Старушка, с которой он мило беседовал только что, протиснулась поближе, и Судских сначала почувствовал ее настырный взгляд, а потом услышал осуждающие слова: Нехристь! Сразу его раскусила!

Вот и благодарность за благие дела... Святой простотой • грех называть такое — это обычная русская задроченность. Вели власть таскать хворост на костер — вмиг исполнят.

«Эх, российская вандеюшка!» — хмыкнул Судских. Дверца «воронка» прочно захлопнулась.

Он до конца так и не сообразил, что именно с ним приключилось. Будто бы стремительно бежал по накатан­ной дорожке, и вдруг ею резко остановили, не дав осмыс­лить, кто дерзнул на это.

Удивительно, однако привезли его не в райотдел ми­лиции, а за Каменным мостом пересадили в нарядный «форд» и в сопровождении двух милицейских полковни­ков с надсадно ревущей сиреной помчали прямо в Кремль.

У Спасских ворот сирена смолкла, и Судских мог слы­шать шуршание шин по брусчатке. Не произнеся за весь путь ни слова, полковники вежливо попросили его следо­вать за ними, едва «форд» качнулся на тормозах у подъез­да желтого здания. Судских пожал плечами, ничему не удивляясь, и здесь же, на крыльце, его передали двум мо­лодым людям, чья выправка, вежливость и темные штат­ские костюмы штучного кроя были на порядок выше ми­лицейской вежливости и прочих атрибутов власти.

Метаморфоза обозначилась ясно: президент решил пер­вым узнать о похождениях Судских в подземельях. Мили­ция расстаралась вовсю, а свои прошляпили.

Только чего вдруг такая оперативность, кто, кроме него, мог знать о находках, и на кой ляд он так срочно понадо­бился президенту? Вопросы будоражили, наслаиваясь на усталость и обескураженность, из-за потери его особых качеств мешали ему сосредоточиться. Еще более занозила наглая насмешка сопливого ментовского лейтенантика — самого Судских арестовал!

За что?

В президентской приемной, где еще совсем недавно он чувствовал себя хозяином, Судских попросили обождать. Один из помощников доложил о задержании дежурному ге­нералу, знакомому по прежним дежурствам, и тот, не взгля­нув на Судских, отправился докладывать президенту. Но рань­ше-то этот генерал не относился к дежурным! Раньше этим занимались только высшие офицеры из органов и УСИ. Странно... Смена караула? Президент и прежде морщился при виде людей из разведки, выражай тем недоверие, и фор­му воспринимал только на cyiy6o военных.

Но прием Судских он оказал на удивление особый, радушный и приятельский, совсем сбив с толку опально­го генерала.

— О! Наконец-то! — с разведенными в стороны рука­ми вышел навстречу президент. — Игорь Петрович, где вы запропастились? Всех па ноги подняли!

Приобняв Судских за плечи, будто накидывая простыню или шубу, он повлек его rкабинет. Такая заботливость оза­дачивала сильнее прежней нарочитости. А это почему? Раньше ему не оказывали дружеского проявления чувств.

— Все обошлось? — спросил президент уже в кабине­те, будто заведомо знал, чему подвергался Судских, выйдя из подземелий.

— Как-то все несуразно, — хмуро отвечал Судских. — Пацан из милиции угрожал оружием, забрал мой мобиль­ник, меня спешно везут сюда... Не пойму: я арестован? — с вызовом спросил он, пытаясь по лицу президента опре­делить истину, отделить показное.

Президента он не застал врасплох:

— Игорь Петрович, вам ли не знать, как у нас обычное оперативное распоряжение превращают в пожарный при­каз. За этих балбесов прошу извинить, за чрезмерное усер­дие накажу, чтобы служебное рвение проявляли где поло­жено.

