— Шта вы мне тут рассказываете? — стукнул по столу кулаком президент. — Какое такое имущество, понимаешь?

— Мы понимаем, господин президент, — вмешался Судских, — что дочь Цезаря вне подозрении, но с Интер­полом не поспоришь.

— А это как понимать? — с деревянным лицом уста­вился президент на генерала. — Учат они, понимаешь!

— Ни в коем случае, — поспешил на выручку Воливач. — У нас абсолютно другие задачи накануне акции протеста. Докладываем: к завтрашнему числу готовы.

— Шта? За дурачка держите? За мертвого льва считае­те? А вот я вам хорошую взбучку дам! Вот тут, — он поты­кал в папку с бумагами перед ним, — говорится, шта... около миллиарда долларов переведено из вашего фальши­вого банка на счета подставных фирм. Деньги, честно за­работанные россиянами. Считая одних дураками, другие под шумок обогащаются. Шта?

— Вам дат и устаревшие сведения, господин президент, — негромко стал объяснять Воливач. — Прежте всего это деньги, украденные у россиян. Их происхождение доказано. — Суд­ских тотчас выложил перед президентом панку с документами. Воливач продолжал: — Часть средств перечислена в Пенси­онный фонд, как бесхозные, другая часть направлена се­мьям погибших в Афганистане и Чечне, третья часть за­числена на счета ФСБ.

— Кто позволил? — выкатил глаза президент. — Все деньги должны быть возвращены государству! А прави­тельство само разберется, кому эти деньги давать. Робин- гуды, понимаешь, донкихоты! Я немедленно дам распоря­жение Генеральному прокурору разобраться с вашим самоуправством. Под суд! — говорил он в повышенном тоне, пристукивая ладошкой по столу. С каждым ударом таял его порыв, и с последним он затих на целую минуту. Воливач и Судских дожидались продолжения по стойке «смирно». Не дождались. Президент сидел с деревянным липом упорного мыслителя. Вбежал помощник, следом врач, и генералов попросили удалиться.

— Визит закончился? — спросил Воливач. — Еще три минуты.

— Забудьте вообще — отмахнулся помощник, подхва­тывая главу государства с одного боку. — Он и не вспом­нит, о чем и с кем говорил. В следующий раз.

— Гарантируете? — нахально спросил помощника Во­ливач.

— Оставьте, Виктор Вилорович, - - спешил разобрать­ся с президентом помощник, врач суетился. — Работаете красиво, я ваш союзник, не забывайте об этом...

Воливач и Судских молча поблагодарили провидение.

Довольно мило обошлось, каждый провел свою игру. Только безгласный врач принажал на иглу, ему ничего боль­ше не оставалось, как остаться один на один со своим долгом врача.

— Видишь, Игорь, — обратился Воливач к Судских в машине на выезде из кремлевских ворот, — претензий к нам нет. соляркой запаслись, себя в обиду не дали.

— А если дело передадут все же в прокуратуру? — спро­сил Судских. Оп на разборке присутствовал впервые. Возлюбленное чадо не забудет напомнить папаше.

Не напомнит, — уверенно ответил Воливач. — Я же папочку оставил, а там доку менты с грифом «совершенно секретно». Дочка обязательно познакомится и не пожела­ет больше дергать Воливача за хвост. Семейке пора ноги уносит ь, за пей хвостов побольше набралось, этот по срав­нению с остальными ящеркин. Обломился и славу Богу, задница цела. Я не марксист, догонять не стану.

— Кстати, Виктор Вилорович, о марксистах. Их кан­дидат, на ваш взгляд, имеет шанс на победу?

— Кто? Этот сельский учитель? Кишка тонка. Его стар­шие товарищи по партии неразумно правили, сейчас пос­ледователи неразумно расходуют предвыборный капитал. И моральный, и материальный. Вернемся к этому разго­вору после седьмого октября. Есть предложение опять по­работать тесно. Готов?

Убедившийся в перемене воззрений Воливача, Судских ответил не колеблясь:

— Готов.

— Тогда будь у меня сегодня часикам к восьми. Пока­жу кое-какие документы, обсудим новую операцию. За день завтрашний не волнуюсь. А после мы введем в окружение президента своего проверенного человека, пора отнимать рычаги власти, чтобы лишить коммуняк всякой возмож­ности мутить волу...

