В это же время также была раскрыта контрреволюционная группа бывшего штабс-капитана царской армии, профессора Института метеорологии Красной Армии Г. К. Устюгова. В его показаниях говорится: «Все участники антисоветской группы принимали деятельное участие в попытке установления связей между немецким командованием и антисоветской группой. Для этой цели группа готовила переброску через линию фронта своего участника — Чугрова, давшего на это согласие. Он должен был установить связь через белоэмигрантов-бывших генералов царской армии Балдина, Шварца, Кривошеина и других, которых знал Устюгов»[692].
В том же году была ликвидирована еще одна так называемая контрреволюционная группа из числа профессорско-преподавательской интеллигенции. Возглавлял ее профессор Политехнического института Н. К. Виноградов. Цель группы была та же — с помощью немцев свергнуть советскую власть. Участник этой организации — доцент института, бывший офицер Бочинский показал: «Получив установку Виноградова на создание участниками нашей организации контрреволюционных групп, я организовал такую группу в количестве 6 человек на факультете внутризаводского транспорта, совместно с ними проводил пораженческую пропаганду, обсуждал вопрос о совместной встрече немецких войск в Ленинграде с целью предложить им свои услуги для установления нового порядка в городе»[693]. По материалам дела явствовало, что бывшие царские и белые офицеры стремились создать свою «Русскую национал-социальную партию», которая бы сотрудничала с немцами после захвата ими Ленинграда[694].
Подозрения в отношении бывших царских и белогвардейских офицеров касались и тех из них, кто уже находился в местах лишения свободы или на поселении. Так, оперативно-следственным составом Сорокского ИТЛ (Сороклаг), находившимся в Беломорске, были вскрыты два подпольных формирования «Враги» и «Перебежчики». Во главе первой стоял бывший белогвардеец-колчаковец, который за связи с троцкистами был осужден на 10 лет. В эту группу входили также бывшие белогвардейцы, бывшие кулаки и неоднократно судимые. Всего в группе насчитывалось 18 человек. Вторая группа была меньшей численности. Возглавлял ее латыш, трижды судимый за расхищение государственной собственности, побеги бандитизм. Целью этой группы являлись организация вооруженного побега и переход на сторону противника[695].
Центр, в лице НКВД СССР и УНКВД ЛО, постоянно требовал усиливать борьбу с деятельностью различных контрреволюционных сил. 15 февраля 1943 года в своем циркуляре начальникам РО и ГО НКВД комиссар Госбезопасности П. Н. Кубаткин вновь указывает: «С возникновения войны между СССР и Германией антисоветские элементы в различных кругах советской интеллигенции активизировали свою враждебную работу… Отмечены отдельные факты прямой измены Родине со стороны лиц из числа интеллигенции и перехода ее на сторону немцев, установления связей и тесного сотрудничества с германскими оккупационными властями. Были вскрыты и ликвидированы контрреволюционные формирования в Ленинграде…»[696].
Насколько правдивы, честны и, главное, добровольны ли признания обвиняемых в антисоветской деятельности Игнатовского, Устюгова, Бочинского и других сказать сегодня трудно. Однако известно, что в годы войны репрессии коснулись значительной части советской интеллигенции и в большинстве случаев они были необоснованны. Наиболее вопиющим актом беззакония за всю историю блокады является арест и осуждение по статьям 58-3 и 58–11 УК РСФСР ученых И. В. Розе и А. С. Кошлякова, Б. И. Избекова, А. М. Журавского, В. А. Тимофеева, Г. Т. Третьяка и других (всего 13 человек). Все они работали по военной тематике.
Следствие по этому делу вел старший следователь УНКВД Н. Ф. Кружков. Он предъявил арестованным им людям (это было в декабре 1941 года, в самое тяжелое время блокады) обвинение в том, что они все, якобы, входят в так называемый «Комитет общественного спасения». Избиениями, угрозами, шантажом, жалким кусочком хлеба Кружков добивался от обезумевших от голода и страданий людей «признаний» в «существовании» выдуманных им групп этой «контрреволюционной организации». В целом же он умышленно обвинил в мнимой «антисоветской деятельности» около 140 ученых[697].
В фальсификациях Кружкова нельзя усматривать только его личные карьеристские, преступные наклонности — его «деятельность» явно поощряло и руководство. В хранящейся в бывшем Ленинградском партийном архиве характеристике на него (датирована 31 января 1942 года) написано: «Тов. Кружков на ряде проведенных им групповых дел (Игнатовский — 8 чел.; Корн — 8 чел. и др.) показал себя как способный, энергичный и знающий следственное дело чекист… Работает быстро и четко, брака в деле не имеет… Достоин выдвижения»[698]. Он получал денежные премии, был удостоен ордена Красной Звезды, продвинулся по службе. Больше того, тогдашний руководитель ленинградских органов госбезопасности П. Н. Кубаткин в Ленинградской правде отметил операцию по «разоблачению» группы ученых как заметное достижение в работе территориальных органов НКВД. Следует сказать, что именно он, как и другой комиссар госбезопасности И. С. Шикторов, настаивали на усилении агентурно-чекистской и оперативной работы. Многочисленные указания (приказы, приказания и циркуляры: от 31 декабря 1941 г.; 12, 22, 28 февраля, 21 августа, 29 октября 1942 г.; 5, 26 марта, 4 июля, 2, 9, 18, 30 августа, 16 сентября, 2 октября, 20 ноября 1943 г. и др.) требовали от начальников отделов и отделений шире привлекать агентурную сеть к выявлению антисоветски настроенных лиц среди интеллигенции Ленинграда. Заслуживает внимания, например, приказ УНКВД № 0094 от 5 июня 1943 г. «О недочетах в агентурно-оперативной работе в райотделах и отделениях НКВД ЛО». В приказе говорилось: «Проведенная проверка в 22-х районных отделениях и городских отделах милиции показала, что агентурно-оперативная работа в этих подразделениях находится в неудовлетворительном состоянии и не отвечает требованиям военного времени. А именно залогом успешной работы по борьбе с преступностью является широко разветвленная, высококачественная агентурно-осведомительная сеть». В приказной части подчеркивалось: «…Действующую агентурно-осведомительную сеть направить на активный розыск врага, на предупреждение его замыслов, добиваясь своевременного вскрытия и пресечения преступной деятельности групп и отдельных лиц…».
В многочисленных приказах и указаниях строго предупреждались начальники тех отделов и отделений, где длительное время не раскрывались дела по агентурным разработкам: им выносились взыскания и ставилось на вид за слабую работу по созданию сети осведомителей и т. п.
Видимо, это и приводило к дутым делам, фальсифицированным отдельными следственными работниками, которые поощрялись своими начальниками. В действительности было немало обвинений, которые фабриковались на ложных доносах. Так, например, в приказе УНКВД № 0082 от 28 февраля 1942 года «О недочетах в работе с агентурой» указывалось: «…агент „Ньютон“ сотрудничал с органами НКВД в течение 14-ти лет. В секретно-политическом отделе УНКВД он считался ценным агентом, располагающим большими связями. В декабре 1941 года он дал материал по группе театральных работников, указывая на их антисоветскую деятельность. По этим сведениям один из артистов был арестован. Но выяснилось, что „Ньютон“ в личных, корыстных целях давал клеветнические материалы на него и других лиц. Как провокатор он был осужден военным трибуналом». И таких фактов немало. Например, секретный сотрудник «Невельская» допускала в своей работе провокации, инициировала антисоветские сборища, и по ее доносам арестовывались граждане, которых впоследствии вынуждены были освободить[699].
