосе.

— Джейн, это Виктор…

— Виктор! Привет!

— Слушай, — перебил меня приятель, перейдя на громкий шепот. Голос Виктора звучал серьезнее, чем когда-либо. — Люблю тебя, скучаю, все такое, но звоню, чтобы предупредить: с Диком — нечто особенное, такого я еще не ви…

В этот момент зазвонил телефон на моем столе. Вот черт!

— Виктор, мне надо ответить. Ты можешь подождать?

— Нет, не могу. Постараюсь перезвонить тебе позже. Удачи, дорогая. Ох, милая… Пока.

Я схватила трубку.

— Галерея Дэвида Дабни, — сказала я самым спокойным тоном.

— Джейн Лейн, пожалуйста, — послышался голос Аманды.

Панический звонок от Виктора, сразу за которым объявилась Велоцираптор, — такое не предвещало ничего хорошего.

— Здравствуй, Аманда.

— Соединяю с Диком.

В поисках поддержки я схватилась за край стола, не в силах переждать бесконечную секунду, которую заняло соединение.

— Джейн! Я только что разговаривал с Питером Брауном. Он не получал никакой информации по «Без названия: черное и серебро». Я отлично помню, как просил тебя это сделать! Почему поручение не выполнено?! — заорал босс.

Я, со своей стороны, прекрасно помнила просьбу начальства — именно в тот день босс учил меня, как пишется фамилия Браун, — по буквам. Отлично помню, что Дик велел передать поручение Аманде. Проблема в том, что сейчас, с холодом под ложечкой и колотящимся от страха сердцем, я, хоть убей, не могла припомнить, чтобы поручала Аманде написать Брауну о новой скульптуре.

— Джейн!

— Дик?

— Значит, тебе нечего сказать в свою защиту? Нечего?! Нечего! — торжествующе закончил он. — Меня не устраивает подобное качество работы! — И он бросил трубку.

У меня мелькнула мысль перезвонить Дику, но это вряд ли был разумный выход, поэтому я тихо положила трубку, сознавая — на этот раз шеф имеет все основания прийти в ярость.

— Черт, — буркнула я и опустила голову на стол.

Торжественное открытие экспозиции прошло как во сне, словно никого рядом не было или все вдруг стало прозрачным. Я часто поглядывала в сторону двери, но Райан Деннисон так и не появился. Я уговаривала себя, что это ничего не значит, — подумаешь, одно свидание, один вечер… К чему растравлять душу из-за почти незнакомца и наверняка глупца, который превратит меня в отчаявшуюся женщину, цепляющуюся за фальшивые обещания, женщину, которой я никогда — даже через сиксиллиард[30] лет — не хотела бы стать. Я внушала себе, что расстраиваться надо по другим поводам — например, из-за Дика, который обязательно накажет меня за упущение в работе…

Я вызвала такси, собрала вещи и надела пальто, решив оставить закрытие галереи и уборку соответствующим работникам, и подошла к Йену узнать, не надо ли ему чего-нибудь еще. В конце концов, это моя обязанность.

— Нет, но, Джейн, не уезжайте. Останьтесь на ужин, выпейте коктейль, — уговаривал Йен, глядя на меня с беспокойством, впрочем, не слишком явным.

Я видела: он не хочет показать, что догадывается о причине моего расстройства. Скульптор проводил меня до выхода и молча постоял рядом, пока не подъехало такси. Йен заслуживал всяческой благодарности за постоянную заботу, предупредительность, такт и сдержанность, но я лишь коротко попрощалась.

По дороге в отель мне пришло в голову — я расстроилась потому, что успела отвыкнуть от подобных вещей: от чувства, что все плохо, а то, что шло прекрасно, на деле хуже некуда и что жизнь — сплошная черная полоса. Было уже начало двенадцатого, когда я вставила электронную карту-ключ в прорезь электронного замка и открыла дверь номера. Включив свет и телевизор, я ушла в ванную комнату. Зубная щетка казалась непомерно тяжелой, а мыло весьма походило на цемент.

Рождество было на носу, а в галерее никто ничего не покупал. Забыв о посторонних делах, я сосредоточилась на обрабатывании постоянных клиентов галереи и целыми днями раскидывала хитроумные сети, стремясь поймать богатых заказчиков, которым звонок представителя Дика Риза мог польстить настолько, чтобы побудить посетить экспозицию, влюбиться в какую-нибудь скульптуру и купить ее. Я бросила все силы на обзванивание меценатов с целью услышать звон монет, и вскоре остальное перестало казаться безнадежно плохим.

Неделя шла, снова наступил вторник, когда художественный институт открыт до девяти вечера. Я вспомнила о нашем с Йеном плане и задалась вопросом: не лучше ли было не подводить его и никуда не ходить с Райаном? В этот момент в галерею вошел Йен, расстегивая пальто, под которым оказались ярко-пурпурная рубашка с лиловым галстуком и темно-синий костюм.

— Привет, Джейн, — сказал он, переводя дух и слегка дрожа после пробежки по чудесной чикагской погодке.

И тебе привет, о кричащее сочетание оттенков пурпура!

— Здравствуйте, Йен. Как прошел ленч?

Обычно он рассказывал, куда ходил и с кем. Но на этот раз не ответил. Значит, не хочет, чтобы я знала.

— Хорошо, отлично. Как здесь дела?

— Полнейшая тишина. Я говорила с мистером Сэндлером, надеюсь, он что-нибудь приобретет в последнюю минуту перед Рождеством.

— Да, Ивлин Сэндлер был в списке желающих приобрести «Номер шесть». Отсутствие «Шестой» ему отлично компенсирует любая меньшая по размеру скульптура. Держите меня в курсе.

Не останавливаясь поболтать со мной, Йен вошел в кабинет Дэвида Дабни, плотно прикрыв за собой дверь, и оставался там до конца дня. Казалось, его что-то тяготит, и я все думала, что это могло быть. Тут мне в голову пришло, что сегодняшний вечер просто создан для походов в Чикагский художественный институт, — такой визит поднимет Йену настроение.

— Йен, — сказала я, постучав. — Вы очень заняты?

— Нет, уже заканчиваю. Входите.

Я не увидела на столе миллиметровки и журналов Йена, но заметила, что скульптор поспешно закрыл сотовый и сунул в карман. Неужели он проговорил весь день? Почему не воспользовался телефоном галереи?