Осман — бей рассказывает о том, как Абдул — Меджид ходил в дом старой черкешенки, вдовы вице — короля Египта, где сватался к юной черкешенке по имени Бессиме: «Султан пленился Бессиме, красота которой положительно превосходила все идеалы поэтов и артистов. Прекрасные темно — голубые, могущественно — выразительные глаза ее могли свести с ума даже анахорета. Белизна ее кожи превосходила все, что создавала фантазия Рубенсов и Тицианов».

Фактически, султаны XIX века были черкесской крови и окружали они себя также черкесами, что говорит об их этнической самоидентификации достаточно красноречиво. Черкесское окружение привело к стабилизации власти: за все столетие было лишь одно насильственное смещение султана — Абдул — Азиза в 1876 году. Но заговорщики жестоко поплатились за свои действия: они были убиты во время заседания в доме Мидхат-паши черкесом Гассаном, родственником Абдул — Азиза. Впрочем, события эти относятся уже к эпохе «махаджиров» и выходят за рамки данного исследования. То, что при Абдул — Азизе и Абдул — Хамиде II султанский двор и армия были буквально наводнены черкесами и абхазами — широко известный факт. Гораздо менее известно то, что многие высшие должности в армии и государственном управлении были заняты черкесами уже в первой половине XIX века. После смерти Махмуда 11 в 1839 году вся власть в империи была сосредоточена в руках черкесских военачальников. «Заблаговременно, — сообщает Базили, — были приняты деятельным Хозрефом все нужные меры для воцарения 17–летнего Абдул — Меджида. Молодой султан среди слез, пролитых над телом нежно любимого отца, тотчас назначил Хозрефа великим везиром и Халил — пашу военным министром, вверяя этим двум лицам свою судьбу и судьбу империи».

Таким образом, до изгнания черкесов с Кавказа были заложены предпосылки их полного господства в военнополитической сфере в период с 1865 года.

Как уже подчеркивалось выше, черкесы доминировали в мамлюкской системе на всем протяжении ее существования. Период правления султанов Бурджи стал временем монопольного господства черкесов в Египте. За этот период можно говорить о существовании собственно черкесского государства, построенного на мамлюкской основе. У. Поппер, ссылаясь на хронику Ибн Тагрибирди, приходит к выводу, что все эмиры первой половины XV века были черкесами и лишь в Халебе, на севере Сирии, было несколько эмиров тюркского (туркменского) происхождения. -

Культура мамлюков имеет много схожих черт с культурой средневекового черкесского общества. Так, например, общим был обычай «заступления женщин», как формулирует его Семен Броневский: «Женщина без покрывала и с распущенными волосами бросается в середину толпы сражающихся, и тотчас останавливает кровопролитие, тем решительнее и скорее, будь она пожилых лет и знатного рода. Довольно и того, ежели преследуемый от неприятеля скроется в женское отделение, или даже коснется рукою до женщины, чтобы остаться невредиму». А теперь сравним высказывание Броневского со словами Клота — бея: «Во времена Мамелюков, преступника, приговоренного к смерти, водили на место казни с завязанными глазами, потому что если бы он встретил на дороге гарем и увидев его, коснулся рукою одежды одной из женщин его составляющих, жизнь его была бы спасена». Совершенно очевидно, что эти два автора отразили одно и то же явление черкесской культуры.

В Черкесии XIII‑XIX вв. царили рыцарские нравы и в такой среде было невозможно социальное угнетение женщины. Она занимала естественное для нее положение хранительницы очага, воспитательницы детей. Любой всадник, независимо от его общественного статуса, должен был уступать дорогу женщинам. Девушки были абсолютно незакрепощены и пользовались до брака значительной свободой. Обычай «заступления женщин» фиксировал ту высочайшую степень уважения женщины, что существовала среди черкесов. Этот обычай был занесен ими в мамлюкский Египет, о чем и свидетельствует в своих записках Клот — бей.

