— Отличный барометр, мой друг, — заметил я.

— Да, барометр природный, он не обманул меня ни разу, когда я плавал по Магелланову проливу.

В это время пик Сармиенто отчетливо вырисовался на фоне неба. Это предсказывало хорошую погоду, что и подтвердилось.

«Наутилус», погрузившись в воду, приблизился к берегу, но шел вдоль него только несколько миль.

Сквозь стекла окон в салоне я видел длинные, похожие на лианы стебли гигантских представителей фукусовых водорослей, несущих грушевидные пузыри и представленных несколькими видами в свободных водах Южного полюса; их клейкие гладкие стебли достигают трехсот метров в длину — это настоящие веревки толщиною в большой палец, очень крепкие; они нередко служат вместо причальных канатов для небольших судов. Другой вид травы, под названием вельпы, с листьями длиной в четыре фута, покрытыми коралловидными наростами, устилал морское дно. Он служил пищей и местом скоплений для мириад ракообразных, моллюсков, крабов, каракатиц. Среди них пиршествовали тюлени и морские выдры, соединяя на английский манер рыбу с зеленью.

По этим исключительно плодовитым глубинам «Наутилус» плыл с предельной скоростью. К вечеру он уже приближался к Фолклендским островам, и на следующее утро я уже мог видеть горные вершины этих островов. Глубина моря была тут незначительна. Я полагал, и не без оснований, что два главных острова, окруженные многочисленными островами, когда-то образовывали часть Магеллановой земли. Фолклендские острова были открыты, вероятно, Джоном Девисом, который назвал их Южными островами Девиса. Позднее Ричард Хаукинс назвал их Майдэн-Айланд — островами Девы Марии. В начале XVIII века французские рыбаки из Сен-Мало назвали их Малуинами, и, наконец, англичане, которым теперь принадлежат эти острова, дали им имя Фолкленд.

У их побережий наши сети захватили несколько интересных видов водорослей и среди них фукусов, корни которых были усеяны лучшими в мире ракушками. Дикие гуси и утки десятками слетались на побережье; они по заслугам заняли подобающее место в кухне «Наутилуса».

Что касается рыб, то я специально заинтересовался костистыми из группы бычков. В особенности меня привлек один вид бычка в двадцать сантиметров длиной, покрытый желтыми и беловатыми крапинами.

Я любовался многочисленными медузами и самыми красивыми из них — хризаорами, свойственными водам Фолклендских островов. Они имели форму то полусферического зонтика, совершенно гладкого с буро-красными полосками и обрамленного двенадцатью правильными фестонами, то форму корзинки, откуда изящно свешивались широкие листья и длинные красные веточки. Они плавали, гребя своими листовидными губными щупальцами и распуская по течению свою густую шевелюру из тонких краевых щупалец. Мне хотелось сохранить несколько образцов этих нежных зоофитов, которые, к сожалению, быстро разрушаются вне родной стихии.

Когда последние высоты Фолклендских островов скрылись за горизонтом, «Наутилус» ушел под воду на двадцать — двадцать пять метров и плыл вдоль берега Южной Америки. Капитан Немо не появлялся.

До 3 апреля мы еще плыли вдоль берегов Патагонии, то под водами океана, то на его поверхности. Наконец, «Наутилус» пересек широкий лиман, образованный устьем Ла-Платы, и 4 апреля оказался на траверсе Уругвая, но на пятьдесят миль от него в открытом море. Следуя причудливым извилинам берега Южной Америки, он все время держался направления на север. Таким образом, с того времени, когда мы вступили на борт «Наутилуса» в Японском море, мы покрыли расстояние в шестнадцать тысяч лье.

К одиннадцати часам утра мы пересекли тропик Козерога у тридцать седьмого меридиана и прошли в открытом море мимо мыса Фрио. К великому неудовольствию Неда Ленда, капитану Немо, видимо, не нравилось соседство этих обитаемых берегов Бразилии, и потому он шел с головокружительной быстротой. Ни одна рыба, ни одна из самых быстролетных птиц не могли следовать за нами, и все, что было любопытного в этой части океана, ускользнуло от нас.

