Советский исследователь творчества Жюля Верна Е. Брандис отмечал, что Жюль Верн был одним из деятельных участников «Общества сторонников летательных аппаратов тяжелее воздуха», основанного в Париже в 1865 году известным ученым-энтузиастом Надаром (псевдоним Ф. Турнашона). Но за последовавшие двадцать лет никаких реальных свершений в летательной технике не произошло... А вот в романе Жюля Верна «Робур-Завоеватель» (1866) появляется новый персонаж — покоритель воздуха, создатель летательного аппарата «Альбатрос», совмещающего в себе самолет и геликоптер.

В этом фантастическом воздушном корабле будущего динамический полет осуществляется при помощи винта — прообраза пропеллера. Писатель в принципе верно предугадал реальные пути освоения воздушной стихии. Вспоминая заключительный эпизод романа «Робур-Завоеватель», когда «Альбатрос», зависнув над терпящим аварию аэростатом, снимает с него пассажиров, нельзя не восхититься силой научного предвидения автора, потому что даже в 20-х годах нашего века возможность вертолета зависать в воздухе еще подвергалась сомнению.

По композиции и сюжету «Робур-Завоеватель» во многом близок роману «Двадцать тысяч лье под водой». В обеих книгах незадачливые пленники проделывают на невиданной машине вынужденное кругосветное путешествие. Но образ ученого приобретает здесь явственные негативные черты, сулящие беды не столько ему лично, сколько судьбе его изобретения. Робур кое в чем остается сродни вперед смотрящим героям Жюля Верна. Ему присущи упорство, уверенность в правильности решения научной задачи, самоотдача любимому делу. Но уже не бунтарь, не мечтатель. Свободолюбивые идеалы ему чужды, к людям он питает высокомерное презрение, преданность научной идее граничит с фанатизмом, гордость и тщеславие грозят превратиться во властолюбие. В речи, обращенной к «Уэлдонскому обществу воздухоплавателей», он представляется индивидуалистом, не заботящимся ни о мнении общества, ни о его интересах. В стычке с тупоумными американскими провинциальными воздухоплавателями Робур ведет себя бесцеремонно и грубо, хотя и развивает здравую научную концепцию. Во время совершаемого ими вынужденного кругосветного путешествия он жестоко обращается со слугой-негром Фриколлином, а при управлении кораблем то и дело подчиняется собственным причудам, которые в конечном счете приводят к аварии «Альбатроса».

Поэтому несколько неожиданны в устах такого человека, как Робур — хотя вполне логичны и оправданы для мыслей самого автора,— слова героя в конце романа: «Успехи науки не должны обгонять совершенствования нравов... Народы еще не созрели для единения... Секрет своего изобретения я уношу с собой, но он не погибнет для человечества. Оно будет принадлежать ему в тот день, когда люди станут достаточно образованными, чтобы извлечь пользу из моего открытия, и достаточно благоразумными, чтобы никогда не употреблять его во вред». Таким образом, Жюль Верн ясно понимал, что сами по себе научные открытия не только не могут преобразовать общество, но и могут быть использованы во вред ему.

В 1904 году появляется роман «Властелин мира», составляющий своеобразную дилогию вместе с «Робуром-Завоевателем». Здесь автор вновь использует сюжетную схему погони за неизвестным аппаратом и пленения преследователя, который становится свидетелем могучих возможностей нового технического изобретения — машины-вездехода, одновременно являющейся и летательным аппаратом.

В этом романе автор сравнительно мало останавливается на технических деталях. Жюлю Верну важно лишь одно: аппарат питается электроэнергией, применение которой автор представлял себе прозорливее, чем большинство его современников.

Создатель нового аппарата — уже известный читателю Робур, образ которого, однако, претерпевает дальнейшую эволюцию, отраженную в самом названии романа. Теперь он «властелин мира», как сам себя величает. Одинокий изобретатель пошел еще дальше по пути саморазрушения личности и вообразил себя повелителем не только людей, но и земных стихий. Недаром его корабль носит название «Грозный». Но сам Робур уже воплощение не силы («робур» по-латыни —- сила, мощь), а безумия, и его изобретение не только бесполезно, но и опасно.

