— Наш пострел везде поспел, — сделал гримасу ры­жий Шубас.

— Ошибаетесь, Масуда-сан. Судских двояко относит­ся к Лебедю и не доверяет ему полностью. Он помогает ему как i-убернатору, но в президентах его не видит.

— Как не видит? Вы можете охаивать обоих, но оба поставили на возрождение Сибири, и я ставлю на это. Из вас, глубоко увязших в российском бизнесе, никто пока полушки не дал на возрождение России. Так вот мы даем деньги.

— Судских очаровал вас, но я готов познакомить вас с отрицательными высказываниями генерала месячной дав­ности, — приготовился Шубас.

— Слова, слова, — отмахнулся Масуда.

— Это видеоматериал, — подчеркнул Бразовский. — Можете делать любую экспертизу, по это его подлинные слова. А были они произнесены на встрече с руководите­лем фашистских молодчиков Буйновым. Вот они: «Лебедя ни под каким видом нельзя пускать во власть. Он диле­тант, и это главная опасность. Его держат за пугало, и это ему правится».

Масуда не произнес сразу ни слова. Пожевал губами, что-то решил для себя и только потом молвил:

— Если ваши слова подтверждены, я, возможно, изменю свое мнение. Вы предоставите мне видеоролик?

— Решено! — возликовал Бразовский. Елва вы вер­нетесь в Японию, он будет у господина Тамуры. Кстати, не очень доверяйте Судских: он душевнобольной.

— Это не радуюший сюрприз, хмуро выслушал 'Га- мура отчет своего посланника на встрече в Буэнос-Айре- се. Кроме того, ему доложили о приватном визитере, ко­торый просил встречи именно с ним, Тамурой, пояснив, что прибыл он от Бразовского и Шубаса.

— Не хочу видеть его, — раздраженно ответил Тамура. — Возьмите ролик, поблагодарите, и всс на этом.

Пленка оказалась подлинной.

Гак неожиданно красноярский губернатор оказался один на один со своими могущественными противниками. Таму­ра хоть и считал губернатора меньшим из зол, зато себя лич­но числил первым из его союзников. Военные и бывшие понимают друг друга, их язык общения проще и доходчивее. Но тот, кто заявляет, что познал Россию и русских, всегда ошибается. Себя-то русские не знают. Ни с какой ноги надо вставать, ни с какой руки за кавардак спрашивать.

Неугомонный Бразовский русским не был, но сумбур­ный склад русской души выучил отменно, и, лавируя между глыбами, трясясь на ухабах российского бездорожья, он нажил приличный капитан, оставаясь внешне застенчи­вым человеком. Каким он был внутренне, можно судить по нажитым капиталам, по скорости его передвижения на российских просторах. Он не поленился помчаться в Си­бирь. отложив спешные дела, каких у него водилось пре­достаточно. С глазу на глаз в кабинете с красноярским губернатором за обсуждением щепетильных вопросов он между прочим, стыдливо пряча глаза то в одну, то в дру­гую сторону, застенчиво сказал, что японский доброжела­тель недоволен генералом Судских и готов исполнить свои обязательства, только когда Судских перестанет вмеши­ваться вдела губернатора.

— Лезет куда не просят! — вскипел губернатор.

* # *

А Судских ии сном ни духом не знал, что лишился заступника на земле. И стоит ли думать о плохом, если тельняшка его жизни повернулась к нему светлыми поло­сами наконец?

Это была любимая поговорка сына. Счастлив же стал Судских, когда увидел Севку на капитанском мостике. Его красавец теплоход внушительных размеров степенно швар­товался к причалу порта, а Севка — старпом как-никак! — похаживал на крыле мостика, отдавай команды и на отца даже не взглянул. «Ну стервец!.. - - ликовал в душе Судских. — Но хорош...»

Двое суток «месте.

Они посетили лучшие бары города, смотались на Орли­ную сопку, умудрились попасть на свадьбу Ссвкиного това­рища, где Судских строила глазки подружка невесты:

— Игорь Петрович, не будь вы женаты, пошла бы не задумываясь за такого красавца.

— Зачем вам это?

— О, Игорь Петрович, вы жизни не знаете. Но в годах и как смотритесь! В вас чувствуется стиль и марка, куда до вас\ /' моим сверстникам. Вы бы цсшиГи во мне это. — И оттянула кожу на предплечье. Она была сообразительна, мила, почти красавица и уже огорчена жизнью. Севка приревновал. Она считалась его пассией. Морская ожидалочка.

