В Библии город этот фигурирует как Он, а египтяне называли его Инну, или Инну-Мехрет, что соответственно переводится как «столп», или «северный столп». Район этот был очень почитаем, ассоциировался с группой из девяти богов и считался местом средоточия мудрости, магии, науки и высшей посвященности. Когда-то здесь стояли величественные здания, жрецы пленяли святостью, познаниями и силой, в Палатах Феникса, самом священном из храмов, хранилась драгоценная загадочная реликвия под названием Бенбен, упавшая с небес. Однако же, увы, все проходит, время не знает жалости. Сгинули жрецы, обветшали храмы, куда-то подевался раритетный, даром что неподъемный, Бенбен. Древний священный город солнца практически исчез, пошел на даровой стройматериал стараниями каирцев. Время Бенбена и Феникса вроде бы прошло, настало время Аллаха и пророка его Магомета.
А между тем уже наступил вечер. Быстро сгустилась темнота, машины включили подфарники, призывно загорелись витрины, рекламы, мерцающие всполохами неона. Весело играли в нильских водах огни «Семирамиса» и «Рамзеса», дружно и оглушительно ревели пронзительные автомобильные гудки, тихо струились звуки музыки в древней, помнящей еще Наполеона Бонапарта, кофейне «Фишави», что расположена на рынке Хан-аль-Халили, точный возраст которого неведом никому. Беспечные каирцы гуляли с наследниками, общались с друзьями, ходили по магазинам, угощались голубями, фаршированными кашей, покуривали шиши[208], но в общем-то невинно, набивая его сушеным яблоневым листом с медовыми добавками, тонко беседовали, радовались жизни, пили чай каркаде, поминали Всевышнего — иль хамдуль илла, слава Господу! Дай-то нам, боже, чтоб и дальше все так было тоже. И никто не обратил внимания на черно-белое каирское такси, остановившееся у отеля «Виктория».
Из него вышли Бродов и Дорна, взглянули на внушительный фасад и направились по ступеням в холл, к высокой стойке местного ресепшена. С тем чтобы заказать номер, приличный, двухкомнатный, с кондиционером и баром. Один на двоих. Собственно, командовала парадом Дорна, Бродов стоял молча, нейтрально улыбался, словно всем видом говорил, что пусть все будет так, как дама скажет. Денег, правда, дал изрядно, а то уж совсем неудобняк. И пошли они с Дорной вначале в ресторацию, затем в апартаменты под ласковые струи душа, ну а уж потом их приняла в объятия кровать. Широкая, упругая, приземистая, познавшая в этой жизни, и особенно в половой, много всякого.
Однако такого она еще не видела — до самого рассвета сплетались тела, слышалось агонизирующее дыхание, бурно изливались пот, слезы, семя и стоны внеземного блаженства. Это был вулкан страсти, апофеоз восторга, буйство ликующей плоти, квинтэссенция нежности, понимания и гармонии. Бродов, даром что мало спал и долго ехал, был неутомим, Дорна вообще казалась прибывшей с необитаемого острова, на котором прожила сама с собой лет этак двадцать пять. Причем она не занималась сексом ради секса, судя по всему, ее интересовал именно конечный результат, логический, донельзя естественный, сугубо закономерный. Она была словно композитор, создающий единственное, неповторимое творение. То самое, которое заявит о себе во весь голос через девять месяцев.
Наконец ночь минула. Восторги поутихли, Везувий остыл, и появилась возможность нормально разговаривать. Естественно, по душам.
— Слушай, — Бродов встал, закурил, сделал круг по комнате, — почему мы с тобой?.. Зачем?
У него на языке вертелась еще тысяча вопросов, и главный, основной, будоражащий воображение, был прост: кто ты, чудо-девушка Дорна — с божественной фигурой, появляющаяся ниоткуда, знающая все наперед и, сомнений нет, читающая мысли. Девушка, крепко понимающая толк в радостях бытия.
— Неужели непонятно? — рассмеялась Дорна. — Нравишься ты мне. Причем настолько, что я рожу от тебя ребенка. Мальчика. Но на алименты подавать не буду…
— Какие алименты? — Бродов сел, наморщил бровь, сунул сигарету в пепельницу. — Мне теперь, как честному человеку, придется на тебе жениться. Куда прикажете засылать сватов?
Вот ведь, хоть и обалдел от перспективы стать отцом, однако же не удержался, схитрил.
— Ну ты и зануда, снова за свое. — Дорна поднялась, села на постели, и от ее улыбки не осталось и следа. — Отставить сватов. За шуры-муры с тобой меня уж точно по головке не погладят. Хорошо, если не оторвут. У нас с этим строго. А впрочем, ладно, плевать. — Она зевнула, встала, поцеловала в щеку Бродова и не спеша, походкой грации направилась в удобства. Даже утро после ночи любви было ей к лицу.