Такой быстрый ход держался несколько дней, и вечером 9 апреля мы увидели самую восточную точку Южной Америки, какую представляет собой мыс Сент-Рок. Но «Наутилус» опять ушел в другую сторону и направился в самые глубины подводной долины, образовавшейся между этим мысом и горной цепью Сьерра Леоне на африканском берегу. На широте Антильских островов эта долина расходится в разные стороны; к северу долина заканчивается огромной впадиной в девять тысяч метров глубиной. Геологический срез в этом месте океана до малых Антильских островов представляет собой отвесную скалу в шесть километров вышиной, а на широте островов Зеленого Мыса высится другая, не менее почтенная стена, и здесь, в морских глубинах, меж этих двух скалистых стен, затонул целый материк — Атлантида. На дне огромной морской долины вздымается несколько гор, придающих живописный вид ее подводным глубинам. Я говорю об этом, руководясь главным образом картами в библиотеке «Наутилуса», которые вычерчены, видимо, рукою капитана Немо и основаны на его личных наблюдениях.

В течение двух дней мы бороздили эти пустынные глубины, пользуясь нашей системой наклонных плоскостей, благодаря которым «Наутилус» мог держать курс по длинным диагоналям на любую высоту. Но 11 апреля судно вдруг поднялось прямо вверх, и мы увидели побережье огромной лагуны, образованной впадением Амазонки, которая изливает в море такое количество воды, что море опресняется на пространстве многих миль.

Мы пересекли экватор. В двадцати милях к западу от нас осталась французская Гвиана, где мы легко могли бы найти себе убежище. Но бушевал ветер, и яростные волны не дали бы достичь ее на утлой лодке. Нед Ленд это понимал и не заговаривал о бегстве. Я, с своей стороны, ни одним словом не намекнул на его планы, опасаясь вызвать какую-нибудь попытку, которая заведомо была обречена на неудачу.

Я вполне вознаградил себя за эту задержку интересной научной работой. Последние два дня, 11 и 12 апреля, «Наутилус» не погружался, и его шлюпка привозила чудесный улов всяких зоофитов, рыб и рептилий. Некоторые зоофиты были выловлены шлюпочным канатом. Большей частью это были красивые фикталины одного из семейства актиний, и среди других видов — phyctalis protexta, свойственная только этой части океана; она имеет вид коротенького цилиндрика, украшенного продольными линиями и красными точечками, а сверху увенчанного чудесным букетиком из щупалец. Что касается улова моллюсков, то он состоял из видов, которые я уже наблюдал, — турителлы, оливы, порфиры с правильно перекрещивающимися линиями и с рыжими крапинками, ярко выступающими на телесном фоне; фантастические птероцеры, похожие на окаменелых скорпионов; прозрачные хиалы, аргонавты и превосходные для еды каракатицы, а также несколько видов кальмаров, которых древние натуралисты причисляли к летающим рыбам и которые служат главной насадкой при ловле трески.

Среди рыб, обитающих у этих берегов, я отметил несколько различных видов, которых я еще не имел случая наблюдать. В подклассе хрящевых: угревидные миноги-прикка длиною пятнадцать дюймов, с зеленоватой головой, фиолетовыми плавниками, серо-голубой спиной, серебристо-бурым брюхом, усеянным яркими крапинами, и с золотистой радужиной вокруг глаз — животное очень интересное, вероятно занесенное в море течением Амазонки, так как, вообще говоря, живет в пресных водах; затем бугорчатые скаты с острой мордой и длинным гибким хвостом, который вооружен длинным зазубренным шипом; затем маленькие акулы в метр длиной, покрытые серой и беловатой кожей, — у них зубы расположены в несколько рядов и загнуты внутрь; затем рыба — летучая мышь, похожая на красноватый равнобедренный треугольник, в полметра длиной, у которых грудные плавники в виде мясистых лопастей, что делает их похожими на летучих мышей, но их называют и морскими единорогами по той причине, что у них около ноздрей есть роговой нарост; наконец, несколько видов балистов-спинорогов, бока которых, покрытые мелкими точечками, сверкали ярким золотистым цветом, и, наконец, каприски светло-лилового цвета с переливчатыми оттенками, как на груди у голубя.