— Я не один, много нас.
— Много?
— Много. Послал меня князь Данило из Владимира глянуть тайно, что в Галиче деется. А что смотреть, и так видно: Бенедикт истязает людей, гнать его надо. Я не дошел до города, в лесу застрял. Люду там много. Услыхали, что ты едешь, больше смелости стало. Думаешь, в Галиче такие люди, что спину гнут?
— Не думаю, — ответил Мстислав.
— Люду в лесу собралось из оселищ, из городов галицких, да и начали бить Бенедиктовых вояк. Думаешь, почему они так быстро из волостей поудирали? Щипать их начали. Они в Галич, как мухи, налетели, да не все в крепость успели — мы их по дороге ловили. А две сотни отогнали в горы, вот только сейчас оттуда возвернулись…
— А кто же тут у вас за воеводу?
— Нет ни единого, — тихо сказал Теодосий. — Которые бояре были тут, они Бенедикту зад лижут, а которые с Даниилом на Волыни, так они еще не успели сюда доехать.
— А кто же ведет всех?
— Да я правлю. — Теодосий глянул Мстиславу прямо в глаза.
— Ты?
— Я. Мне люди сказали: «Ты бывалый, ты и повелевай, что делать».
— Где же эти люди?
— А выйди во двор, там их сотен пять.
Мстислав быстро вышел из-за стола и велел сотским следовать за ним.
В предвечерней тишине скрипел снег под сапогами Мстислава. Выйдя за угол улицы, князь увидел на широкой площади огромную толпу воинов. То были люди, которые по своей воле собрались в войско, прятались по лесам, нападали на врагов.
Городские ремесленники, смерды и закупы из княжеских да боярских оселищ, старые и молодые — все, кто не мог уже больше переносить надругательств врага. Стояли они по сотням, конные отдельно от пеших.
— Храбрые воины! — похвалил Мстислав и приказал немедленно трогаться.
Бенедикт свое войско расположил по ту сторону реки, перед Галичем, намереваясь отогнать Мстиславовых дружинников за Днестр. «Лед еще тонкий, всех там потопим», — подбадривал он своих воевод.
С утра венгры увидели — русские спешно переходят через мост и бегут по долине. «Скоро назад будут удирать, да не смогут все сразу на мост попасть — в холодной воде искупаются!» — злорадно улыбался Бенедикт и велел начинать бой.
Но русские не удирали. Они не только не испугались грозных рядов вражеской конницы, но сами рвались навстречу. Хотя вначале стена русских воинов и вогнулась под натиском венгерских сотен, но никто не побежал назад. Русские рубились отчаянно. Бенедикт не мог сдвинуть их с места. Иссеченных дружинников, упавших с коней, заменяли их товарищи. Битва уже немало длилась, но русские не отступали. «Их не собьешь!» — сквозь зубы цедит Бенедикт и радуется, что он не в крепости сейчас, а в поле, — отсюда легче будет бежать от этих страшных новгородцев.
А русские вдруг начали неистово напирать, уничтожили первые ряды лучших воинов Бенедикта, рвутся вперед.
Что это там сбоку? Тучей плывут русские — пешие смерды. Откуда они взялись? «Держаться! Держаться!» — шепчет Бенедикт. Уже не о том, чтобы загнать русских на днестровский лед, думает наглый воевода. Он мечтает о другом — отойти без потерь и бежать, бежать. За спиной, как гром средь ясного неба, раздался воинственный клич. То из-за Галича вылетели новые русские сотни — они еще вчера были посланы Мстиславом, чтобы окружить город с юга. Теперь уже Бенедиктовы воины заметались по полю, беспорядочно побежали, думая об одном — только бы спастись, только бы остаться в живых. Вместе с ними ошалело скакал и Бенедикт.
— За Галич! — кричали новгородцы.
— За Галич! — радостно восклицали галицкие ковачи.
Враг удирал, а на поле боя оставались убитые и тяжело раненные.
Чужеземцы были изгнаны из Галича.
Галицкий люд радостно встречал новгородцев, благодарил их за помощь.
2
Связанного Дмитрия Судислав еще до бегства перевез из крепости на свое подворье. Дмитрий потерял счет дням.
Он лежал в темной и мокрой яме, избитый, связанный по рукам и ногам веревками, был не в силах двинуться с места. Сколько дней уже не кормят его — он не знал, в яме он был отрезан от всего живого.
Дмитрий начал засыпать, но до слуха его донесся какой-то отдаленный шум — открывали дверь в поруб.
