— Тамура дал честное слово оказать финансовую поддержку.
— Знаете что, Игорь Петрович? Не отнимали бы вы время у пас. Не звоните больше.
«Сейчас она меня уест с торжеством», — успел подумать Судских и не ошибся:
— Сходите к психиатру. У вас мания величия. А мы сермяжным займемся делом без ваших консультаций.
Вот так. Одним махом эта шемаханская царица рассчиталась с ним. И дела нет, что гигантский край остался без поддержки. Видимо, так и рушатся большие дела, слонов побеждают мыши.
Бойся красавиц, княже...
Ему дат и отставку.
Ничего не оставалось, как лететь в Москву. Ничтожность положения заключалась еще и в том, что у Судских едва хватила на билет. А деньги, которых вполне хватало благодаря Севке, «съел» звонок в Токио. Он с не меньшим трудом разыскал помощника Тамуры и услышал, что господин Тамура говорить с ним не желает. И здесь предательство по одной причине. Ему она неизвестна. Он хотел было разыскать сына Тамуры, оставался еще корешок женьшеня, который можно прибыльно продать, но когда он достал его из нодлуба, внутренний голос отчетливо сказал ему: остановись, образумься! С амулетом он не расстался.
«Отползу в берлогу и там все обдумаю», — через силу решил Судских. Унижаться, тем более вымаливать внимание он неумел. Его предали — сам виноват. Предают только свои.
Последнее время Судских мучил один вопрос: почему он такой невезучий? Так красиво стартует, на финишной прямой происходит срыв. Что он простофиля, идиот, неумеха, в конце концов? Или срыв происходит независимо от него? Будто он бабочка с ангельской красоты крыльями, занесенная волей судьбы в пламя..
Первый раз, еше тогда, на свалке, он поступил правильно. разумно и по велению сердца: так должен поступать славянин.
Провидение вернуло его к жизни. Ценой его подвига началось восхождение России. Восхождение и — тупик. Неизбежную катастрофу он встретил гам, где обязан был встретить...
«Я выполнил поворот оверштаг, как любит выражаться Севка,— размышлял Судских. — Резкий поворот и в первом, и во втором случае, чтобы вернуться на прежний курс».
Такой разворот еще называют «коровьим» оверштагом.
В третий раз он не согласился со Всевышним, не отдал богатства всей России в руки одного человека. Последовала кара — ему пришлось повторять пройденное. Практически он двигался назад, постигал не познанное прежде.
«Так-так, — соображал Судских. — Сейчас я нахожусь в крайней точке удаления от курса. Я должен выполнить циркуляцию, чтобы вернуться на прежний курс. Резкий поворот вправо меня перевернет, уничтожит, как случалось уже...»
Человек предполагает . Бог располагает.
Предложили выровнять креста и установить столики дчя ужина. «Осталась треть пути, — машинально отметил Судских, стараясь не упустить нити размышлений. — Выходит, я у критической точки, когда волна в борт и оверштаг может закончиться оверкилем. Ну и нахватался я у Севки!..»
Машинально он съел ужин.
Итак, критическая точка. Что предложит судьба?
Он задремал. Самолет пошел на снижение. Подумал еше: «Засну и услышу Голос...»
Ничего он не услышал. Кроме толчка шасси о бетонку'. Прилетели. Багаж нехитрый: подлуб с женьшенем и модель «Катти Сарк», Севкин подарок. Он сам склеивал его, когда сын бегал по палубе, руководя погрузкой. Милейшее занятие: взрослый человек, прикусив язык от вожделения, впал в детство.
11одлуб соскользнул, просыпалась земля. Чувство неловкости. Оберточная бумага разорвалась. Судских достал корешок и, повинуясь шестому чувству, сунул его за пазуху.
Свист турбин прекратился. Щемящее чувст во непреодолимой уграты зависло в нем. Глухая пустота.
Вслед за виповскнм салоном на выход двинулся бизнес-класс. Судских пропустил торопливую чету с ребенком и не спеша двинулся к выходу. Куда ехать? Да домой, черт возьми! Хватит скитаний. Без вины виноватый, еще и в бегах. Хватит. Жене ни разу не позвонил. Грех.
