— Смирительная рубашка, сир.

— Я понял. Андреосси! кликнул он адъютанта. — Ве­лите переодеть этого прекрасного человека в генеральский мундир моей гвардии, а в знак того, что мы наконец встре­тились, я награждаю этого славного человека орденом По­четного легиона!

— Ну как? Станешь теперь помогать моему избраннику?

— Ни хрена! Хватит России тиранов!

— Ну как знаешь. Пообщайся пока с коронованными особами.

— Не сломишь ты меня!

— Зачем? Ты уже надломленный, сам не сломайся...

Часть шестая ШЕСТЕРНЫЕ ИГРЫ

Кто играет, тот знасг. Шестерная в преферансе низ­шая, с мизерной прибылью игра. Случается, «шесть в пи­ках» назначают играть втемную, что позволяет игроку аван­тюрного плана перехитрить партнеров, имеющих более сильную карту. Уважающие себя преферансисты предпо­читают не играть втемную и по возможности в шестерные игры.

Так уж повелось, что шестерка — лакей, шустря к, лов­чила мелкий, персона второго сорта, и шестерить — не царское это дело, малодоходный бизнес.

А вот шестерня — зубчатое колесо, нужный механизм. Шестерная передача — механическая совокупность раз­новеликих шестерен, обладающая прочной сцепкой. Ма­нипуляция Шестернями позволяет регулировать скорость вращения основною вала, основной тяги. Это — царское дело.

И «...никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени сю. Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочтет число зверя, ибо это число человеческое; число его 666».

«Откровения Иоанна Богослова»

1-1

Товарищ, юли не юли, шестерок ска­тают в нули!

Из неспетой песни защитников Белого дома

Темнота была сухой и зловещей.

Где-то в пампасах.

Ночь дышала влажным жаром.

Это в льяносах.

Ночь сулила перерыв до десяти часов утра. Это в на­ших кортесах. И вообшс в нашей Хамландни ни пыла, ни жара не водилось, окромя слякоти. Завечереишая промоз­глость потепления не обещала, и как-то смешались вок­руг очертания и контуры, сместились, скособочилось все, ни дна ни покрышки, ни крепкого уха, ни милого рыла. А от разгула демократии не осталось надежд. Лет десять на­зад игральная колода лежала по мастям. Ныло руководя­щее рыло, не милое, но свое, джокер называется, затем шли тузы, короли, вельможные дамы, валеты и шестерки. Молодки в счет не шли, мэнээсы в расчет не принима­лись. Разгул колоду смешал, молодки заважничали, шес­терки заявили себя избранниками народа, выбились в де­путаты. В пампасах, как прежде, пахло тамарисками, в льяносах — ирисками, а в думских кортесах запахло на­стоящим дерьмом — сушее наказание для народа.

Было шесть вечера. Час мерзавцев и депутатов, что, впрочем, одно и то же. Одни и те же правили новый бал. Черная «Волга» с антеннами и антеннками уперлась в ши­роченную траншею, взрезавшую асфальт, и, как умное жи­вотное, остановилась, тихо переваривая бензин и какие- то свои черноволговскис мысли.

— Приехали, — бесцветно молвил водитель.

— Началось, — недовольно выдавил из себя пассажир.

— Продолжилось, — поправил водитель.

— Поищите объезд, — надавил пассажир.

— Ножками придется, не стану искать, — по-прежне- му без ромашек и лютиков отвечал водитель, указывая в окно. — Вон этот дом, не вас первого привожу сюда. Вдоль траншеи и но мосткам, второй подъезд, первый этаж.

— Ждите, — буркнул пассажир, выбираясь наружу.

— Ну да? розовым лютиком подцветил удивление водитель. — Нам не положено. Диспетчер велел доставить и вернуться.

— А я сказал — ждать!

— Ты, парень, топай, — перешел на ты водитель. — Не из той конторы, чтобы приказывать.

— Распустились! — прошипел пассажир.

— Депутат сраный! — ответил водитель и газанул. — Мерзавец!

Такой вот состоялся разговор, после чего депутат, он же мерзавец Вавакип, еше и с приставкой -оглы, вылез из «Волги» с чекистскими номерами и потопал к указанному дому[3].

