Юрий Нагибин был очень талантливым писателем, который родился и прожил жизнь в СССР. Он отдавал себе отчет в происходящем. После того как в Чехословакию вошли советские танки, он решил, что в этой стране у него не будет детей. Он жестко относился к строю и служащим ему людям. И в первую очередь к себе.

А потому имел право на критику. Шкалу собственной оценки он определил с самого начала, едва взявшись за «Дневник».

«20 марта 1942 года

Сегодня наша переводчица Килочицкая, святая курица, подходит ко мне и говорит:

– Юрий Маркович, я хочу вас предупредить – о вас очень плохого мнения. Говорят, что вы циничны, развращены и к тому же трус. Мне больно за вас, как за русского юношу.

– Любовь Ивановна, – сказал я, – к сожалению, это все святая правда.

– Но как же так? Я ничего этого не вижу.

– Вы слишком доверчивы. Умные люди проглянули меня в самую глубь».

Последней, шестой, женой Нагибина стала Алла Нагибина, которая, по словам друзей писателя, была ему и женой, и секретарем, и медсестрой, и водителем. В одном из последних интервью Нагибин признался, что единственный рассказ, за который ему не стыдно – это «Рассказ синего лягушонка», история об Алле, последней любви.

Алла Григорьевна оставила воспоминания о последних днях мужа:

«Предчувствия у него возникали. Говорят, они есть у всех сердечников. Его кончину ускорила смерть собаки, эрдельтерьера Проши. У Юры было много собак, и все эрдели. Я думаю, что хозяин выбирает собаку такую, какой он сам. Ему нравилось, что эрдели до старости активны, молодые, сумасшедшие. В феврале 94-го умер эрдель Проша. Я ночью вывезла его из дома, а утром сказала: „Проши нет“. Юра заплакал… Он связывал свое самочувствие с жизнью этой собаки. Я предложила: „Давай возьмем другую собаку“. – „У меня другой собаки не будет“, – отрезал Юра.

Я все-таки поехала куда-то к черту на рога, взяла щеночка, привезла домой. Юра лежал. Я бросила эрделя ему в кровать. Он мне в ответ резко закричал: “Это предательство Проши!” Я закрыла дверь, ушла. Потом прихожу – он держит щенка в руках, как хрустальную вазу, бережно и нежно. За три дня до смерти он сказал: “Когда я сдохну, ты все продай и уезжай отсюда”.

Он умер 17 июня. А легко или тяжело, никто не знает. Я зашла к нему в 9 утра взять щенка. Юра пожаловался: “Он мне всю ночь спать не давал”. – “Ну ты поспи”, – сказала я ему. Кто-то позвонил, я спустилась вниз, поговорила по телефону… потом услышала вскрик, поднялась к нему – Юра не дышал… Не думаю, что он не почувствовал этой предсмертной боли. Легких смертей не бывает. Болеть он не умел. Даже говорить о болезнях не любил. Никогда не жаловался. И я очень надеялась на его генетическую силу. Зря надеялась…

Народный артист СССР Юрий ЛЕВИТАН (1914–1983) – первый среди дикторов, удостоенный высшего актерского звания.

Его блистательная карьера началась отчасти случайно: Левитана попросили прочитать текст на радио. Работал Юрий Борисович ночью, так как именно в это время стенографистки на Дальнем Востоке записывали содержание статей, которые утром должны были увидеть свет в печати на другом конце страны.

Так получилось, что именно в это время Сталин, который, как известно, работал по ночам, включил радио и услышал голос начинающего диктора. Вождь тут же позвонил и спросил, кто читает передовицу «Правды». На другом конце трубки не знали – хвалить Левитана или нет, почему Сталин о нем спрашивает. В итоге ответили, что текст читает стажер, первый раз, и может, в последний.

Но Сталин высказал пожелание, чтобы именно этот молодой человек отныне читал по радио его речи.

В итоге Юрий Левитан стал главным голосом страны: именно он объявлял о начале войны, читал сводки Совин-формбюро. Голос Юрия Борисовича обладал не только глубиной и выразительностью, но и, как оказалось, невероятной силой. Недаром именно Левитана Гитлер считал своим врагом номер один, Сталин был под номером два.

Радостную новость о Победе страна узнала тоже от Юрия Левитана. Тогда радиостудия находилась в помещении Центрального телеграфа на улице Горького. А когда разлетелась весть о Победе, вся Москва вышла на Красную площадь. Не остался в стороне и Юрий Левитан. Через какое-то время неожиданно для себя он понял, что не может выбраться из ликующей толпы. Левитан взмолился: «Ребята, пропустите, мне на работу надо». И услышал в ответ: «Какая работа, сейчас Левитан о победе объявит, оставайся, будем праздновать!»

С трудом диктор сумел добраться до здания ГУМа, где находилась резервная студия радиокомитета, и оттуда прочитал свой великий текст.

Смерть настигла легендарного диктора после его встречи с ветеранами Курской битвы – инфаркт случился прямо во время митинга.

Жизнь потомков Левитана сложилась трагично. Дочь диктора, Наталья Сударикова, в 2006 году была убита собственным сыном. Молодого человека признали невменяемым и отправили на лечение. А спустя семь лет было обнаружено и его тело.

На Новейшей территории Новодевичьего, по соседству с десятым участком, где в основном находятся захоронения актеров и писателей, расположен участок номер девять. Монументальные памятники установлены на могилах военачальников, офицеров, летчиков. Словом, тех, кто сделал все для того, чтобы в мае 1945-го закончилась война.

С Героем Советского Союза Алексеем МАРЕСЬЕВЫМ (1916–2001) я познакомился накануне его 85-го дня рождения. Нужно было сделать интервью для газеты. Мне продиктовали домашний адрес легендарного героя (в школе я, как и все, разумеется, читал книгу Бориса Полевого «Повесть о настоящем человеке) – улица Тверская, элитарный, как сказали бы сейчас, дом, украшенный мемориальными досками в память известных жильцов. Я ожидал увидеть какие-то невероятные хоромы, в которых живет самый известный летчик страны. А оказался в небольшой квартирке, с узким, как мне показалось, коридором, по которому Алексей Петрович передвигался, опираясь руками в стены.

В былые годы Маресьев был, что называется, нарасхват – все хотели взять у него интервью, пригласить на встречу. А потом наступило какое-то затишье. Да что там, многие считали, что героя уже нет в живых. Рассказывали, как однажды в Комитет ветеранов войны, которым он руководил, пришел мужчина и, увидев портрет Маресьева, произнес: «Хороший был человек, Царствие ему небесное». Услышав в ответ, что Алексей Петрович жив и только что вышел из этого здания, посетитель не растерялся: «Ну тогда дай Бог ему здоровья».

Мы о многом говорили с Маресьевым, я почувствовал, что живется ветерану совсем непросто. Он, конечно, никоим образом не показывал то, что ему тяжело. Но из пауз, которые то и дело возникали в его монологе, из взгляда, которым он встречал мои, возможно, наивные вопросы, я понимал разницу между обложкой жизни и ее реальным содержанием. В конце разговора Алексей Петрович сказал: «И хватит уже делать из меня легенду. Я человек, а не легенда».

Под таким заголовком и вышел материал, его опубликовали аккурат на 9 мая. А потом, через несколько дней, планировалось устроить юбилейные торжества в честь Маресьева. Помню, я возвращался с дачи в Москву, когда услышал по радио обрывок новостей: «Похороны Маресьева состоятся на Новодевичьем кладбище». Какие похороны? Он же собирался отмечать день рождения!