— Кто?
К глазку не прислонялся, побаивался: если там лиходей, может ударить в лицо. Словно издалека, откуда-то из-под земли, долетел хриплый голос:
— Судислав, это я, открой.
Рука непроизвольно опустила задвижку, Судислав задрожал.
— Эй, Онуфрий, борзо открывай ворота! Кто там еще? Помогите!
Двое слуг, напрягаясь, долго вытаскивали дубовую балку, подпиравшую ворота. Заскрипела створка, и через порог едва не упал человек, закутанный сверх тулупа в медвежью шкуру. Он властным голосом прошипел:
— Да быстрее поворачивайтесь, хлопы, шире открывайте: саням нужно въехать! — И, оглянувшись, сказал кому-то: — Иди сюда, за мной.
Судислав, толкая слуг в спины, поклонился приезжему и снял шапку.
— Ты что? Не нужно! — пренебрежительно крикнул гость. — Еще застудишься. В светлице поздороваемся. А вы, собаки, скорее закрывайте! — набросился он на слуг, и те стали еще быстрее поворачиваться у тяжелых ворот.
Гость уверенно шагал по двору, он хорошо знал здесь каждую тропинку. В сенях долго сметал снег с медвежьих сапог, кашлял, ругал слугу за то, что тот медленно снимал тулуп, и наконец вошел в светлицу. Его сопровождал низенький человек, тоже одетый в тулуп.
— Ну, Судислав, теперь и поздороваться можно. А то додумался — на дворе, при всех, чтобы каждый хлоп узнал меня… А это знаешь кто? Это боярина Юрия сын, Владиславом называется.
Судислав угодливо суетился по светлице.
— Садитесь, дорогие гости! Откуда и куда вы едете?
— Какой ты вельми нетерпеливый! Сколько раз говорил тебе: никогда не кудыкай, а то накаркаешь! Ты лучше пойди во двор да прикажи хлопам держать язык за зубами — никто не должен знать, что у тебя гости. Ненадолго прибыл я сюда, снова поеду… Поеду, — заскрежетал он зубами, — но вернусь…
Пока Судислав выбегал во двор, гость снял с себя меховой охабень, расстегнул кольчугу, стянул с себя. Его спутник молча помогал ему.
Хозяин застал Владислава босым.
— Замерз! Еще никогда так не ездил. Мыслил, что уже и не доеду.
— А зачем в такую метель поехал, Владислав? Неужели…
Но гость не дал договорить, расхохотался.
— Люди молвили, что ты хитер, Судислав, а я вижу — ошибаются они. Да неужели поехал бы я к тебе в ясную погоду? Такая погода, как сегодня, только и по душе мне. Ни одной собаки нигде не встретил. Эх ты, хитрый лис! Да ты, как заяц, бежишь и не видишь куда! — хохотал гость, прислонясь спиной к печи.
Судислав еще больше растерялся. В присутствии Владислава Кормильчича он всегда чувствовал себя связанным, а тут еще и испугался: хотя бы никто не узнал о таком госте!
Молодой Владислав сидел молча, в разговор не вмешивался.
— Почему же ты не угощаешь? Гости замерзли, как собаки на реке, а ты бегаешь по светлице и ничего не подаешь… — недовольно отозвался Владислав Кормильчич.
Судислав выскочил в сени, а оттуда к жене. Она не спала. Ее разбирало любопытство: кто бы это мог в такую пору приехать? Но едва раскрыла рот, чтобы спросить у мужа, как он сердито перебил ее:
— Вставай, готовь ужин!
Возвратившись в светлицу, обескураженный Судислав уже не осмеливался расспрашивать гостя. Угнетали злость и зависть: ну почему этот чванливый Владислав так гоняет его, словно своего хлопа? Задержавшись в сенях, Судислав сорвал свою злость на мальчике-слуге — толкнул его так, что тот ударился головой о стену и упал без сознания.
А гость тем временем подставил стульчик, положил на него ноги и грел их у горячей печки. Он сидел и кряхтел от удовольствия, наблюдая, как хозяин доставал корчагу с медом.
В светлицу вошла Судиславиха и, не глядя на гостей, направилась к столу. Поставив посуду, пошла обратно. Внезапно ее остановил властный голос:
— Что же это ты, Елена, на гостя и не взглянешь?
Она задрожала от неожиданности и какое-то мгновение не могла откликнуться, потом, придя в себя, проговорила:
— Боярин! Владислав! И не мыслила такого. Пришлось увидеться, Бог помог…
Низко поклонилась и поспешила выйти. «Не узнал бы муж, — волновалась Судиславиха, — что я когда-то ласкала этого приветливого говоруна!»
— Ну что ж, хозяин, приглашай к ужину. Хотя я и сам напрашиваюсь, но ты не ругай меня за это. Голоден я, да и продрог в пути, согреться надо.
Судислав налил в корцы пенистого меда и, подав гостям, поднял свой.
— Выпьем, друже Владислав, чтобы доля наша пенилась и играла, как этот мед!
Выпили. Заметив, что для гостя этого мало, Судислав поднес ему второй корец.
— Вот теперь и поговорить можно, а то язык примерз к гортани, — удовлетворенно молвил гость.
Он улыбался, хватал жареное мясо, причмокивал и морщился, разрезая большую луковицу. Тепло разливалось по телу, и Владислав пятерней расчесывал рыжую бороду. Опрокинув четвертый корец меду, Владислав придвинулся ближе к хозяину.
— Ты ешь, Владислав, — обратился он к своему спутнику, — не стесняйся. Как живешь, Судислав? Хотя и рассказывать не надо, я все знаю, верные люди передавали мне. Романова княгиня понукает вами, гоняет вас, как свинопас своих свиней.
Эти слова больно жалили Судислава. Но что скажешь этому надменному Владиславу? Трусоватый Судислав побаивался его. Так уж получалось: не хотел он этого, да всегда сзади Владислава скакал, и слово Владислава всюду значило больше. Судислав часто ругал себя за трусость, а когда доходило до дела, снова, словно бы невзначай, прятался за спины других. Не раз, оставаясь наедине, давал себе слово не слушать Владислава, но как только тот появлялся, вся храбрость Судислава улетучивалась. Так и плелся за Владиславом. А лукавый Владислав приберегал Судислава для коварных ударов исподтишка. Потому и вышло так, что Судислав не вызвал гнева князя Романа и остался в своем имении. Владислав не ошибся — его подручный сидел потихоньку в Галиче и, как шашель подтачивал могущество Романа.
Владислав и Судислав, как и другие крупные бояре, не могли примириться с властью князя Романа, ненавидели его и обрадовались, когда он погиб. Мощным и крепким было крупное боярство в Галиче — не такое, как в Киевском княжестве и в других русских землях. Только далеким новгородцам было под стать галицкое боярство. Задиристость и наглость именитых галицких бояр имели под собой почву. Галич далеко расположен от стольного города Киева, и не мог великий князь Киевской Руси всегда знать, что происходит на окраинах Русской земли. А это было боярам на руку. Галицкая земля позже других получила себе князя. Крупное галицкое боярство успело к тому времени разжиреть, здесь укоренилось множество боярских родов. Вольготно жили они, богатели, захватывали земли и оселища.
А когда разделилась Русская земля на обособленные княжества, у галицких князей не было силы прибрать к рукам бояр — бояре захватили себе всю лучшую землю, закабалили смердов. Княжеские владения поздно начали укрепляться; к этому времени боярство уже успело забрать в свои руки самые выгодные земли и леса; Бояре ничем не были обязаны князьям. В руках крупных бояр была сосредоточена хозяйственная мощь, а значит и сила. Не раз князья ломали себе зубы — железная шея была у галицких бояр. Состоятельные бояре потому и заправляли всем, что все им подчинялось. Малочисленная династия Ростиславичей, правнуков Ярослава Мудрого, не могла прибрать к рукам этих своевольников, и в самых крупных и самых богатых вотчинах хозяйничали бояре. Не счесть селений, которыми владели крупные бояре. И войско у них было свое — они имели собственные дружины. Вот почему тяжело было князьям бороться с таким боярством; Вот почему и княжеская власть в Галиче была непрочной. И часто случалось, что бояре не давали князьям развернуться. Княжил в Галиче Ярослав — не зря его в народе Осмомыслом прозвали: разумный и храбрый был, от врагов землю Русскую защищал. Но и над ним насмеялись бояре — заставляли жить по-ихнему, вмешивались в семейные дела князя, в княжеский терем лезли, как в собственную светлицу. Указывали, какую ему жену надо иметь. А сын Ярослава Владимир был лишен боярами отцовского престола и скитался в чужих краях. Для этих хищных волков не было ничего святого, не болело их сердце за Русь. Чтобы только удержать свою власть, они продавали чужеземцам родной край. Иноземные захватчики легко находили предателей в боярской среде. Где уж там совесть и честь! Где уж там добропорядочность у этих продажных душ! Владимира Ярославича изгнали, а венгерских баронов позвали. Венгерские бароны издевались над смердами и ремесленниками Галицкой земли. Только Роман, отец Даниила, смело и крепко взял в руки галицкое крупное боярство. Придя с Волыни, он круто повел дело, пришлось применить силу против норовистых бояр-галичан. Жестоко обращался с ними Роман — уничтожал предателей и крамольников, а их имения и богатства отбирал. Часть имений оставлял себе, а большинство раздавал средним и мелким боярам галицким и приведенным с собою волынским. За это они и служили ему верно, на свою боярскую, дружину Роман мог положиться, как на самого себя, и горожанам он полюбился. Ковачи, гончары, древоделы, сапожники и весь городской люд склонились на сторону Романа после того, как он упразднил непомерные поборы. Купцам он разрешил платить малое мыто, и потянулись к Галичу гости-купцы со всех сторон.
