Мелина еле успела упереться руками в приборную доску, чтобы не вылететь через лобовое стекло. Бинг, не выпуская револьвера, повернулся к подбежавшему мужчине.

– Сэр, во имя руки Фатимы, – повторил он. – Я ждал вас.

– Откуда ты знаешь, кто мы? – резко спросил Бинг.

– Мой кузен, Ахмед, позвонил мне, – объяснил тот. – Но четверть часа назад мой брат тоже получил сообщение. Увы, наша семья разобщена, сэр, и он – человек Мулая Ибрагима.

Бинг медленно убрал револьвер в карман.

– Нас поджидают? – спросил он.

Араб махнул рукой вперед.

– Да, сэр, в деревне, их примерно десять человек.

– Как называется деревня?

– Эль-Гуэльб. Но не все служат Мулаю Ибрагиму, подобно моему брату. Многие остаются верными королю.

– Есть ли другая дорога?

– Есть тропа, сэр. Она каменистая и предназначена для верблюдов, но я могу показать вам…

– Залезай, – скомандовал Бинг, – и показывай, куда сворачивать.

Тропа оказалась совершенно непригодной для автомобиля, поэтому им пришлось просто проехать пару километров в глубь местности, а потом, описав полукруг, снова вернуться на шоссе.

Указатель сообщал, что до Касабланки осталось сто девяносто километров.

– Задержите Мулая Ибрагима, если сможете, – попросил Бинг проводника. – Хорошо бы проколоть ему шину, чтобы мы успели добраться до Касабланки.

– Я понял вас, сэр, – ответил тот, усмехаясь, словно все происходящее было грандиозной шуткой.

Поблагодарив араба, Бинг снова утопил педаль, склонившись над рулем и безмолвно уговаривая автомобиль выдать скорость, к которой его не готовили конструкторы.

Зуки снова залез к Мелине на сиденье и дремал у нее на руках, изредка рассеянно спрашивая, долго ли им еще ехать.

А они ехали и ехали, и Мелина то и дело оборачивалась, ожидая увидеть несущийся за ними «мерседес», но вокруг были самые обычные машины. В какой-то момент ей начало казаться, что они будут ехать так без конца и все время по обе стороны дороги будет расстилаться пустыня, будут мелькать фермы, изредка вилла, деревеньки, через которые они проносились вихрем, распугивая местных жителей.

Когда наконец они достигли окраин Касабланки, Мелина с трудом поверила своим глазам. Ей захотелось еще раз крикнуть, что у них все получилось, но, взглянув на сжатые губы Бинга и его напряженный взгляд, она поняла, что момент неудачный. Все еще была вероятность, что их остановят и они потерпят неудачу на самом пороге победы.

Они свернули прочь от города, и Мелина успела заметить мелькнувший указатель «Аэропорт», а потом раздался рев двигателей, и по обе стороны от машины возникли люди на мотоциклах. Они были одеты в армейскую униформу, и пару мгновений Мелина в страхе гадала, друзья это или враги. А потом они отдали Бингу салют, и у девушки отлегло от сердца.

Ворота в аэропорт с надписью «Въезда нет», были распахнуты настежь, и они, не сбавляя скорости, мчались по взлетной полосе, пока Мелина не заметила серебряные крылья самолета и волшебные буквы B.E.A.[2]

Еще несколько ударов сердца – и Бинг резко остановил автомобиль. Представительный мужчина в европейской одежде, стоявший в толпе солдат, служащих и помощников, сорвался с места и побежал к ним. По его лицу струились слезы. Он поспешно, но крепко сжал ладонь Бинга и протянул руки к Зуки.

– Папа! Папа! – закричал тот, и через секунду они уже целовали друг друга, а потом мужчина почти бегом понес мальчика к самолету. Женщина, явно марокканка, но одетая по последней парижской моде, стоявшая наверху трапа, тоже плакала, глядя, как Зуки бежит к ней. Подхватив его на руки, она повернулась и помахала рукой тому мужчине, потом трап откатили в сторону, дверь закрылась и самолет двинулся вперед по взлетной дорожке.

И только тогда Мелина с глазами, полными слез, повернулась к Бингу. Он сидел, откинувшись на сиденье, и казался совершенно опустошенным и измученным. Его руки безжизненно повисли, и эта деталь, пожалуй, больше всех прочих рассказала Мелине о том напряжении, в котором он находился последние сутки.