«Интересно, где это „у нас“? — Бродов посмотрел ей вслед, на роскошное, волнующее тело, взбудораженно вздохнул, нахмурил брови и непроизвольно почесал затылок. — Да уж, и впрямь, блин, женщина-загадка. Умница, красавица, затейница, забавница, активно готовящаяся родить мне сына». И Данила вдруг почувствовал, что снова хочет обнимать ее, целовать, слышать пламенные стоны страсти, ощущать биение прекрасного, судорожно трепещущего тела.
В общем, когда Бродов с Дорной вспомнили про завтрак, было уже самое время обедать. А потому они взяли в ресторане шорбу, ягнятину, фаршированных голубей, со вкусом наелись до отвала и, сытые, довольные, утешенные всем человеческим, направились на неспешный променад. Вообще-то это Дорна сказала, что времени еще вагон, а Бродов нисколько не возражал, и более того, был чрезвычайно рад — остановись, мгновенье, ты прекрасно. Когда он в последний раз-то гулял под руку с барышней? Солнечным ясным днем в южном незнакомом городе? С барышней своей мечты?
Они чинно бродили по городу, часто останавливаясь, чтоб поцеловаться, потом Дорна взглянула на часы, вытерла ладонью губы и с каким-то странным выражением лица быстро посмотрела на Бродова.
— Время, Дан. Нам пора. — Она судорожно прильнула к нему, резко, с неохотой, отстранилась и, шагнув на мостовую, подняла руку: — Эй, такси!
И обшарпанный черно-белый «фиат» повез их в Каир, город контрастов. С нарядной суетой площади Тахрир и подозрительными кривыми улочками района Булак, с современными небоскребами и шпилями минаретов, с приторной блевотиной кока-колы и изысканным вкусов бриуатов — треугольных аппетитных пирожков с мясом, курятиной и рыбой. Со школой при Каирском музее, где два тысячелетних саркофага служат в качестве скамеек, с величественной Цитаделью, построенной Саладдином из блоков, обрушившихся с пирамид, с великолепными, переливающимися всеми цветами радуги песками Ливийской пустыни. Воздух был полон запахов мускуса, традиционного арабского кофе с кардамоном, нагретого солнцем асфальта, жареной зелени-таамии, мяса, а главным образом, неуловимых ветров истории. Африка, экзотика, гигантский мегаполис, отрада любопытствующих путешественников.
Однако Дорна, что сразу чувствовалось, прибыла в Каир не по сторонам глазеть — все в ее действиях выдавало крайнюю сосредоточенность, энергию, деловитость. И настороженность… Сразу же после моста через Нил она оставила такси, провела Бродова хитросплетением улиц и опять посмотрела на часы:
— Так, очень хорошо идем, по графику. Слушай меня, Дан, слушай внимательно. Вначале расскажу тебе сказку. В ней, как известно, намек и добрым молодцам урок. Ты ведь добрый молодец, Дан? Что? Добрый? Ну тогда слушай. — Она лукаво усмехнулась и посмотрела по сторонам. — Итак, давным-давно, жил на земле один царь. Враги свергли его с трона, лишили всего и бросили с борта корабля в открытое море. Однако он доплыл до суши, добыл огонь, поймал гагару и, ощипав, принялся жарить на костре. А сам, в ожидании трапезы, в чем мама родила устроился рядом на берегу. В таком вот виде его и застали две женщины, проходившие мимо, — их совершенно очаровал огромный пенис царя. Тут же они опробовали его в действии, а через положенные девять месяцев каждая родила богатыря. Вдвоем они были непобедимы и разгромили всех врагов отца, вернув ему корону и трон. — Дорна замолчала, посмотрела на Бродова. — Короче, добрый молодец. У тебя есть брат, поздравляю. Не будем сейчас говорить, кто такой Свалидор, но благодаря ему ты, Дан, Великий воин, а твой родственник — Посвященный в мудрость. Тандемом вы свернете горы, и «пришлые» прекрасно знают это, а потому хотят не допустить вашей встречи, стараниями мурзиков убрать поодиночке. Надеюсь, ты помнишь экскурсию в Луксор? — Она опять взглянула на часы, коснулась челки и трудно выдавила бодрую улыбку. — В общем, по глазам вижу, что тебе уже все ясно. Сейчас пойдешь прямо, на первом переулке повернешь направо и увидишь стейк-хауз. Минут через десять там припаркуется джип, и из него выйдет твой братец с охраной, его зовут Джон. Не беспокойся, мимо не пройдет. Вы друг другу понравитесь сразу. Ну, счастливо пообщаться с родичем. Кстати, в том стейк-хаузе отличная кухня. А нам с тобой… — Она вдруг замолчала, вытащила мобильник и, глянув на экран, переменилась в лице. — Черт! Все отменяется. У нас, Дан, с тобой большие неприятности. У меня в особенности. Валим.
