Командование 22-й тд ещё с апреля имело в разработанном виде:
план подъёма дивизии по тревоге,
приказ на марш в район сосредоточения,
таблицы вытягивания колонн,
схемы радиосвязи на марше и телефонной связи в районе сосредоточения,
схемы регулирования на маршрутах движения и даже
два маршрута движения.
Но!
«Было категорически запрещено ознакомить с содержанием разработанных документов даже командиров полков и дивизионных частей. Заблаговременное оборудование командных пунктов в районе сосредоточения дивизии и её частей также было запрещено» (ЦА МО, ф. 15, оп. 881474, д. 12, кор. 12003, л. 117–118. Приводится по: Рунов В. 1941. Первая кровь. Перелом истории. М., 2009, с. 294–295).
А это как минимум нарушение, а как максимум — преступление и открытое снижение мобготовности.
Именно в 22-й танковой дивизии, по заявлению её начальника штаба А.С. Кислицына, «за две недели до войны были получены из штаба 4-й армии совершенно секретная инструкция и распоряжение об изъятии боекомплекта из танков и хранении его в складе “НЗ”» (ЦАМО СССР, ф. 15, оп. 977441, д. 2, л. 371. ВИЖ № 3, 1989 г., с. 69). А ведь дивизия дислоцировалась в Бресте, т.е. непосредственно на границе. И в ней изъяли боеприпасы из танков и прочей бронетехники.
Согласно последнему, майскому плану прикрытия ЗапОВО, в танки и бронемашины производилась закладка боеприпасов следующим образом:
«моторизованные и танковые части:
а) на каждую боевую машину на складах части иметь 10% боекомплекта патронов, набитыми в диски; переснаряжение дисков производить через каждые 15 суток. Укладку дисков в машины производить по объявлении боевой тревоги;
б) все остальные виды запасов хранить порядком, указанным для стрелковых частей. Полная норма боекомплекта должна быть разложена поротом, взводам с расчётам выдачи на каждую машину…»
Т.е. только по объявлении боевой тревоги следовало закладывать в танки патроны и тем более снаряды (выстрелы). Однако, как пишет маршал М.В. Захаров, «15 мая Генеральный штаб отдал войскам распоряжение, разрешающее держать боезапас непосредственно в танках»! И таким образом «совершенно секретная инструкция и распоряжение об изъятии боекомплекта из танков», поступившая в Брест за пару недель до 22 июня, шла в противоречие с директивой ГШ от 15 мая.
Но, оказывается, и в стрелковых дивизиях, запертых в Бресте, как в ловушке, также изымались боеприпасы из подразделений и сдавались на склады.
В 1965 году вышел сборник воспоминаний ветеранов — партийных работников и простых жителей о событиях начала войны в Бресте. И в основном свои воспоминания оставили не рядовые, а именно командиры Бреста — от лейтенантов, командиров рот, до полковников, командиров полков и заместителей командиров брестских дивизий.
Буг в огне. Минск: Беларусь, 1965 г. (книга также есть в Интернете). И среди воспоминаний попадаются такие рассказы очевидцев.
«Сергей Сергеевич Шиканов
На партизанских тропах
В июне 1941 года — лейтенант. Участник боёв на границе. Оказавшись с ротой в окружении, принимает решение перейти к действиям партизанскими методами. Награждён орденом Красного Знамени и тремя медалями. Член КПСС.
В 125-м стрелковом полку (6-я сд. — Авт.), куда я прибыл (летом 1940 года. — Авт.), мне сразу дали пулемётную роту. <…> В октябре 1940 года рота участвовала на общевойсковых манёврах. Мы успешно выполнили задачу, и командир наградил меня именными часами.
В 1940 году как специалист-пулемётчик участвовал в рекогносцировке границы от Высокое до станции Кодень. И вот в мае 1941 года командир дивизии полковник М.А. Папсуй-Шапко вызвал меня на совещание.