«Грозный» безвозвратно гибнет в грозовых разрядах, куда направил свой воздушный корабль «властелин мира», поставивший гордыню выше людей и законов природы. Любимый герой Жюля Верна, капитан Немо, прошел путь от позиций мстителя-одиночки до примирения с человечеством в лице его лучших представителей, борцов за свободу и независимость своей страны, основавших дружную трудовую колонию. Он умирает с именем родины на устах, сохранив свой ореол борца за справедливость. Робур кончает свою жизнь как эгоист и человеконенавистник, охваченный навязчивой идеей и, как пишет автор, «угрожавший своим страшным изобретением спокойствию всего мира».

Прогрессивный характер фантастики Жюля Верна особенно ясен и актуален в наши дни, когда империалистические силы в безудержной гонке вооружений ставят под угрозу атомной гибели все человечество. Нам особенно дороги его исторический оптимизм, вера в грядущие перспективы развития общества свободных тружеников, в расцвет науки, обращенной на службу человечеству. Писатель использовал жанр научно-фантастического романа для провозглашения высоких идей. Традиция эта развивается в лучших произведениях советской и зарубежной фантастики, в противовес иным «антиутопиям», изображающим будущее либо как пещерное существование, либо как бездуховное царство роботов, подчинивших себе людей. «Ученые мира — на службе мира и прогресса» — таким мог бы быть эпиграф ко всему творческому наследию французского писателя-фантаста.

З. Потапова

— Паф!.. Паф!..

Два пистолетных выстрела прозвучали почти одновременно. Одна из пуль угодила в спину коровы, которая паслась шагах в пятидесяти от места дуэли. А ведь она не имела никакого отношения к ссоре.

Ни один из противников не пострадал.

Но кто же были эти два джентльмена? Никто не знает. А между тем именно здесь, казалось бы, весьма уместно сообщить их имена потомству. Можно с достоверностью утверждать лишь одно: старший из них был англичанин, младший — американец. Что касается места, где бессловесной твари довелось в последний раз отведать травы, то указать его ничего не стоит. Случилось это на правом берегу Ниагары, по соседству с висячим мостом, который соединяет американский берег реки с канадским, в трех милях ниже водопадов.

Англичанин приблизился к американцу.

— Я по-прежнему утверждаю, что то был гимн «Рул Британия»! — заявил он.

— Нет! «Янки Дудл»! — возразил его противник.

Ссора грозила вспыхнуть с новой силой, но тут — несомненно в интересах охраны скота — вмешался один из секундантов.

— Помиримся на том, что мы слышали «Рул Дудл» и «Янки Британия», — воскликнул он, — и пойдем завтракать!

Ко всеобщему удовлетворению, компромисс между национальными гимнами Соединенных Штатов Америки и Великобритания был достигнут. Американцы и англичане перешли на левый берег Ниагары и направились завтракать в гостиницу Гоат-Айленд, расположенную на холме между двумя водопадами. Не станем мешать им наслаждаться традиционными блюдами — вареными яйцами, ветчиной и холодным ростбифом, приправленным острыми пикулями, которые они запивали потоками чая, способными соперничать даже с прославленными водопадами. Впрочем, мало вероятно, чтобы в нашем повествовании еще раз зашла речь об этих людях.

Кто же все-таки был прав: англичанин или американец? Ответить на этот вопрос нелегко. Бесспорно одно: поединок между ними свидетельствовал о том, до какой степени были возбуждены умы не только в Новом, но и в Старом Свете тем необъяснимым явлением, которое вот уже целый месяц приводило всех в замешательство.

«…Os sublime dedit coelumque tueri»[35], — сказал Овидий к вящей славе рода человеческого.