— Теодосий! — Твердохлеб схватил его за грудь. — Где ты спрятал Светозару?

Теодосий молчал.

— Говори, а то голову отрублю! — выкрикнул Твердохлеб.

Теодосий отвернулся, будто не к нему обращаются, и сплюнул на землю.

Рассвирепевший Дмитрий выхватил из ножен меч и размахнулся.

Пленный ощерил зубы, снова плюнул кровью и захохотал.

— Руби, боярин! Это легко — я ведь связанный. Но только тогда уж ни туловище, ни голова не скажут тебе, где твоя лада. Может, обождешь? Или ты спешишь? А мне спешить некуда: к деду на тот свет еще успею. А там в раю, как сказывал игумен, несть ни печали, ни воздыхания.

Дмитрий медленно опустил меч, сбитый с толку удивительно спокойным поведением этого оборванного человека.

А Теодосий пробовал развести связанные руки, шевелил плечами и насмешливо приговаривал:

— Хорошо связали, как овцу на убой.

Он стоял, отставив назад левую ногу. Если бы не связанные за спиной руки, можно было подумать, что этот высокий, жилистый человек вышел помериться силой с кем-либо из смельчаков.

Вытирая о плечо лицо, Теодосий размазал кровь по худым, провалившимся щекам. Черная борода его вся была в крови. Твердохлеб плюнул в сторону.

— Тьфу, ну и разрисовал ты себя — прямо черт с болота!

Теодосий подмигнул Твердохлебу.

— А у твоего боярина рука твердая. Как хватил стрелой по голове — в глазах засверкало, будто я на Пасху в церковь зашел.

Дружинники засмеялись. Дмитрий отошел от Теодосия и велел полить на руки — он испачкал их, когда ползли к дому. Молодой дружинник ловко схватил деревянное ведро и стал осторожно поливать.

Теодосий и тут не растерялся:

— Хорошо придумал, боярин. С немытыми руками не подпущу к себе. Вымой, вымой! Глянь на мои. — Он повернулся к Дмитрию спиной и показал свои, скрученные веревкой, натруженные руки с огрубевшей от зноя и холода кожей.

Дмитрий будто и не слышал этих насмешек, вытер руки полотенцем, которое подал дружинник, и молча подошел к Теодосию, прислушиваясь к гомону дружинников.

Высокий длинноносый отрок говорил соседу:

— Попробуй развязать ему руки, так он кулаком всех перебьет.

Сосед кивнул головой: что верно, то верно.

— Эх, какие же вы недотепы! — не унимался Теодосий. — Этак с человеком обращаетесь! Что я вам, дикий кабан? Смотри, как рубашку изорвали. Владислав ведь свою мне не даст! А какая хорошая рубаха была!..

Теодосий продолжал издеваться. Рубашка у него давно истлела от пота и пыли, а после схватки на чердаке остались только клочья на рукавах — спина и грудь были голые.

— Эх, боярин, боярин! Мыслишь, что Теодосий смерти боится. Нет, Владислава боюсь: вдруг поймает — так живьем в землю зароет, и тогда долго умирать придется, в рай опоздаю. Вот чего боюсь.

Дмитрий сурово глянул на Теодосия. Ему надоела эта болтливость. Сам он сгорал от нетерпения поскорее узнать, где спрятали Светозару, но видел, что бесполезно запугивать этого непокорного человека. Неловко ему было перед дружинниками — они видели, как Теодосий потешается над боярином. Дмитрий сказал тихо:

— Наговорился уже? Скажи, куда вы боярышню спрятали, а то я потащу тебя к Владиславу.

Теодосий задумался на мгновение, а потом, поняв, что Дмитрий говорит так от испуга, спокойно ответил:

— Тогда уж тебе ее не видать… Ты лучше к Владиславу не тащи меня, а оставь у себя, слугой тебе буду. Так мыслю, что нить моей жизни еще не оборвалась. Прочную нитку моя мать скрутила…

— Говори, где Светозара, — жизнь тебе дарю. — Дмитрий начал уже умолять.

Теодосий рассмеялся.

— Да с тобой, боярин, вижу, можно разговаривать как с человеком. Если слово твое твердо и честный ты человек, скажу, где твоя лада.

— Клянусь при всех! — воскликнул Дмитрий.

Теодосий посмотрел на него и сказал:

— Теперь верю… Пойдемте покажу, только скажи, чтобы развязали мне руки, не привык я ходить, как медведь на цепи. Теперь мне Владислав не страшен, а от тебя я не убегу.

Дмитрий посмотрел на Твердохлеба. Тот кивнул.

— Я развяжу и пойду за ним.

— Не бойся, боярин, теперь не убегу. У Теодосия слово не только острое, но и твердое, никто не переломит, — засмеялся Теодосий.