Настроение — нуль. С такими дурными приметами при­шлось зачинать нужное дело, не терпяшсе отлагательств. На носу съезд, могут не переизбрать, а надо бы выяснить, чем закончится. Вот Вавакин и отправился к ясновидя­щей вызнать, чем он вдруг пахану-спикеру не угодил, чего гот коситься на него стал.

За что его персоналки лишили? Голосует как велят... Унижение прямо — через диспетчершу машину заказы­вать. Много наездишься? А диспетчерша, Верка фон Ва­сина, всегда норовит машину из чекистского гаража под­сунуть. Ясно почему: чекисты депутатов ненавидят. Л Верке недаром «фон» прибавили — аппаратная б-б-б...

— Сволочи, — сплюнул мерзавец Вавакин, перейдя мостки. Остановился, унимая зло в сердце и дыхалку в груди. В тридцать пять рановато дыханию дыхалкой обер­нуться. Не курит, не пьет. Все от заседаний долбаных: сиди, дорогой оглы, нажимай за нас кнопки, знаешь где какую по заморочкам, вот бумажка, а мы по делам... Куда ж ты, юность ранняя, ушла? Родной райком, пайки, свои девоч­ки, будущее... Вот оно — настоящее. Как еще за депутат­ство зацепился! И от прежнего радостного состояния души остался румянец на щечках и младенческой пухлости ла­дошки, а ранние залысины предательски обнажают неуто­ленные страсти, очки не скрывают внутренней суеты. От­куда ж ей быть, если обман кругом? Вчера ездил по объявлению: «Прекрасная во всех отношениях дама пода­рит шикарную ночь состоятельному господину».

Брала с него по высшей мерке по прейскуранту, а да­вала... Бывшие девчонки из райкома сто очков вперед этой прекрасной во всех отношениях даме дадут и за бесплат­но. Скажешь кому из своих, па смех подымут. Не зря па­хан-спикер предупреждал: «Не мотайтесь за триппером, не ищите приключений на стороне, у вас все свое: каждой секретарше вменено обслуживать депутатов!»

«Сейчас еще попаду не к ясновидящей, а к занюханной тетке, — расстраивал себя мерзавец Вавакин загодя. — Заса­ленная колода карт, морда засаленная, брюхо на коленях...»

Дверь отворил амбал метра под два, одетый в десанту- ру, годов под тридцать и вполне человеческой внешности.

— На сеанс? — спросил он вежливо.

— Да уж так. — вздохнул Вавакин-оглы с придыханием.

— Раздевайтесь, господин, — кивнул амбал на вешал­ку, -- и сюда. — Кивок в сторону кухни.

«В комнаты не приглашают, — оскорбится клиент Вава­кин. Оскорбился больше за го, что в коридоре стену заняли книжные шкафы, а на полках все избранное, избранное: за­нюханная гадалка имеет толк в классике! — Понт».

Кухонька о шести квадратах, свечечка на столе в фар­форовом подсвечнике, колода карт почти свежая, а над столом хитрющая картина в хорошем багете: сатана себя в зад целует или чего-то достает оттуда. Л гадалка... Да, не зря здесь десантник на постое: таких дам гвардейцы долж­ны охранять — хороша во всех отношениях и в золоте. Вавакин даже забыл, что он оглы.

— Приступим? — спросила дама, берясь за колоду. Чер­ная шаль с красными по золотому шитыо розами эффект­но контрастировала с пышными волосами блондинки, а декольте с бриллиантовой брошью, а фудь... Мама моя! Мерзавец Вавакин стоял, продолжая бледнеть. Сразила его напрочь ясновидящая.

— Присаживайтесь, — поняла его состояние прекрас­ная дама.

Карты по столу шныряли тузы, валеты, короли, па­хан-спикер выпал пиковым королем, сгоревшим на кознях в казенном доме, валетом проскочил Гайдар, шестеркой Шах­рай, отошел в отброс кардинал из ссрых — Филатов, и Вава­кин-оглы мотался среди них, как дерьмо в проруби. И после всех неприятностей посулилось ему свеглос будущее из пи­ковой масти, и понял он, что выложит за гадание, сколько бы ни запросила гадалка за рукомесло.