— Почему не женишься? — спросил Судских.

— Зачем, на? Готовым пока себя не чувствую.

— Врешь. Боишься взять па себя ответственность.

— Возможно, ты прав. Сейчас мне обуза ни к чему.

Единственный серьезный разговор за двое сугок. Суд­ских нравилось наблюдать за сыном из спальни, когда Сев­ка «тянул» суточную вахту на судне или решал судовые проблемы в кабинете. Деловой, принципиальный и пони­мающий. Эх. побродил бы он сейчас с внуком! Или внуч­кой. В песочнице покопались бы...

225

Эх, не случается прекрасного со всех сторон.

X Зак. 3CMS

Л вообще, наверное, за всю жизнь он не получил столько подарков от этой самой жизни. Зачем грустить о том, чего пока сшс не случилось?

До подхода Севкипого теплохода было три дня, и ста­рый товарищ встретил Судских прямо в аэропорту. И сра­зу увез к себе в тайгу. Однокурсник, когда-то он подавал большие надежды стать классическим ученым, но по не­понятным причинам бросил столицу и уехал в Приморье. Пожалуй, только Судских поддерживал с ним переписку. Раз в полгода письмо, под Новый год и ко дню рождения открытки. Товарищ же писал почти регулярно письма па пяти — семи листах с философскими выкладками, при­том не расхожие домыслы, а трезвые умные выводы.

— Пишешь книгу? — раз полюбопытствовал Судских.

— Зачем? Спешу жить...

Сначала он подвизался гидросмотрителем и был рад такой работе, потом пункт закрыли, и он, нисколько не тужа, заделался пасечником и, судя но вполне еще снос- пому японскому джипу, жизнь любил по-прежнему.

— Это на выгребон в город, а для тайги у меня «нис- сан-патрол» есть.

К удивлению Судских, товарищ оказался женатым. Ког­да подъехали, у калитки их встретила статная женщина, писаной, как говорится, красы. Ни оторванность от циви­лизации, без клозета и паркета, ни хозяйство в глуши не источили ее матовой кожи и счастливого блеска в глазах.

— День добрый вам! — с удовольствием поздоровался Судских. Она кивнула, распахнула руки, пожалуйста, мол, заходите, будьте как дома, рады вам...

— Она немая, — буркнул товарищ себе под руку. Суд­ских потребовалось усилие, чтобы стереть глупое недоуме­ние с лица. — Зато королева во всем, и других не признаю.

На следующий день, после роскошной баньки и обиль­ного парадного ужина, товарищ увез Судских рано утром в тайгу. Начался сезон копки женьшеня, и по своим на­хоженным тропам он увел Судских в глушь, хотя сразу за огородом начиналась тайга.

— Это разве тайга? -- воспротивился товарищ. — Ког­да я здссь обосновался, уже тогда не было тайги. Ее изве­ли в эпоху сталинских пятилеток. Так, елки-палки оста­лись. Лет десять назад в речушке за домом я десяток хариусов за полчаса надергивал, на жареху, уху и котам оставалось, пять лет спустя на жареху хватало, а сейчас и котам нету. Корневал раньше вблизи, а ныне, даст Бог, пару корешков, глядишь, изыщем подале, за Тимофеевой балкой. Свои берегу, — пояснил он, — на особый случай, когда лечиться надо будет.

Он говорил просто, веши называл так, будто здесь сто­лица, пун земли, и Судских это нравилось. Как и должно было быть в жизни у нормальных людей.

Чего не было, так это вопросов типа: как там в центре, что слышно, что будет? О его спокойствии к животрепещу­щим проблемам Судских спросил на очередном привале.

— А зачем? - удивился вопросу товарищ. — Меня ник­то не просит учить жить, и я не собираюсь узнавать, как надо жить. Игореша, это онанизм — дергать себя беспре­станно по разным поводам. Ой, Черномырдина сняли! Ой, опять Чубайса поставили! Ой, цепы повысили, а в Китае наводнение! На хрен мне это сдаюсь? Я не читаю газет, не луплюсь в телевизор, краем уха слушаю мужиков, но сам не высовываюсь с мнением. Мужик, по-моему, дол­жен всегда под рукой топор держать. И дом рубить к сро­ку, и головы с норову.