Оставив второго пленного с двумя дружинниками во дворе, Дмитрий с Твердохлебом, Людомиром и остальными дружинниками пошли за Теодосием. Тот повел их в овраг, оттуда в лесную чащу, где не было ни одной тропинки и где обычно ходили только звери. У второго оврага Теодосий остановился.

— Вот здесь она. А ну, боярин, найдешь ли сам?

Сколько ни смотрели вокруг, нигде ничего не видели.

В овраге рос густой лес, на маленькой поляне желтела сухая трава.

— Ну что, боярин, теперь веришь моему слову? — покачал головой Теодосий. — Верь мне, жалеть не будешь. Я не душегуб. Это Владислав людей ест. Без моей помощи ты бы никогда не нашел Светозару.

Он подошел к пригорку и ударил ногой по дубовому пню, пенек отвалился, и все увидели дыру.

— Полезай туда, боярин, — сказал Теодосий.

Дмитрий нерешительно глянул на всех. Теодосий с укоризной покачал головой. Тогда Дмитрий смело бросился к дыре, спустил в нее ноги и спрыгнул вниз. Оказавшись в яме, он заметил мерцавший слева огонек. Пролез в боковую дыру и увидел Светозару. Она сидела в углу, опустив голову. Услыхав шум наверху, Светозара испугалась, боялась подать голос и теперь, увидев Дмитрия, не верила своим глазам.

В княжеской гриднице волновались. Наступали сумерки. Мирослав непрерывно посылал отроков на башню спрашивать стражу, не видно ли дружинников. В гриднице молча сидели бояре и княгиня. Наконец в дверь вбежал отрок и крикнул:

— С восточной башни увидели — от реки Медухи к Днестру кто-то едет, в темноте два факела горят!

— Зажгите на башне огонь: пусть знают, что мы их заметили, — приказал Мирослав.

— Огонь уже горит, и оттуда подали знаки — дважды закрыли факелы.

— Значит, вдвоем едут! — радостно вздохнул Семен и засуетился, как мальчик. — Я пойду, я побегу навстречу!

— Подожди, и я с тобой, — сказал Мирослав. — Приготовить ворота и мосты! — приказал он отроку, и тот быстро рванулся к двери. — А теперь и мы пойдем. Только не одни, а с дружиной… Всяко может быть.

— Быстрее! Быстрее! — подгонял его Семен.

Когда во дворе послышался конский топот, Мария бросилась по ступенькам в сени и там встретилась со Светозарой. Она потащила ее наверх, в гридницу. Светозара была бледна. Монист на ней не было, рукава праздничного наряда свисали оборванные, шея исцарапана, но лицо радостно сияло.

— Жив! Данилко! — кинулась она к мальчику, спавшему на скамье.

— Спасибо тебе, Светозара, за то, что сына спасла.

В это время в гридницу вошли Мирослав, Семен и Дмитрий.

— Княгиня, — сказал Мирослав, — слово мне сказать тебе нужно. Не зря ведь говорится, что нет худа без добра: поймали тех всадников и новость узнали. Нужно увозить отсюда Даниила.

Побледневшая Мария со стоном опустилась на скамью. К ней подбежала Светозара. Мирослав взял Марию за руки и усадил у стола, ч — Послушай, княгиня. Крамольный Владислав не только знает обо всем, что здесь творится, но и снова собирается возвращаться. Только уже не тайно он едет, а с войском. Идут сюда князья Игоревичи Новгород-Северские, глаголют: «Наша мать — дочь князя Ярослава Осмомысла, мы на землю деда идем…» Мы им поперек дороги стоим, потому и Даниила-княжича, как злодеи, выкрасть мыслили. Войска у нас покамест еще мало, нужно уходить отсюда, ибо через день тут уже будут Игоревичи с Владиславом. Чего ждать в Галиче? Горя да беды. А мы должны беречь княжичей да свои головы. Будет голова цела — значит, все будет. Они еще узнают нас, крамольники проклятые!

— Куда же? — дрожащим голосом спросила Мария.

— Во Владимирскую отчину.

— А там? А там что будет?

— Там людей наших много. Волынцы верны князю Роману и сынам его. Соберем дружины волынские и воев позовем. Дома нас враги не возьмут.

…Торопливо собирались единомышленники к отъезду из Галича. Мария плакала и целовала своих сыновей. Светозара и Роксана помогали ей одеваться. Много вещей брать с собой было нельзя, так как надо было спешить. На возках ехать нельзя, только верхом. Мирослав и Василий — он три дня назад воротился в Галич — быстро заканчивали все дела, готовили дружинников. Семен и Дмитрий поехали к Днестру подготовить ладьи. К утру нужно уже далеко отъехать.