На лице Микулы засияла улыбка.

— Спасибо, княже!

В княжьей горнице у окна сидела Анна и вышивала рубашку Даниилу. Он подошел к ней:

— Иди, Анна, к себе в светелку, а я с мужами храбрыми советоваться буду.

Взял ее за руку и ласково провел в сени.

Пригласил к столу Микулу и Кирилла.

— Садитесь, о делах наших речь поведем. Сами теперь воевать будем, я вас поведу. Да не с пустыми руками ехать нам надобно, оружия для войска вельми много понадобится. Ты, Микула, сотским будешь, Дмитрию в подмогу. А ты, Кирилл, на время сие ключником будешь, хотя и осерчал, что из монастыря тебя вырвал я. И в Божьем доме ты надобен, да и в походе не меньше пользы от тебя. Не забывай: не сдержим врага оружием — и в монастыре не усидеть. Сейчас на Подгородье к ковачам идите. Мирослав велел им оружие делать. У ковача Смеливца мечи забрать — уже давно для нас готовит. Еще в кузнице у пристани сулицы посмотрите. Все оружие на возы, с собой повезем. Деньги у тиуна нашего возьмешь, Кирилл. Ты, Микула, сам мечи пробуй, чтобы не обманули ковачи.

Во все мелочи вникал Даниил. Впервые готовился он в поход и сам обо всем заботился, сам войско снаряжал.

Давно уже ждала его Анна и обедать без него не садилась. А Даниил, отпустив Кирилла и Микулу, зашел еще к Семену Олуевичу и приказал ему дружину в поход готовить, вместе с ним ходил на конюшни, коней проверить.

Микула ругал вратаря за то, что он медленно поворачивался.

— Спускай мост для нас, медведь косолапый, в Подгородье надобно быстрее!

— Подожди! Не буду спускать мост, пока сотский не придет, — ворчал вратарь. — Тебе что, неведомо повеленье князя Мстислава? Сурово настращал он: заходит солнце — мост поднимай. К сотскому иди, а сам я не волен. Сотский вон в той избе сидит.

— Держи коней, Кирилл, а я пойду сотского за бока брать, — недовольно буркнул Микула и направился к длинному низкому строению.

То была истба, истобка — большой дом, в котором после походов временно останавливались дружинники.

Микула застучал ногами в дверь. За дверью откликнулись.

— Мне сотский нужен! — властным голосом крикнул Микула.

Дверь заскрипела, открылась. Но Микула ничего не мог разглядеть, ибо в доме, так же как и на улице, было темно. Лишь по голосу он узнал знакомого сотского новгородца, и тот велел вратарю не задерживать гонцов.

— Да нам недалече, какие мы гонцы! Нам только в Подгородье, вовсе рядом, а перелететь не можем — крыльев нету, — пошутил Микула.

Вратарь не торопился, долго еще что-то откручивал, и наконец мост опустился на свое место.

Всадники осторожно шли по мосту, ведя коней в поводу, и когда очутились на противоположном берегу, вскочили в седла, помчались по улицам Подгородья.

— Темно, как под землей, — ворчал Микула.

На улицах было тихо, только откуда-то издалека доносилось пение. Слов песни разобрать было невозможно.

— Про ладу поют, — промолвил Кирилл.

— А тебе завидно? Сам бы к ним побежал, — засмеялся Микула.

Возле двора Смеливца остановились и привязали коней. Микула долго разыскивал дверь и от нетерпения начал кричать:

— Есть ли кто живой?

Из хаты послышался женский голос.

— Идите сюда! — позвала их Татьяна.

Дружинники пошли за ней и очутились в маленькой светлице. В полутьме мигал огонек, на стене висел железный подсвечник, а в нем горела длинная сосновая лучина. Такими лучинами освещались дома смердов и горожан-ремесленников.

В правом углу светлицы сидела смуглолицая девушка с длинной косой и крутила ручную мельницу. Каменный жернов скрежетал, и белая мука маленькими капельками падала в глиняный горшок. Девушка не подняла головы даже тогда, когда вошли гости; покачиваясь в такт движению камня, она продолжала работу.

— Где же Смеливец? — оглядываясь вокруг, спросил Микула.

— А он в кузнице, — тихо ответила Татьяна. — Я покажу вам. Идемте!

Они вышли из дому, и Татьяна показала им, как нужно проехать, чтобы скорее добраться до кузницы.

