— Поднимется Киев, помогут ему города русские, — продолжал Даниил после небольшого молчания, — и ты, отче, так и говори людям: «Будет жить наш Киев, пока солнце светит». Деды наши построили его не для того, чтобы отдать чужакам.
Успокоенный словами Даниила, игумен хлопотливо вскочил со скамьи.
— Отдохни в моих покоях, никто тебе не помешает. А может, голоден с дороги? Ох, стар я стал, забывчив, не пригласил тебя сразу к трапезе, уж ты прости меня, княже: ныне я обо всем забыл, радость у меня великая. А я уж думал, что так и умру тут, не увидев ни одного русского князя.
Подошел Андрей и поклонился игумену.
— Здрав буди, владыко! Да поможет тебе Бог!
Игумен ответил ему с поклоном:
— Садись, боярин!
— Да нет, мы пойдем на Киев поглядим, — сказал Даниил.
— Кони стоят нерасседланные, тебя ждем, — обратился к нему Андрей.
— Я монаха вам дам, он вам покажет. Может, и к Дмитрию Ейковичу, боярину Ярослава, заедете?
— Хорошо придумал ты, владыко, посылай с нами монаха.
Монах Варлаам, тот, который привел князя к игумену, легко вскочил на коня.
— Дозволь ехать, княже!
Выехали из ворот, свернули в лесную чащу — дорога в город терялась между деревьями. Монах рассказывал, как скрывались от татар:
— Долго мы в лесу обретались, и игумен с нами — стар он уже, здоровьем плох, но все же выдержал. А не все наши монахи живы, сорок пять, самые молодые, сложили головы на киевских стенах, с мечами стояли против ворога.
Дорога шла оврагами.
— Там вот Владимир киевлян крестил. Яр Крещатый называется, — кивнул Варлаам в сторону широкой балки.
Поднялись на гору, подъехали к Золотым воротам. Глянул на них Даниил и ничего не сказал; молчали и спутники. Разрушенные, исковерканные зияли ворота. Рядом с развалинами кое-где прилепились вновь отстроенные домики, а дальше опять пустырь. Улицы и сады заросли густой травой, заборов не видно.
— К боярину Дмитрию Ейковичу завернем? — спросил Варлаам.
— Нет, к Десятинной церкви, — ответил Даниил.
Встречающиеся изредка киевляне с удивлением смотрели на необычных всадников.
В конце улицы виднелись развалины Десятинной церкви, Даниил вспомнил о своем помощнике боярине Дмитрии, и на сердце стало тяжело. Здесь, на этой земле, ходил он, призывал киевлян защищать Киев.
Возле церкви сошли с коней.
Под ногами валялись камни, а между ними пробивалась трава. Сколько людей погибло под этими обломками!
Долго сидел Даниил на камне и рассматривал печальные руины.
К боярину Дмитрию Ейковичу не пришлось ехать — он сам прибыл сюда. Найти Даниила было нетрудно — в городе только и разговоров было что о приезжих.
Боярин сошел с коня, поклонился.
— Здрав буди, княже! Рад приветствовать тебя в Киеве!
— Здрав буди, боярин! В гости к вам в город заехали.
— Прошу ко мне. Вы гости дорогие, не татары. — Он оглянулся с опаской. — Но кто ты еси, княже? — спросил Дмитрий Ейкович.
— С другого я конца земли Русской, из Холма.
3
От Киева поехали правым берегом. Остановились напротив Переяславля. Нужно было переезжать Днепр. На том берегу сидели татары, грелись на солнце. Теодосий закричал;
— Эй вы, желтоносые! Ладьи сюда подавайте!
Татары повскакали и что-то ответили. Теодосий, сняв шапку, замахал ею: «Сюда! Сюда!»
От берега оттолкнули ладью. В нее вскочили шесть человек и поплыли. Теодосий кричал:
— Да что вы только одну ладью? Разве мы все в нее войдем?
Андрей остановил его:
— Замолчи, Теодосий. Послали одну ладью — хотят узнать, кто едет.
Ладья подошла к берегу. Седобородый старик крикнул:
— Татары спрашивают: кто едет?
Кроме старика, в ладье сидело пятеро татар.
Андрей ответил:
— Скажи, что князь Данило из Галича к хану Батыю едет.
— Коназ Данила! Коназ Данила! — закричали наперебой татары и погнали ладью обратно.
— Куда же вы? — возмутился Андрей, но старик ответил ему, что они поплыли к сотнику.
Вскоре татарский сотник сам переправился сюда, и с ним пришли все ладьи, стоявшие у берега. Татары кричали: «Коназ Данила!» Воевода Куремса приказал встретить князя. Сотник много слыхал про страшного князя Даниила, а теперь этот князь перед ним.
— Ты коназ Данило? — спросил сотник.
Даниил кивнул головой. Сотник жестом руки пригласил переправляться.
Даниил вошел в первую ладью, за ним вскочил Теодосий и еще два дружинника — они сели к веслам. Сотник сидел напротив князя и пристально смотрел на него.
Ханский темник Куремса получил приказ Батыя сопровождать князя Даниила в Орду. В дороге он не разговаривал с князем, а после каждой остановки садился на коня и в сопровождении сотни нукеров ехал вперед. За ними трогался Даниил со своими дружинниками, а за русскими шла сотня татар.
Долго пришлось ехать русским путникам, морозы застали их в дороге. Даниил все время молчал. Андрей с Теодосием пробовали развеселить его, но князь неохотно улыбался и не отвечал на шутки.
Рядом с наезженной зимней дорогой шла другая, по которой верблюды тащили арбы, груженные бревнами. Два верблюда выскочили из обоза и опрокинули арбы.
— Смотрите, смотрите! — воскликнул Теодосий.
К опрокинутым арбам с бранью бежали татары-надзиратели, размахивая плетями. Возле арб возились невольники, пытавшиеся поднять и снова погрузить бревна, но, обессиленные, валились в снег. К ним подбегал надзиратель, стегал беззащитных людей плетью.
Русские остановились, пораженные увиденным.
Невольники закрывались от ударов руками, прятались под арбы. Но татары только больше свирепели. Теодосий показал Даниилу на обессилевшего человека, который, укрывшись под арбой, отполз дальше, а потом, вскочив, бросился бежать. На нем были изодранные постолы, из которых выглядывали пальцы; одет он был в истлевший кафтан и старые, ветхие штаны. Подпрыгивая на отмороженных ногах, беглец не заметил, что его догоняют. Надзиратель сбил его с ног конем и начал топтать…
Куремсе сообщили, что русские остановились, и он послал нукера с приказом, чтоб трогались.
Теодосий наклонился к дружиннику, ехавшему рядом.
— Видел, как над нашими издеваются?
Подъезжая к Сараю — столице Батыя, — русские с любопытством рассматривали неведомый город.
Впереди они увидели много юрт. А дальше, за юртами, возводились каменные дома. Батый уже начал строить город, подобный тем, которые он видел на Руси и в завоеванной его дедом Чингисханом Средней Азии.
Спустившись с пригорка и переехав по льду реку Итиль, путники приблизились к первым юртам. Войлочные юрты стояли не рядами, а вокруг юрт тысячников.
Татары с любопытством смотрели на русских.
— Русски коназ, русски коназ! — выкрикивали бежавшие сбоку татарские ребятишки.
— Смеются над нами, — буркнул Теодосий.
Чем дальше продвигались, тем шумнее становилось. К Куремсе подъехал татарин, и все двинулись за ним.
— Жить будете здесь, — указал татарин на юрты.
— Лучше уж на кургане спать, чем тут, — недовольно процедил Теодосий, заглянув в одну из юрт.
Дружинники пошли к юртам, на которые указывал им татарский сотник.
— Располагайтесь, — велел Андрей, — занимайте юрты и хозяйничайте.
Расседлав коней, дружинники привязали их к юртам и нерешительно ходили вокруг. Князя Даниила и боярина Андрея татарский сотник повел к большой юрте. Приподняв войлок, он зашел вместе с ними. В центре юрты было выложено из камней основание для костра, вокруг разостланы звериные шкуры. Вверху находилось отверстие для дыма.
Дружинники стали устраиваться на новом месте. В каждой юрте разместилось по десять дружинников. Они собирали хворост, рубили бревна, разбросанные возле юрт, разводили костры. Но сырое дерево горело плохо, дым стлался по земле, ел глаза. Дружинники открывали входы, чтобы дым скорее вытягивало наружу, но это не помогало — в юрту врывался ветер и еще больше раздувал дым. Долго возились галичане, пока привыкли. Постепенно они научились класть понемногу дров и следить за ними, чтобы огонь не убавлялся. Дым теперь поднимался вверх и выходил в отверстие в потолке.