– Я устрою тебе встречу с Сэмом Дженкинсом. Может быть, даже сегодня днем он сможет принять тебя.

– Спасибо.

Она улыбнулась.

– Надеюсь, твое приглашение остается в силе?

– Подумаю об этом на досуге, – шутливо ответил Джулиан.

Она приняла шутку и, рассмеявшись, вышла из комнаты. Джулиан вытер платком неожиданно взмокший лоб. «Это было весьма близко», – загадочно пробормотал он и с удивлением заметил, что руки его трясет мелкая дрожь.

… Он произносит слова мягким, уверенным, хорошо поставленным голосом:

– Ты, ничтожество, должна сказать мне всю правду.

Эту фразу он повторяет уже в который раз. Она отрицательно качает головой. Ведущий допрос вздыхает и поворачивается к тому, кто пишет протокол:

– Запиши это так: обвиняемая отказалась добровольно давать показания и посему сего числа была подвергнута пытке.

Услышав этот страшный приговор, она сжалась. Полуголый, стоящий возле девушки человек удовлетворенно ухмыльнулся. Пишущий зашуршал пером по бумаге.

– Ты готов? – спрашивает инквизитор палача.

Тот кивает.

– Тогда приступай. Только сначала не применяй крайней степени. Помолимся, чтобы ей хватило разума заговорить до того, как придется прижать ее посильнее…

Тот, кого назвали палачом, туго привязывает девушку к стулу кожаными ремнями. Со стола, стоящего в темном углу, берет металлический предмет – инструмент своего ремесла. Это нечто вроде тисков.

– Пальцы рук или ног зажимать, мой господин? – почтительно спрашивает он инквизитора.

Тот поводит плечами, предоставляя мастеру самому решить столь несложную задачу. Девушка, дрожа от ужаса, смотрит на палача, опускающегося перед ней на колени. Он осторожно берет ее ступню, будто собирается, как в сказке, примерить хрустальную туфельку. Но пальцы у него грубые, мозолистые. Шершавые прикосновения царапают ее нежную кожу. Она инстинктивно пытается вырваться, но он крепко держит ножку. Он вкладывает один из пальцев в тиски и начинает медленно закручивать их.

Доктор Самюэль Дженкинс искренне заблуждался в одном: он считал себя непревзойденным остряком. Не хуже, скажем, Марка Твена или Билла Роджерса. Надо признать, что основания на то у Дока были. Довольно долгое время он регулярно публиковал юмористические заметки в соответствующей колонке «Галэн Сигнала». Подписывал их псевдонимом, составленным из имени одного и фамилии другого почитаемых им юмористов. Получился Билл Клеменс. Лора с удовольствием печатала творения доктора. Они заполняли газетную площадь, он не требовал гонорара в обмен на обещание не разглашать тайну псевдонима. Но, несмотря на договоренность между автором и редактором, большинство читателей прекрасно знали, кто такой Билл Клеменс. Они были постоянными пациентами доктора и за долгие годы общения усвоили его манеру шутить.

В этот день доктор, ожидая прихода Джулиана Траска у себя в кабинете, вычитывал свой последний опус, делал пометки карандашом, наслаждаясь блеском глубокомысленного текста. Вот он.

«В последние годы в среде молодых женщин – сторонниц равноправия с мужским полом – растет число предпочитающих обращение „MS“, что произносится как „МИЗ“. Суть в том, что „мисс“ определяет незамужний статус. „Миссис“ же сразу открывает гражданское состояние. А вот „МИЗ“ о семейном положении никак не свидетельствует, что, по мнению эмансипанток, является признаком свободы Их раздражает то, что мужчинам к имени не приклеивают ярлыков, свидетельствующих о том, состоят они в браке или нет.

Лично для меня „MS“ испокон веков имеет три вполне определенных значения. Во-первых, это „манускрипт“. Во-вторых, – рассеянный склероз, в-третьих, – Минни Сойер, с которой, когда мы учились в первом классе, у нас получилось… Впрочем, дело это интимное.