Обычай «заступления женщин» — не единственный из привнесенных в Египет мамлюками с Кавказа. У ряда авторов имеются свидетельства бытования в мамлюкской среде аталычества. Так, Давид Айалон, на основе анализа данных мамлюкских хроник, пишет: «В черкесскую эпоху пожилые родители знатных эмиров воспитывали сыновей султана и это соответствовало последовательной политике предпочтения и уважения своих старших, проводившейся черкесами». Бертрандо де Мижнанелли упоминает об очень интересном обстоятельстве: когда Баркук уезжал из Дамаска в Каир, он обещал своему патрону, эмиру Манджаку, что отдаст ему своих сыновей на воспитание. Сам Баркук уважал старость и никогда не садился в присутствии престарелого Усмана, купца, доставившего его в страну мамлюков. Через него он разыскал в Зихии отца и привез его в Каир. Родственные узы вообще были очень сильны в черкесской среде. В целом, сам принцип мамлюкской организации не противоречил черкесским обычаям и можно предположить, что верность клану у мамлюков сложилась под влиянием именно черкесских выходцев. Но сами же черкесы в период Бурджи существенно подорвали основы мамлюкского института. Взрослые наездники, приезжавшие с Кавказа, сразу становились эмирами. Это настраивало враждебно тех, кто годами добивался повышения и ждал эмирского ранга. Безраздельное господство своей нации погубило черкесских мамлюков — их единство было нарушено и они стали враждовать друг с другом.

Этнический принцип возобладал уже при Баркуке. Нечеркес не мог добиться успеха и занять высокий пост в государстве. Ситуацию эту прекрасно иллюстрирует Д. Айалон: «Некий Йалхуджа мин Мамиш был привезен в Египет со своими родителями, которые были куплены аз — Захиром Баркуком. Его отец поступил в военную школу, а Мамиш воспитывался с сыном султана Абд ал — Азизом. Арабский хронист, рассказывающий нам об этом, задается вопросом: почему Йалхуджа мин Мамиш, несмотря на свои способности и преимущество воспитания с сыновьями султана, не достиг высокого положения? И тут же отвечает на свой вопрос — это произошло из‑за того, что Мамиш не принадлежал к господствующей нации, а именно, нации черкесской». Адыгский историк Расим Рушди в своей книге «Трагедия нации» пишет: «Черкесы в Египте держались особняком, заметно отличались от представителей других народов страны, которой управляли, и никогда не вступали в ними в межнациональные браки». Черкесы сохраняли свой язык, причем многие из них едва владели арабским. О функционировании черкесского языка в Египте пишут такие видные мамлюковеды как У. Поппер и Д. Айалон.

Адыги в своей среде большое внимание уделяли деловым и нравственным качествам, и старались дать своим детям высшее мусульманское образование наряду с классическим кавказским воспитанием. Их сыновья вырастали такими же грозными воинами, для которых война была праздником, а геройская гибель на поле битвы — самым сокровенным желанием. «Черкесский воин, — констатирует Б. X. Бгажноков, — ощущал себя актером. Но он играл не столько перед своими соратниками и даже не столько перед народными певцами, сколько через посредство последних — перед обществом, перед своей референтной группой» [20]. Поэтому многие сыновья черкесских эмиров, султанов и простых воинов достигали высших степеней власти и были вполне конкурентноспособны с выдвиженцами из мамлюкского пополнения. Уильям Мьюр писал: «Они проходили школу войны и мира. Еще юными они зачастую весьма преуспевали в философии, богословии и точных науках так же, как в искусстве верховой езды и владении оружием. Все это делало их хорошо подготовленными для высших государственных постов и службе в армии». Айалон приводит весьма любопытный пример, который характеризует строгость воспитания у черкесов и то, как они ценили уважение к старшим: «К одному из черкесских султанов из его родной страны приехал его племянник. Сперва султан хотел поместить племянника в военную школу, но тот буквально восхитил дядю своим воспитанием и почтительным отношением. Султан оставил родственника при своей особе, а сына, не отличавшегося особой почтительностью, направил в военную школу ал — Майдан (табакат ал — Майдан) с поручением к ага обходиться с наследником трона с наибольшей строгостью».