Но потом отец Зуки снова подбежал к машине, и Бинг, выскочив наружу, поприветствовал его.

– Еще пару минут – и самолет улетел бы. – Министр с трудом выговаривал слова от волнения. – Они и так задержали вылет на двадцать минут.

Слезы все еще струились по его щекам, и только большим усилием воли он взял себя в руки.

– Нам не стоит задерживаться здесь, – сказал он. – Поехали со мной. Машину оставьте, о ней позаботятся.

Он щелкнул пальцами, и к ним подъехал стоявший поодаль лимузин. Они втроем сели на заднее сиденье, мотоциклисты снова заняли свои места по бокам машины.

– Бинг, какими словами мне благодарить тебя? – спросил марокканец, когда кавалькада сдвинулась с места.

– Не говори ничего, – ответил Бинг. – Нам просто повезло. И позволь представить тебе Мелину Линдси. Не знаю, где бы я был без ее помощи. Она дочь сэра Фредерика Линдси, я рассказывал тебе о нем.

– Ну конечно, – ответил министр. – Сэр Фредерик Линдси был великим человеком. – Он слегка наклонился вперед и взял руку Мелины в свою. – Как я могу поблагодарить вас за спасение моего сына?

– Все сделал Бинг, – смущенно ответила Мелина.

Министр, ничуть не стыдясь, смахнул слезы со щеки.

– Мой мальчик, мой мальчик… – пробормотал он. – Сейчас он в безопасности, но откуда мы знаем, когда Мулай Ибрагим вновь нанесет удар?

– А куда мы, кстати, едем? – спросил Бинг спокойным, непринужденным тоном, который словно возвращал их к обыденности.

– Конечно же ко мне домой. Я подумал, что сегодня вы отдохнете у меня, а завтра покинете страну. Бинг, ты знаешь, что теперь ты меченый человек, да и жизнь мисс Линдси тоже отныне в опасности.

Машина въехала на просторный двор, а потом все трое вошли через украшенные прекрасной резьбой ворота в прохладу дома, который был наполовину марокканским, наполовину французским.

– Чего бы вам хотелось в первую очередь? – спросил их гостеприимный хозяин.

– Лично я, – признался Бинг, – хотел бы вымыться и переодеться, и Мелине, полагаю, хочется того же.

Министр щелкнул пальцами.

Появилась горничная-француженка и провела Мелину наверх в великолепную спальню, окна которой выходили в цветущий сад, за которым виднелось море.

– Я думаю, платья мадам подойдут вам, мадемуазель, – заметила она, окинув девушку оценивающим взглядом. – Его превосходительство сказал, что вы можете выбирать что угодно по вашему вкусу.

– Спасибо, – ответила Мелина, снимая джелабу и понимая, насколько странно должна выглядеть с сурьмой, размазанной вокруг глаз, и покрасневшим от яшмака носом.

Какое невыразимое блаженство было погрузиться в горячую ароматную ванну и позволить расслабиться напряженным мышцам! Потом Мелина вымыла голову и снова увидела золотые и медные искры в волосах, освобожденных от слоя пыли.

Наверное, она лежала в ванне еще добрый час, пока не поняла, что у нее слипаются веки и она соскальзывает в дремоту.

«Ну и дурочкой я окажусь, если утону теперь», – подумала она с улыбкой, вылезла из ванны и насухо вытерлась большим полотенцем.

Вернувшись в спальню, Мелина обнаружила поднос с молоком и фруктами.

– Его превосходительство посоветовал вам отдохнуть, мадемуазель, – пояснила горничная. – Он просил передать, что им с месье Вардом есть что обсудить, а вам стоит поспать и восстановить свои силы.

– Я в самом деле устала, – признала Мелина, вспоминая, как мало она спала в последнее время.

– Ужин будет не раньше половины десятого, – сообщила горничная. – Но повар приготовил для мадемуазель омлет.

Мелина съела принесенное и уснула, едва ее голова коснулась подушки.

Она проснулась, казалось, много часов спустя от звука отдергиваемых занавесок и мгновенно исполнилась безоблачного счастья, вспомнив, что теперь все позади.

Горничная уложила волосы Мелины непривычным и, как надеялась девушка, удивительно идущим ей образом. Из множества платьев, висевших в гардеробной, было выбрано платье из голубого шифона, расшитое крошечными бриллиантами. Платье изящно облегало фигуру Мелины, и она казалась в нем совсем юной и воздушной.