Коммунистам, как рыбе вода, обязательно нужна сму­та, в чистой среде они не выживают, не приспособлены жабры. В этой среде они размножаются, в ней прячут хво­сты, там и гадят. Человечество вполне могло убедиться, какие блага сулят людям коммунисты и какие на самом деле дают. Приучив народ жить в мутной среде, они пер­во-наперво делят всех на чистых и нечистых — по своим мутным марксистским убеждениям. Чистые - отравлен­ные средой, нечистые — кто никак не может привыкнуть дышать гадостью. Это рабочий скот. Чистые, в свою оче­редь, делятся на аппаратчиков и простых коммунистов. Из аппаратчиков готовят правящий класс. Детская в прин­ципе арифметика. Алгебра в другом. Вместе со скотом да­леко не уплывешь, а без него мути не подымешь. Вот тог­да и появляются индивидуальные дыхательные средства, которых всем не хватает: Расслоение налицо, начинается саботаж, и заставить скот трудиться обычными методами невозможно. Партийным щукам волей-неволей приходится дождаться воспроизведения популяции мелюзги, взбодрить ее, чтобы не вымереть самим.

Мне ли говорить тебе об этом, — продолжал Воливач, — Ты в анализе почище меня разбираешься. И если вдруг ска­жут, что страну развалили масоны, евреи и МВФ, — брехня. Систему развала страны спланировали сами коммунисты. Вот ознакомься, для тебя приготовил, — протянул он Суд- гких дискету. — Тут лицо партии, ум, совесть и честь на­шей догорающей эпохи. Я такого дерьма даже в импер­ской канцелярии Гитлера не видел. Потому спорить не буду, что коммунисты — младшие братья масонов. Пот гебе еще для ознакомления. — И вторая дискета легла в ладонь Судских. Документы повышенной секретности, раньше времени о них стоит помолчать, будь осторожен. Знакомлю тебя с ними, чтобы ты не питал иллюзий. Зада- га вытекает сама по себе: оторвать националов от комму­няк, а здесь, сам понимаешь, нужен особый подход.

о Если бы знать его, — вздохнул Судских. Воливач мол- тал. — Многие из впасть имущих и не имущих желали блага русскому народу, каждый по своему методу, только благо не наступало. Привередливость русичей? Вряд ли. Знать бы что. Скорее всего не тем богам служим. Разум просит одного, •туша другого, а ум третьего...» Судских неожиданно сам за­думался над подобной трактовкой собственного вывода.

— Виктор Вилорович, — прервал оп молчание Волива­ча, — вы когда-нибудь о «Силлабусе» слышали?

— Просвети, — без обиды сказал Воливач. По части истории и литературы он уступал первенство Судских. — Гы у нас дока.

— В переводе это «Основные заблуждения нашего вре­мени», середина прошлого века, приложения к энциклике папы Пия IX. Еще в 1864 году он осудил общественные, политические и религиозные движения, мешающие автори­тету папы. Документ намного тоньше, вышел он, когда коммунистическое движение стало набирать силу и требова­лись срочные меры. Такие могла принять тогда только цер­ковь. По что интересна, при обсчете «Манифеста коммуни­стической партии» — а «Силлабус» критиковал именно этот документ в перзую очередь, — Гриша Лаптев установил при­сутствие более раннего источника, так называемый пси-фак- гор. Покопавшись тщательнее, он установил тождество между учениями Маркса и древнегреческого философа Антисфена, основателя школы циников. Учения не рождаются на пус­том мост е, ом и обобщают прожитый период, чтобы доказать необходимость именно этого учения. Это я к тому, что ци­низм как таковой зародился в баснях Эзопа, за сто лет до Антисфсна. А ранее «Силлабуса», за двадцать лет до него, появилась басня Крылова «Лебедь, рак и щука»; Как извест­но, Иван Андреевич Крылов переложил на русский язык многие басни Эзопа, взял и эту, дав ей персонажи, попят­ные русскому человеку. Басня получилась блестящая, хотя суть ее появления во времена Эзопа сводилась к соперниче­ству философских школ. Неожиданно для себя Крылов очень удачно обозначил трех основных претендентов на владение ' человеческими умами: церковь, коммунистов и националов. О вреде национальных и коммунистических идей говорил и Пий IX.