„МИЗ“ почему-то сразу вызывает у меня ассоциации с мятным коктейлем, кринолинами и сладким позвякиванием банджо. Мне вспоминаются Скарлетт О'Хара, Баттерфляй и даже прародительница Ева. И моим губам, привыкшим в свое время к грубому северному выговору, очень не просто по-южному просюсюкать „МИЗ“. Тем не менее я не собираюсь обижать славных дам и поэтому тренируюсь в произношении треклятого слова на разный манер. Наиболее успешно мне удается имитировать гудение слепня. Я стараюсь быть очень галантным, но срываюсь. Максимум того, на что я могу пойти в общении с этими „людьми женского рода“ (видите, на какие определения меня провоцируют словечки типа „МИЗ“) – это придумать что-то новое, бесполое. Тогда отпадут всякие мисс, миссис, мистер и тому подобное. И никто не будет даже косвенным образом вмешиваться во внутрисемейные дела. А это вмешательство начинается уже на поверхности конверта. Если на нем написано „мистер“, то почтальону нетрудно догадаться, что письмо адресовано мужчине. Но это может стать поводом для смущения, если его доставляет женщина. Ей самой приходится идти в дом незнакомого мужчины. Итак, давайте решим, что обращение ко всем гражданам, вне зависимости от их возраста, семейного положения, пола и вероисповедания, должно быть одинаковым. Посему предлагаю использовать одну букву „М“. Произноситься как долгое „мммм“. В конце звукосочетания можно повысить тональность, как бы ликуя по случаю освобождения от необходимости определения пола собеседника. Ведь именно к этому мы и стремимся, не так ли?

Кое-кто может сказать, что „мммм“ слишком неуклюжее мычание. Советую потренироваться, сидя в номере какого-либо приличного отеля, никуда не спеша и потягивая скотч. Наличие виски – условие обязательное. В моем случае это происходило в местной гостинице, и Джед Парди приказал не наливать мне больше спиртного– Он неправильно истолковал мое мычание. В этот прискорбный момент у меня родилась замечательная идея. А что, если обращаться вообще без букв, только со знаком вопроса. Правда, произносить этот самый знак вслух мне научиться не удалось, хотя я делал попытку за попыткой. Не знаю, что подумал Джед, но он весьма решительно проводил меня до двери заведения.

В конце концов я пришел к выводу, что вообще надо избавиться от любых приставок, а заодно не употреблять и тех имен, которые тебе не нравятся.

Но при трезвом размышлении до меня дошло, что самым возмутительным образом посягают на нашу индивидуальность имена вообще. Имя открывает постороннему наш пол. Более того, наши фамилии обнажают этнические корни каждого. Во-первых, это просто оскорбительно, а во-вторых, это явное ущемление конституционных прав. Из самых лучших чувств к человечеству я предлагаю: давайте все откажемся от своих имен и всяких мистеров и миссис. Давайте обращаться друг к другу по номерам страховых полисов».

Поразмыслив, Док решил вымарать рассуждения о почтальонше. Дело в том, что за всю историю Галэна в городе ни одной почтальонши не было. Недрогнувшей рукой он вычеркнул этот пассаж. Затем с чувством удовлетворения откинулся на спинку стула. Буквально секунду спустя в дверь кабинета постучали.

Док на редкость четко помнил Джулиана еще с тех пор, когда тот преподавал в галэнском колледже. Как только Джулиан предстал перед ним, Док проницательно посмотрел на него и изрек с умным видом:

– Был камень в почке, не так ли?

– Правильно, – не без удивления ответил Джулиан. – Однако память у вас…

– Высокий уровень мочевой кислоты, более семи целых двух десятых. Все еще принимаете зилоприм.

Джулиан кивнул.

– Правильно, только пейте побольше воды, несколько литров в день, ни в коем случае не допускайте обезвоживания организма. С тех пор были еще камни?

– Упаси бог! Никаких камней, абсолютно здоров.

– Вы и выглядите превосходно. Садитесь поудобнее. Джулиан просто утонул в глубоком, обитом кожей кресле.

Кожа была старая, коричневого цвета. Док устроился за письменным столом.

– Я не был уверен, что вы меня помните, – сказал Джулиан. – Поэтому и попросил Лору Кинсайд посодействовать встрече.

Док Дженкинс улыбнулся: