Заболоченная почва постоянно норовила затянуть ноги Дамона, продиравшегося сквозь густой подлесок. Вейрек и Мэлдред шли на несколько шагов впереди и что-то обсуждали, причем в голосе молодого человека звучала непреклонная решимость двигаться быстрее. Иногда силач останавливался и обращался к Грозному Волку, но тот не реагировал, словно разговор спутников был для него все равно, что назойливый гул насекомых, которые вились вокруг. Дамон размышлял о таинственной целительнице, которую показала им древняя карта.

– Сначала надо добыть пиратские сокровища – если только они существуют, – тихонько бормотал он под нос. – Я использую большую их часть – а если надо, то и все, – чтобы заплатить чародейке за лечение. Если только она существует, – добавил Грозный Волк громче, чем собирался.

– Дамон, ты что-то сказал? – переспросил Мэлдред, остановившийся на краю насквозь пропитавшейся водой полянки.

– Говорю, нужно бы осмотреться, – откликнулся Грозный Волк. – Солнце садится. Не представляю, как мы пойдем через эту трясину в темноте. Тем более что у нас нет факелов.

К тому времени как в небе зажглись первые звезды Мэлдред и Вейрек уже спали. Дамон сидел, прислонившись спиной к толстому, покрытому лохматыми лишайниками стволу дерева. Тишину нарушал только храп силача, хор сверчков да попугай, который с высокого, поросшего мхом тополя ругал пришельцев за проникновение на его территорию.

На короткий миг Дамону показалось, что самым лучшим выходом из ситуации будет украсть зачарованную карту у друга и самому искать сокровища, а затем целительницу, хотя, возможно, и то и другое – пустые фантазии.

– Пусть Мэлдред и Вейрек сами ищут Рики, – тихонько шептал он. – Они свободно обойдутся без моей помощи. А мне нельзя терять времени… О! Во имя ушедших Богов! Только не сейчас!

Дамон почувствовал в правой ноге легкую пульсацию, которая через несколько мгновений превратилась в такую сильную боль, что Грозного Волка затрясло как в лихорадке. Он осторожно встал, медленно заковылял прочь, подальше от поляны, вдоль маленького ручейка, текущего на восток. Дамон прошел около мили, когда грудь сдавило, будто сверху положили тяжелую каменную плиту, а ноги резко отказались слушаться. Бывший рыцарь споткнулся и рухнул в ручей, в остывшую за ночь воду, затем с трудом втащил себя на грязный берег и ощупал бедро. Твердая как сталь драконья чешуйка проступала сквозь плотную ткань штанов.

– Будь ты проклята! – тихо выругался он, – И я вместе с тобой.

Из сердцевины чешуйки волнами выплескивался леденящий холод. Зубы стучали. Казалось, что вместо леса вокруг простирается замерзшая пустыня. Дамон лег и обнял себя руками за плечи и подтянул колени к животу, но согреться все равно не удалось. От невыносимого холода Грозный Волк впал в полуобморочное состояние. Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем сознание вновь вернулось, и Дамон почувствовал, что постепенно ему вновь становится теплее. Он, наконец, смог втянуть в легкие достаточное количество воздуха и попытался встать, но поскользнулся в грязи и упал. Пошарив вокруг, Грозный Волк нащупал лозу дикого винограда и с трудом воздел себя на ноги.

Он уже собирался вернуться к Мэлдреду и Вейреку, несмотря на то, что не испытывал никакого желания предстать перед ними жалким и беспомощным, но внезапно Дамон ощутил, что ему стало еще теплее. Ногу под чешуйкой словно огнем опалило, и пульсирующие горячие волны начали распространяться по телу Грозного Волка в такт с биением сердца. Жар усилился, и бывший рыцарь с силой сжал кулаки, вонзая ногти в ладони, но не почувствовал ничего, кроме всепоглощающего жара, – боль от нанесенных ран не могла пересилить муки, которые причиняла чешуйка.

– Нет! – выдохнул он. – Останови это!

Грозный Волк пошел по течению, повторяя эти слова как заклинание, способное прекратить чудовищные пытки, но, сделав несколько шагов, совершенно обессилел, упал навзничь и покатился вниз. Его левый каблук зацепился за корень, торчащий из земли, когда голова Дамона уже окунулась в воду.

Медленный поток раскачивал длинные волосы бывшего рыцаря, словно водоросли. Жар стал еще сильнее, толчки огненной боли участились, легкие разрывались от нехватки воздуха, все тело содрогалось, руки и ноги не желали подчиняться. Дамон молил о потере сознания, смерти, о чем угодно, что остановило бы эти страдания. Грозный Волк не помнил, каким образом переместился так, что лицо оказалось над поверхностью воды, и долго кашлял, пока его желудок избавлялся от пищи, которую получил за день. Затем, собрав остатки сил, Дамон начал биться лбом о камни, в надежде, что новая боль поможет превозмочь изнуряющие судороги. Нога дернулась и отцепилась от корня. Грозный Волк скатился по мокрой осоке, растянувшись в ручье во весь рост.

Лежа на мелководье, он чувствовал, как приятная прохлада омывает полыхающее лицо. Тем не менее, жар усиливался, тело сотрясалось в конвульсиях. Дамон проклинал себя за то, что не может превозмочь эту боль. Досталось и Рыцарю Тьмы вместе с красной драконицей – за то, что обрекли его на все эти муки.

Грозный Волк попытался удержать ускользающее сознание, но тут же начал падать в глубины своей памяти, пока не оказался на окруженной стеной деревьев поляне в Соламнии.

Он вновь стоял, склонившись над раненым Рыцарем Тьмы, держа его руку в своей и пытаясь хоть как-то облегчить последние минуты уходящей жизни. Вновь рыцарь попросил Дамона снять с него кольчугу, и тот, выполнив просьбу, увидел сияющую красную чешуйку, вросшую в плоть под доспехом. Последним усилием рыцарь вырвал чешуйку из своей груди и, прежде чем Дамон понял, что происходит, вдавил ее туда, куда смог дотянуться, – в бедро Грозного Волка.

Чешуйка мгновенно приросла, и Дамону показалось, что к его коже приложили раскаленное добела тавро. Это было самое болезненное ощущение из всех, когда-либо испытанных им. Но хуже боли был позор: Великая Малистрикс, красная драконица, которая самолично вырвала эту пластинку брони из своего хвоста, стала посредством нее управлять Грозным Волком как марионеткой. Несколько месяцев спустя таинственный мглистый дракон и серебряная драконица по имени Сильвара провели над Дамоном древний магический обряд, который лишил Малис возможности контролировать Грозного Волка. Вскоре после этого у него начались приступы боли.