— На границе будем проводить дополнительные работы: предстоит сделать пулемётные гнёзда, дзоты, окопы…
В это время требовательно затрещал телефон. Полковник поднял трубку. Он слушал, и лицо его мрачнело.
Положив трубку, Папсуй-Шапко встал и взволнованно заходил по комнате:
— С поста ВНОС сообщили, что опять два самолёта нарушили границу. — Потам, остановившись, внимательно посмотрел на всех нас и сказал, отчеканивая каждое слово: — Да, товарищи командиры, война может начаться в любую минуту — вот сейчас, завтра, послезавтра, в любой день и час. Мы должны выполнить работу на границе в возможно короткий срок!..
На другой день проехали по границе, ещё раз посмотрели, что где делать. В укрепрайон были выведены подразделения 125-го стрелкового полка, в том числе и моя рота».
Т.е. работы в предполье начались уже в мае 1941 года, и маршал Захаров указывал, что эти работы начались по директиве ГШ.
«20 мая я получил приказ выехать с ротой на полигон в Южный городок для проведения боевых стрельб из станковых пулемётов. Начальником сборов пулемётчиков был назначен майор Семён Капитонович Дородных (майор С.К. Дородных погиб весной 1943 года в лесах Брестчины. — Изд.), командир 84-го стрелкового полка.
На этот раз на полигоне были все три пулемётные роты 125-го стрелкового полка. Мы занимались обычной боевой подготовкой, но в каждой роте держали по три боекомплекта на пулемёт. а все офицеры имели при себе топографические карты.
В городе я жил на квартире вместе с начальником боепитания техником-интендантом 2-го ранга Фёдором Ивановичем Шмелёвым, моим хорошим другом. Мы всем делились между собой. Однажды, примерно за неделю до войны, он огорошил меня:
— Сергей, придётся боеприпасы сдать на склад.
— Ты что, очумел?!
— Нет, выполняю приказ. Вот, полюбуйся, — Федя показал мне распоряжение штаба дивизии.
— Пусть сдают, а я не буду.
— Смотри, тебе видней. Я тебе как другу говорю, а так — пойдёшь к командиру полка.
Проходит день, второй. Креплюсь, не сдаю боеприпасы. Вызывает меня командир полка (м-р Дородных, командир 84-го сп, который руководил занятиями на полигоне “Южного городка”. — Авт.).
— Ты почему не выполняешь распоряжение штаба дивизии?
— А у меня свой комбат есть, командир полка, они прикажут — сдам, — схитрил я в ответ.
— Ну, ты без дипломатии, — смягчился командир. — Чтобы сегодня боеприпасы были сданы. Об исполнении доложить.
— Есть!
Боеприпасы сдали, а вместе с этим сдали и топокарты.
В субботу, 21 июня, я приказал старшине получить на роту две тысячи патронов к понедельнику на очередные стрельбы.
На заре 22 июня под грохот канонады, освещенные заревом пожарищ в крепости, мы простились с Федей, и каждый ушёл своей дорогой в войну — он через крепость, а я через Брест.,.»
Т.е. в стрелковых дивизиях в Бресте примерно за неделю до 22 июня прошла команда сдать из «оружеек» боеприпасы?! И была она от Павловых-коробковых?!
Эти конкретные пулемётные роты были в те дни не в казармах, а на полигоне, но они имели, по словам С. Шиканова, при себе по три боекомплекта на «Максим», но были предназначены не для стрельб и хранили их в «оружейках». Как пытаются заявлять некоторые адвокаты генералов, «нормальное дело — не хрен на полигоне иметь БП для боевой стрельбы. На учебные стрельбы выдают, вот ими и стреляйте. И данный эпизод никакого отношения не имеет к обороне крепости».
Попробую пояснить.
У некоторых историков есть любимое занятие — выяснять-сравнивать, например, сколько было патефонных иголок в кавалерийском полку танковой дивизии РККА и вермахта. Видимо, этот «описательный ботанизм» у них и является неким «историческим исследованием». Ну что ж., попробуем в цифрах (и «на пальцах») показать, что поведал командир пулемётной роты.