— Вот видишь, Карен, убитый тобою старик Арбак, оказывается, воскрес!

Карен смутился и от стыда не нашелся, что ответить. Меружан напомнил ему об его утреннем вранье, когда он хвастался, будто убил старика Арбака на Княжем острове.

— Задержите этого лгуна! — приказал Меружан, — Полководцу царя царей Персии не подобает быть трусом, а тем более лгуном.

Приказ был немедленно выполнен.

Появление Меружана вдохнуло в персидских воинов новые силы, и они стали с невероятной храбростью теснить разъяренного врага.

В этот момент заклятые враги — Меружан и князь Гарегин — увидели друг друга.

— Меружан! — крикнул князь Гарегин. — Во второй раз несчастные обстоятельства сталкивают нас друг с другом: первый раз в городе Ване, а сейчас у развалин Нахчевана. Ты был здоров, когда приказал убить мою жену и сбежал от меня. Теперь ты болен; не знаю, как ты поступишь со мной.

— Сейчас увидишь, — ответил Меружан пренебрежительно.

При этих словах он бросился на князя Рштуникского, который даже не сдвинулся с места.

— Я отказываюсь биться с больным — это все равно что драться с трупом, — сказал князь Гарегин.

Меружан сильно разгневался.

— О Рштуникский тер! — воскликнул он. — Твое великодушие оскорбительнее твоего удара копьем, если бы тебе удалось добиться такой славы. Да, жена твоя убита по моему приказу. Священное чувство мести возлагает на тебя обязанность требовать от меня удовлетворения за кровь жены. И потому ты не должен отказываться от боя со мною.

С этими словами Меружан снова устремился на Гарегина. Но персидские воины бросились наперерез им:

— Пусть наша кровь будет между вами! Битва принадлежит нам!

Меружан отступил.

Битва возобновилась. Снова раздался смертоносный лязг оружия. Одни копьями, другие обнаженными мечами разили друг друга. Рштуникские горцы защищались легкими щитами, покрытыми дубленой овечьей кожей; персы — тяжелыми щитами из железа.

Заменив полководца Карена одним из своих храбрых соратников и оставив поле битвы в самом разгаре, Меружан направился в сторону развалин Нахчевана, где на одной из холмистых возвышенностей находилась его мать. За ним следовало несколько полков хорошо вооруженных всадников. Густая пыль окутала, как серые тучи, дорогу, по которой спешно двигалась его страшная конница.

Гурген, старый полководец княгини Васпуракана, издали заметив, что Меружан скачет к их месту, поспешил к княгине. Качая укоризненно седой головой, он сказал:

— Вот видишь, княгиня, я не ошибся: сюда идет Меружан; он хочет вступить в бой с матерью и со своими подданными. Если он победит, то, несомненно, уведет и тебя с собой.

— Куда уведет? — спросила печальным голосом несчастная женщина.

— В Персию. Туда, где в темном подвале крепости Ануш страдает царь Армении. Туда, где заключена царица Армении. Уведет к ним…

— Неужели он настолько жесток?

— Его жестокость так же беспредельна, как и его самомнение.

Материнское сострадание и горе, причиненное бессердечным сыном, попеременно волновали душу несчастной женщины. Со слезами на глазах она обратилась к старому полководцу:

— Да будет благословенна воля божья! Того, что предопределено им, не может изменить беспомощный смертный. Пусть приходит неблагодарный! Сражайтесь с его воинами, но на него руки не поднимайте.

Морщинистое лицо старого полководца нахмурилось и его умные глаза зажглись огнем негодования. Но, сдержав волнение, он довольно мягко ответил:

— Мы, княгиня, никогда не подняли бы руку на своего господина, если бы он сам не убил всего того, что свято для нас. Он ведь борется против своих подданных, против нашей веры и против нашего государства.

— Христианская добродетель, Гурген, велит нам много и много раз прощать заблуждающихся.

Старый полководец недовольный замолчал.

Тут же стоял юный Артавазд и в сильном волнении слушал распоряжения княгини. Он не вытерпел и сказал:

— А я подстрелю его! Теперь я знаю, как это сделать.

