Война шла к победному концу, Луи Наполеон побывал в Англии, 18 августа королева Виктория и принц Альберт прибыли в Париж, пышная встреча, во дворце Сен-Клу для гостей играли «Барышень из Сен-Сира», переделанных актером Ренье, Дюма даже не позвали, а он так хотел познакомиться с королевой. Однако с людьми из ее свиты, приложив усилия, все же встретился и был приглашен в Англию. Осенью выкидыш у Эммы, слава богу, но, как назло, забеременела Изабель, отношения с которой почти сошли на нет… Кругом какое-то бестолковье, безвременье, непонятно, что делать, писать не о чем, надо бы о Наполеоне, но как, никто не подсказывает сюжета… Из беллетриста Дюма совсем превратился в «блогера» — писал «беседы», «колонки», «болтовню». Впрочем, ему давно этого хотелось. «Джентльмены Сьерра-Морены»: «Я знакомлю моего читателя с героем, жившим тысячу лет тому назад, но сам остаюсь для читателя неизвестным; по своему желанию я заставляю его любить или ненавидеть персонажей, и мне нравится внушать читателю любовь или ненависть к ним, но сам я читателю безразличен. Есть в этом что-то грустное, что-то несправедливое, чему я хочу противиться. Я стараюсь быть для читателя чем-то большим, нежели повествователь, о ком каждый составляет представление в зеркале собственной фантазии. Я хотел бы стать существом живым, осязаемым, неотделимым от общей жизни, чем-то вроде друга…»
Получилась «История моих животных», первая часть которой выходила осенью 1855 года в «Мушкетере», вторая в 1864-м в газете «Монте-Кристо», книжное издание — в 1868-м. Это продолжение мемуаров, период 1845–1852 годы, разгар славы автора, «Замок Монте-Кристо», выборы, ссоры с издателями. Все вперемешку — животные, люди, политика; слуги, кошки, куры и «господа» — существа одного порядка. (Если Дюма куда-то поехал и не назвал слугу или собаку, значит, слуги и собаки с ним не было, иначе он описал бы их наружность, характеры и биографии.) Сфотографировался у художника Надара, вышло отлично: взлохмаченная грива, элегантный сюртук и жилет из черного бархата, выражение лица радостно-доверчивое, как у ребенка, которому подарили игрушку; по этому портрету выполнено большинство шаржей и карикатур на него. В декабре завершился суд с Леви по поводу «Совести», а 4 января 1856 года Дюма начал процесс против Леви, требуя расторжения договора и выплаты 800 тысяч франков. По мнению Моруа, он делал это «желая хоть чем-нибудь отвлечься, развеять печаль угасания», но все прозаичнее: ему недоплачивали с тиражей, о которых не ставили в известность. Началась война адвокатов и экспертов, дело переходило из одного суда в другой, 26 января суд запретил Леви издавать работы Дюма, написанные после 31 августа 1855 года, но в расторжении договора отказал, Леви подал апелляцию, денег нет… 5 января «Порт-Сен-Мартен» довольно успешно поставил драму Эсхила «Орест» в обработке Дюма, 17 февраля хоронили Гейне, в марте кончилась война, а император родил наследника и объявил частичную амнистию политзаключенным, но все это пустяки по сравнению с главным событием — Дюма нашел соавтора.
Познакомились они с Гаспаром де Шервилем (1821–1898), охотником и рыболовом, в Брюсселе, но Дюма не пришло в голову предложить ему соавторство, посоветовал это издатель Пьер Этцель, пригревший Шервиля, когда тот в 1853-м вернулся из эмиграции, стал директором театра «Водевиль», но потерпел неудачу и сидел без копейки. Содружество началось со сказки «Заяц моего деда», относительно авторства которой есть разные версии. Дюма утверждал, что Шервиль рассказал ему историю устно, а он ее написал. Странная, жуткая сказка: один человек возненавидел религию, любил только охоту, его арестовали за браконьерство и чтение «еретических» книг, он убил того, кого считал доносчиком, хотел спрятать труп и…
«На земле лежал труп.
На трупе сидел заяц.
Заяц, как я сказал, в три раза больше обыкновенного.
Заяц, покрытый белой шерстью.
Заяц, глаза которого горели в темноте, как глаза кошки или пантеры».