Президент, как всегда в беседе с ним, говорил учтиво, хотя многие выслушивали от него отборную солдатскую матерщину. Он не стеснялся распекать подчиненных в еф­рейторской манере, без скидок на возраст, заслуги, и ник­то не возмущался. Огрехи были, конечно, всегда, но не в такой же манере высказывать возмущение. А помалкива­ли без протеста потому, что давным-давно знали о грубых замашках президента, когда он не был еще таковым и гру­бость считалась неким имиджем: вот, мол, какой хозяин нужен стране — жесткий, но правильный, такой станет держать в узде и распоясавшихся демократов, и думское плебейское отродье, и кондовых коммуняк.

С Судских президент всегда сохранял выдержку и уч­тивость.

— Стаканчик чайку? — заботливо предложил президент.

— Спасибо, не откажусь. Сомлел от усталости, — без улыбки отвечал Судских. — Только сначала хотелось бы со своими связаться, переживают.

Легкая пауза, секундное замешательство, отмашка.

— Звоните с моего пульта, — сказал президент, одно­временно нажимая кнопку вызова дежурного.

Вошел прежний генерал, из армейских.

— С Игорем Петровичем плохо обошлись, — жестко выговаривал президент. — Мою просьбу тотчас разыскать Игоря Петровича превратили в арест. Виновных наказать вплоть до разжалования.

Связываясь с Бехтеренко, Судских ощушал стыд. За­глушая его, он наигранно-бодро говорил в микрофон:

— Святослав Павлович, привет с того света.

Мать честная! Игорь Петрович, вы где?

— У президента. — кратко ответил Судских. — Вер­нусь — поговорим. Привет всем.

И сразу дал отбой. Нечего рассусоливать — жив и жив.

Президент караулил его или Судских обостренно по­лагал гак после всех наземных событий?

Далеко не грубый руководитель, как его пытались пред­ставить некогда, он разбирался в людях и умел выявить их основное качество, стержень натуры. Улавлил он и скры­тую спесивость, и властолюбие, чуял начетчиков и фан­фаронов, терпеть не мог лжецов. С момента их давнего знакомства они испытывали друг к другу притяжение, но постоянно держались на расстоянии дуэльного выстрела. Однажды Судских подумал: не свои ли потаенные амби­ции скрывает от него президент на почтительном рассто­янии? А скрывает потому, что видит в нем соперника? Приход его к власти был покрыт непроницаемой тайной. Судачили мною, намекали на неких олигархов, но толком никто ни одного имени не назвал. Президент оставался темной лошадкой, норов не выказывал, а присутствие этого норова Ошущали все.

— Не томите, Игорь Петрович, рассказывайте, как там, много ли алмазов пламенных в лабазах каменных?

И опять Судских удивился столь грубой постановке вопроса. Ведь только что мир висел на волоске, много­миллионный город мог познать ужасы «грибного супчи­ка», а минула гроза — и первый вопрос: а кепочка где?

— Что центр Москвы вот-вот провали гея, все подзем­ные коммуникации дышат на ладан — видел, а лабазов не нашел.

Кто толкнул его под локоть, кто не пожелал, чтобы он не рассказал о виденном? О книгах, об этих самых алма­зах пламенных. Что именно остановило его?

— Игорь Петрович, Воливач приказал долго жить. Так вышло в ваше отсутствие, — короткими фразами говорил президент, в упор глядя на Судских. — При нем обнару­жили скрупулезный список неких драгоценностей, золо­та, антиквариата и древностей. Сумма описи громадная. Указаны там и столь долго разыскиваемые книги. Я пола­гаю, они в подземельях, и вы не могли не найти их.

— Почему именно под Москвой эти ценности и поче­му именно я не мог не разыскать их? — О Воливаче Суд­ских ничего не спросил, хотя новость ошарашила его.

— Почему? Сеть такая уверенность. Чутье у меня. А для России они бы сейчас очень пригодились.

— России всегда чего-то не хватает, как бы устало отвел глаза Судских. — Не видел я богатств. — Открыто посмотрел он в глаза президенту, и тот не поверил ему, прищурился, погасил доброжелательную улыбку.

— А если мне доподлинно известно, что генерал Суд­ских видел эти богатства?

Судских словно током шарахнуло.

«А почему я не думаю, что не только я отмечен Богом?»