Он чуть было не сознался в своей ошибке, допущенной им на Княжем острове, когда еще не знал, что под одеждой Меружана скрыта кольчуга.

Княгиня грустно взглянула на разгневанного юношу и ничего ему не ответила. В его молодой душе кипел дух мести юной Армении.

Меружан уже приблизился со множеством всадников к подножию возвышенности, где расположились васпураканцы. Он сделал быстрый поворот и направился к дороге, которая по скату вела к тому месту, где находилась его мать.

Старый Гурген, оставив с княгиней отряд телохранителей, взял с собой остальных васпураканцев и быстро пошел на врага. Бой произошел у развалин Нахчевана, сожженного Меружаном. В несколько минут васпураканцы соорудили крепкую стену из камней и, скрывшись за ней, начали оттуда метать стрелы в неприятеля. Некоторые же метали пращами камни. Обломки разрушенного Меружаном города летели на его голову. Меружан, не обращая на это внимания, продвигался вперед вместе со своей многочисленной конницей. Его всадники были вооружены только копьями и мечами. На них были также защитные панцири. Его отряд мог действовать только на близком расстоянии. Потому-то они так и стремились приблизиться к врагу. Васпураканцы в пылу битвы стреляли не только по всадникам, но, забыв приказ княгини, не щадили и самого Меружана.

Возможно, ни копье, ни меч, ни стрела, ни секира не могли бы причинить вреда облаченному с ног до головы в медь Меружану. Но летевшие из тысячи пращей камни, градом падавшие на его голову, могли в несколько минут уничтожить его и скрыть под своей грудой. И все же он приказал отряду ломать стену и двигаться вперед.

Всадники смелым натиском двинулись против каменной преграды, круша ее и вместе с тем сражаясь с неприятелем. Сам Меружан бросился в жаркий бой. В это время камень попал в лоб его лошади; конь встрепенулся, закачался и упал на бок, прижав больную ногу Меружана. Увлеченный битвой, Меружан совсем забыл о ране; повязка на ней ослабла, рана открылась, и кровь брызнула ручьем.

Мать издали заметила падение сына: свет померк в ее глазах. С громким стоном она соскочила с тахты и, ударяя себя в грудь, побежала навстречу сыну. «Безжалостные, жестокие люди!..» — кричала она. Ее с большим трудом удержали, убедив, что упала лошадь Меружана, а не он сам.

Мать успокоилась, увидев, что лошадь снова поднялась и Меружан снова сел на нее.

Но кровь медленно сочилась из его раны и, стекая с седла, струилась по белому животу коня тоненькими струйками. Один из телохранителей заметил это, но, думая, что лошадь ранила себя при падении, ничего не сказал. После того как Меружан сел на коня, сражение стало еще жарче. Всадники Меружана уже успели сломать часть преграды и перебраться на другую сторону. Васпураканцы отступили, продолжая издалека метать стрелы и камни. В это время один из телохранителей Меружана обратился к нему, сказав:

— В стане смятение, князь!

Меружан посмотрел туда.

— Я ожидал этого… — гневно процедил он сквозь зубы и сильно побледнел. — Там дерутся пленные.

Забыв о матери, он поспешил к пленным.

Самвел, которому удалось с группой всадников в первый раз ворваться в ту часть персидского стана, где находились пленные, во второй раз сделал то же самое, но уже с численно большим отрядом. С неожиданной быстротой он прорвал кольцо охраны, оцеплявшей пленных, и устремился к ним.

— Миг освобождения настал! — воскликнул он. — Ломайте, разбивайте ваши оковы!

Пленные, охваченные чувством мести, бросились на военную стражу. Кто дрался кулаками, кто своими цепями. Многие побежали в стан, разгромили палатки и, схватив вместо дубин шесты от опрокинутых палаток, набросились на стражу. В лагере поднялась суматоха. Пощадили лишь пурпурно-красный шатер князя Мамиконяна, где стоял гроб с телом отца Самвела. Схватка была самая ожесточенная. Дрались мужчины, дрались женщины, дрались старики и дети. Даже бывшие среди пленных духовные лица приняли участие в этом кровавом побоище. Тысячи рук поднялись на своих угнетателей.