Герой никак не может убить зверюгу: «С той поры жизнь моего деда превратилась в сплошную пытку. То он видел ужасного зайца возле очага, откуда тот бросал на него свои огненные взгляды. То во время обеда заяц залезал под стол и острыми когтями драл ему ногу. Когда дед подсаживался к конторке, тот вставал сзади, положив лапы на спинку стула. Поздними вечерами чудовищный заяц встречал его в проулках, чихая и тряся ушами. Забравшись в постель, дед напрасно крутился с боку на бок: заяц не исчезал. Измучившись вконец, Жером Палан засыпал. Но тут же просыпался от страшной тяжести, давившей ему на грудь. Он открывал глаза и видел зайца, сидевшего у него на животе и, как ни в чем не бывало, тершего себе нос передними лапами». Он гоняется за призрачным зайцем и умирает в ночи в снегу, держа его за горло…
«Заяц» печатался в «Веке» со 2 по 14 марта 1856 года, а Шервиль сообщил Дюма, что у него готов роман «Охотник на водоплавающую дичь»; эта вещь будет опубликована в 1858-м в газете «Эхо фельетонов» при организационной помощи Дюма и, по его собственным словам, почти без правки, хотя поверить в это трудно: стиль неотличим от стиля Дюма — Маке, разве что сюжет — бытовая интрига на фоне сельской жизни — для их дуэта не характерен. Но, возможно, Шервиль действительно умел писать «под Дюма»: такого соавтора надо брать. Можно предположить, что именно Шервиль, знаток и любитель деревенских легенд, предложил идею первого совместного романа — «Предводитель волков»: честолюбивый башмачник продал душу дьяволу в обличье волка, совершил много злодейств, постепенно превращаясь в зверя, но раскаялся в последнее мгновение жизни. Действие происходит в Вилле-Котре, о котором Шервиль написать вряд ли мог, так что схема работы, похоже, была такой, как в последние годы с Маке: составили план, каждый пишет свое, потом Дюма все редактирует.
Тексты, сделанные с Шервилем, принято называть слабыми, проходными — очень несправедливая оценка. Фантазия в них куда богаче, чем в других работах Дюма, и они обладают своеобразием, напоминая «страшные» новеллы Стивенсона. Единственное, в чем Шервиль уступал Маке, — в умении проектировать здание романа: за исключением динамичного «Предводителя волков» их с Дюма работы переполнены отступлениями, линии подвисают, завязки великолепны, но развязки слабо мотивированы и конец (непременно морализаторский) всегда намного хуже начала (в отличие от блистательных мрачных концовок Дюма — Маке или одного Дюма) — возможно, так выходило потому, что Шервиль писал медленно, Дюма его торопил и мог, не дождавшись, «приляпать» финал кое-как или, что более вероятно (он умел делать финалы), предоставить соавтору самому выпутываться. Чудесный человек был Гаспар де Шервиль, покладистый, за славой не гнался, свое имя ставить не просил; они подружились. Шервиль: «С 1857 по 1865 год мы совершили несколько поездок, то в Сен-Бри к нашему общему знакомому, то в окрестности Вилле-Котре. Дюма всякий раз собирался в поездку с проектами перебить всю дичь. Но, к счастью для дичи, он всякий раз начинал роман в ущерб охоте; под предлогом, что ему надо закончить главу, он оставлял нас, обещая скоро вернуться, но проходил день, и, возвращаясь вечером, мы находили его покрывающим уже двадцатый лист бумаги… Этот каторжный труд заполнял все его существование».
В 1856 году Дюма свалил с плеч «Савойский дом» (но, увы, иссяк ручей итальянских денег), написал с композитором Дюпре оперу «Самсон», но ставили ее только на частных вечерах, с драматургами Б. Лопесом и В. Сежуром отредактировал начатую Нервалем пьесу «Пират, сын ночи», премьера состоялась 11 июля в «Порт-Сен-Мартене». Нет, всё не так, отдыхать с Шервилем хорошо, но работать трудно, надо подгонять; 2 апреля 1856 года Дюма решился написать Маке: «Дорогой друг, мы могли бы урегулировать будущее таким образом: скажите, какую сумму вы желаете за наше сотрудничество, я предлагаю 36 тысяч франков». Предложил, что будет брать себе деньги за пьесы, а Маке отдавать за прозу: «Пресса» и «Конституционная» жаждут романов. Неизвестно, что ответил Маке, но ничего не получилось. Маке работал один: издал «Графа Лаверни», «Падение сатаны», заполняя исторические лакуны, оставленные ими с Дюма, писал свой главный роман «Прекрасная Габриэль». Как он признавался потом, ему тоже было грустно, что он остался один. Но он не верил бывшему другу.