…Кто-то переворачивает его.
— Где я? — шепчет Дмитрий, никого не видя.
Ему тихо отвечают:
— В яме, под землей.
«Где я слыхал этот голос? — Дмитрий напрягает память. — А может, показалось? Нет, слыхал».
— Это я, Твердохлеб. Вернулся из Владимира, у князя Даниила там был.
— А почто ты тут?
— Вызволить тебя хотел. Со стражей договорился. Уже и вход открыли, оставалось только лестницу спустить, да кто-то ударил меня по голове и бросил сюда. — Руки Твердохлеба ощупывали Дмитрия. — Да тебя так связали, как купцы товар к возам привязывают.
— А у тебя руки свободны?
— У меня и руки и ноги не связаны. Видно, у них времени не было связывать меня, бежать торопились. Теперь тихо, ничего не слышно.
— А тут всегда тихо, я лежал как в могиле. Руки болят очень, Развяжи, Твердохлеб.
— Трудно это сделать! Тут такие веревки, будто навечно тебя связали, — Стоя на коленях, Твердохлеб снова старательно начал ощупывать руки Дмитрия. — Узлы так завязали, что и концов не оставили. Лежи не шевелись, я зубами…
Твердохлеб лег рядом на солому, удобно примостившись, и, ухватив зубами веревку, начал жевать ее. Было противно, но Твердохлеб отплевывался и продолжал грызть. Тупая боль рвала тело Дмитрия. Он потерял сознание. Когда очнулся, было тихо. Не снится ли все это?
Даниил был недоволен. Прискакал запыхавшийся гонец и сказал, что новгородцы уже в Галиче. «Как я замешкался! — укорял себя Даниил. — Больше воинов хотел собрать. Собрал! Надо было скорее».
Оставив пеших, он помчался в Галич с конной дружиной. Скакал молча, за ним спешили Светозара и Мирослав. Но молчать надоело, и он, чтобы подбодрить себя, обратился к Светозаре:
— Галич уже недалече, Светозара, скоро Дмитрия увидишь. Гляди, — он поднял руку, — к Днестру спускаемся.
Вдали золотым сиянием засверкали на солнце купола церквей. Даниил пришпорил коня, а конь, увидев жилье, сам летел как ветер. Копыта простучали по днестровскому мосту. Промелькнули хатки Подгородья. Вот и крепость. С разгона влетает он на мост, минует ворота и останавливается, На площади всадники. К Даниилу подъезжает мужчина в княжьем шеломе и ласково улыбается, протягивает руки.
— Здравствуй, княже Данило!
Это Мстислав. Он на своем любимом сером коне, одет в зимний белый меховой кафтан. На шеломе пышное перо невиданной птицы. Кафтан перехвачен кованым поясом, а на поясе меч с золотой рукоятью — подарок новгородцев.
Даниил не может найти слов от смущения. Потом снимает шелом и кланяется.
— Славного князя Мстислава приветствую на Галицкой земле. — И добавил: — Как родного отца.
Мстислав поздоровался с Даниилом и, будто не замечая его смущения, спросил о приехавшей женщине.
— Это жена тысяцкого Дмитрия, — ответил Даниил. — Но я не вижу Дмитрия. Где он?
Мстислав приблизился к Светозаре и поклонился ей, сказав:
— Храбрый муж у тебя.
Когда вошли в терем, Мстислав рассказал об исчезновении Дмитрия. Светозара разрыдалась.
— Видишь? — обратилась она к Даниилу. — Чуяло мое сердце, не хотела я, чтобы он ехал в Новгород!
Она вызвалась сама искать Дмитрия, не полагаясь на дружинников.
— Поеду! — решительно сказала она.
Мстислав посмотрел на Даниила. Тот утвердительно кивнул головой, и Мстислав позвал дружинника.
Светозара торопливо вышла на подворье. Ей подвели коня. Она увидела, что к ней кто-то бежит.
— Теодосий! — крикнула она.
— Я!
— Ты не видел Дмитрия?
— Погоди. Я шел к князьям. Давно уже ищу Дмитрия, да нет следов. Вчера исчез Твердохлеб, а я мыслю — он там же, где и Дмитрий. Твердохлеба видели в крепости. Но видели и в Подгородье.
В сопровождении Теодосия Светозара поехала в Подгородье. На площади Теодосий остановился. Светозара недовольно посмотрела на него: «Спешить надо, а он мешкает…»