«Интересно, в какое время я вернулся, а, Господь Бог?»
У самого выхода на сиденье первого ряда он увидел газету. Вывернув шею, прочитал дату: 23 августа 1998 года.
Так, приехали... Действительно, самая крайняя точка оверштага. Либо оверкиль, либо...
Шагая по галерее на выход из аэровокзала, он припоминал пояснения Гриши Лаптева на сей счет: «Петь нормальный курс поступательного движения. Будь то один человек, государство или общество. Время от времени его «сносит» влево или вправо от курса. Без усилий вернуться на прежний курс невозможно, мешающие факторы — встречный ветер, волнение или лопух у руля. Чтобы не подвергать судно гибели, капитаны парусников в старину выписывали циркуляцию под ветер влево или вправо и, завершив се, возвращались на прежний курс. Это и есть коровий оверштаг». 13 жизни многие-события — точное воспроизведение корабельного пути, когда случаются метания на курсе. При грамотном капитане все обходится вполне сносно, так пояснял Севка, а Гриша Лаптев закладывал в объяснение политический смысл: «Когда есть желающие помешать движению вперед, тогда в точке выхода из циркуляции на курс стоит дядя с ножичком, а то и группка любителей со всякими разными штучками в руках. Кто ловчее, тот и отрезает ножичком или ножницами эту петлю — и псу под хвост все мытарства, которые приходится пережить, совершая разворот на 360 градусов. И тогда этот, с ножичком, становится капитаном».
«Для «Катти Сарк», с се громадной площадью парусов, — как заправский мариман, рассуждая Судских, — поворот оверштаг дело крайне опасное. Или как гам у нас: «Эх, тройка, птица-тройка!» Какой русский не любит быстрой езды?»
— Игорь Петрович! — окликнули его. Занятый размышлениями, Судских сразу и не сообразил, кто его окликнул. И кто мог встречать его? Случайность?
Двое мужчин подошли с обеих сторон и перекрыли ему дорогу. По вежливым улыбкам, спортивным фигурам и дате под названием газеты он понял: ребята из органов.
— Я вас не знаю, — отступил на шаг Судских.
— Мы знаем вас, — многозначительно подчеркнул один из гэбистов. — Прошу с нами.
Его подвели к черной «Волге», открыли заднюю дверцу.
Господи, как не хотелось ему сгибаться и лезть в этот черный зев! Так много прожитых лет псу под хвост, хотелось убежать к чертовой бабушке, броситься вправо или влево, но Судских стеснили с боков, подталкивая забираться, оверштаг не получится. Да что ж это такое!
— Куда вы собираетесь везти меня? — спросил Суд- ских, сохраняя спокойствие.
— В клинику, Игорь Петрович, — вежливо объяснили сбоку.- В закрытый диспансер дня душевнобольных.
Такой вот оверштаг.
— Позвольте укольчик...
Бесполезно, бесполезно сопротивляться...
— Куда, куда... — услышат он, проваливаясь в пустоту. — 13 сумасшедший дом, твою мать...
Спасибо тебе, Творец, удружил...
~ За что ты меня мучаешь? Что тебе надо от меня? За что?
— Мы договорились: вопросы затаю я. Так надо. Воспротивился пройти все круги ада. Люб ты мне, я испытываю тебя.
— Да будь ты трижды!..
— Не торопись. Я не даю обещаний, но тебе отвечу: ты будешь единственным, познавшим меня. Мужайся. Все переживаемо. Однако помни: никто не спасет тебя, кроме тебя самого. И не будь, в конце концов, лопоухим. Деда Мазая на всех не хватит. Еще раз повторяю: не будь лопоухим...
«Лохом — говорят сейчас», — вспомнил Судских и успокоился. К нему направлялся Наполеон. Встретить легендарную персону, сидя на кровати, он не мог. воспитание не позволяло.
— Сир!..
— Л, мой любимый генерал! Безмерно рад встрече. Что это за туника на вас? Почему не в мундире?