…В кузнице слышен был гомон.

— Да их там много, — толкнул Микула Кирилла и постучал в дверь.

— Кто там? — раздался в ответ грубый голос. — Заходите.

Первым вошел в кузницу Микула, а за ним Кирилл. Тут было больше света, чем в доме. На стенах висели глиняные светильники, наполненные маслом. В каждом светильнике горел толстый фитиль.

— Счастье с вами! — поздоровался Кирилл.

— И вам дай Бог счастья! — поклонился гостям Смеливец.

— Князь послал нас к тебе, — начал разговор Микула. — А Иванко где?

— Ха! Иванко во Владимир поехал… А вас я жду давно! Вот мечи, — показал он в угол. Там на длинном столе лежало более сотни мечей, сложенных ровными кучками. — Готовы! Сегодня кончаем точить.

— Мыслит князь, чтоб завтра забрать, — сказал Микула, беря меч и осматривая его.

— Завтра заберете, — весело ответил Смеливец. — Галицких ковачей князья еще не хулили. Мечи сделаны, как было велено. Я знаю, для чего столько мечей Даниле надобно. Уж так ковал, чтоб воины не попрекали. Сам в побоище не буду, так мечи мои будут воевать. Глянь, Микула, под столом еще много мечей — ночью будем их вострить. Ну, ковачи молодые, — обратился он к парням, — за работу!

В кузнице загудело. Смеливец склонился над большим точилом и, умело водя мечом по каменному кругу, запел что-то себе под нос.

Микула и Кирилл попрощались. Микула не утерпел и рассказал на прощание, что им надо еще и сулицы осмотреть.

— О! Сулицы! — воскликнул довольный Смеливец. — Ходил я вчера к соседям, видел эти сулицы. Славное оружие!

Далеко славились галицкие ремесленники.

Все жители Подгородья разными ремеслами занимались. Были тут и ковачи-оружейники, изготовляли они разное оружие для княжьих да боярских дружин, и ковачи по меди и серебру, и стекольщики, которые отливали многоцветные, как радуга, мониста; и усмошвецы — сапожники, и каменотесы, и древоделы, и гребенщики, и гончары, и ткачи, и замочники, которые разные хитроумные тайные замки и ключи делали; были и злотари — ковачи золотых вещей и украшений разных, и лучники…

Богат был Галич разными ремеслами и хитрецами ковачами. Много оружия изготовляли в Галиче.

Поздно возвратился Даниил к Анне.

— Гневаешься на меня? — прижав к себе Анну, спросил он. — Не гневайся, завтра уезжаем.

Грустными глазами смотрела на него Анна.

— Чего ты, моя пташка? — прильнул он к Анне.

И хоть она и не отвечала, ему понятно было: отца с матерью не хочет оставлять Анна. Не привыкла без них.

— Грустно будет? — улыбнулся Даниил. — ^: Тогда оставайся в Галиче.

Она прижалась к нему.

— С тобой хочу поехать. Но и без отца и матери мне боязно.

— Как же быть? Может, будем возить с собой отца и мать? — улыбнулся он ласково.

Незаметно вошли в светлицу Мстислав и Хорасана.

Мстислав промолвил шутливо:

— А Анна печалится? Видно, тебя отпускать не хочет, Данило?

Анна подбежала к отцу:

— Смеешься? Хорошо тебе: ты стар уже, а я еще молода.

— Вот и будем приучать тебя. Вон смотри — Данило еще меньшим без отца остался и то не плакал.

— Так то ж Данило, — нежно посмотрев на мужа, сказала Анна.

Уже выпили по три чаши. Мстислав налил еще по одной.

— А это, как молвят у нас в Новгороде, четвертая, чтоб неприязни между нами не было.

Даниил говорил без умолку. Да и Мстислав был разговорчив более обычного — он все поучал зятя, как надобно в походе держаться.

Даниил жаловался Мстиславу:

— Не все бояре с желанием берутся за дело. Есть и хорошие, храбрые — Филипп, Демьян. Куда угодно пойдут со мной. А вот ныне и они побаиваются чего-то. Силы, говорят, мало. Филипп про отца моего напомнил. «Подумай, говорит, погиб отец». Советует мне подождать. И Демьян чего-то мнется. А иные сидят в своих имениях, как в норах. И не говорят ничего, и не ходят никуда. Позвал Семюнка, так он раскряхтелся, говорит, что болен и в поход не годен.