— Понял, — вздохнул Судских.

— Слышь, друг, а может, мы зря Леньку Брежнева ха­яли? Как жилось... Без поддельной водки, с ежемесячной зарплатой, чего не сиделось...

— Я думаю, с брежневских времен зараза и пошла, — высказал свое мнение Судских. — Лев спит, блохи резвятся.

— А я иначе мыслю, — возразил сосед. — Поздновато Андропов за ум взялся. Надо было раньше перестраивать­ся. как в Китае. Китаю, оно, конечно, проще, еврей там к власти не. примажется, а у нас и русских-то не осталось.

— И как быть? — вполне с участием спросил Судских. Ему всегда нравилось узнавать мнение простых людей. Глас народа — глас Божий.

— А не суетиться, вот как надо. Капиталисты хотят, чтобы у нас Пиночет появился, головы жидам и коммуня­кам посворачивал, хомут надел на честной народ, мы бы опять днепрогэсов настроили и Пиночета бы сбросили, а капиталисты опять бы выгоду с нас поимели. Л если мы спокойно отсидимся — выживем. Однажды утром вста­нем, бутылки сдадим и заживем счастливо.

— Шугишь? — почти разочаровался Судских.

— В каждый шугке еегь доля шутки, — наставительно ска­зал сосед. — А смысел ясный: своим умом жить надо. Европа выдохлась, Америка вообще сдохла, а нам еще жить да жить.

— Заумно для меня. — Судских выжимал из соседа четкий ответ, интересный разговор получался.

— Вижу, — согласился напарник. — Зеленый ты. ОМОН не колотил, милиция не шмонала, оттого и кожа у тебя не дубленая.

— Так если ты такой грамотный, скажи, почему Китай нынче лучше нашего живет?

— Запросто: у них мухи отдельно и -котлеты отдельно. Понял? — взялся верховодить напарник. — Кого их китай­ский бог умом обидел, тот политикой занимается, в эконо­мику не лезет, там думать надо, а рабочий человек — хоть бизнесмен, хоть инженер — в политику не лезет, у него спе­циальность есть, а у нас, кроме политики, заниматься не­чем. Каждый себя считает грамотным.

— Ну а ты сам что бы для порядка сделал? — пытал соседа Судских.

— Ленина надо, чтоб землю заново крестьянам отдал, и тотчас эсерку Каплан найти, чтоб Ленина в мавзолей положить, чтоб крестьянство успело подняться. Есть кре­стьянин — будет Россия без омонов и шмонов. Вот какой хозяин стране нужен.

Разговор прервался неожиданным появлением нового персонажа: дверь открылась, и внутрь втолкнули девицу.

— О. — не то удивился, не то обрадовался собеседник Судских. — Тебя-то зачем сюда?

— На закуску, — зло ответила девица. — Вас пиздить будут, а меня трахать. Первый раз, что ли? Мужики, да­вайте сбежим?

— Ты, закусочная, отдыхай, — чувствовал себя хозяином сосед Судских. — Гебе свое, а у нас встреча с ОМОНом.

— Нам повезло, — отвечала девица. — ОМОН отменя­ется. Нас ментам отдали и повезут в сто сорок шестое отделение, а я там все ходы-выходы знаю. Нас ОМОН за отбросы посчитал, а мы ментам нос утрем. Лады?

— Лады, - за обоих ответил сосед Судских.

— Тогда по моему сигналу. Тихо...

В «воронок» подсели два милицейских ефрейтора, и машина тронулась. Они всем видом своим давали понять, что ничего общею с задержанными не имеют, но еще отыг­раются над ними за ночной рейд. Один изредка бил кула­ком в ладонь, другой, по причине полной сопливости, пе­рекладывал на коленях автомат то так то эдак.

Как и предсказывала девица, через двадцать минут «во­ронок» остановился у 146-го отделения милиции. Они выш­ли за ефрейторами и пошли гуськом, а те даже не огляды­вались, идут за ними или нет. Их считали рабами.

— Два бомжа и соска, доложил один из ефрейторов у стойки дежурного, где восседал унылый капитан.

- Соску в дежурку, а этих... сами знаете.

Всех троих повели коридором. Девица шла впереди; оглянувшись, она подмигнула Судских и показала на бо­ковой коридор.

— Стоять, — с ленцой велел ефрейтор у двери рядом с боковым коридором. Он сунул дубинку под мышку, от­пирая дверь, другой стоял рядом, поигрывая своей ду­бинкой.

Девица сориентировалась раньше всех. Едва первый ефрейтор вошел в дверь, она пихнула второго и рванулась в боковой коридор. Ефрейтор от неожиданности потерял равновесие, шлепнулся на зад, Судских с напарником ки­нулись за девицей. Упавший ефрейтор изловчился и схва­тил напарника Судских за штанину, тог по инерции нава­лился на спину Судских и сбил его с hoi-. Падая, Судских подвернул лодыжку.

— Беги! — посторонился на полу Судских, давая доро­гу собрату по несчастью, перекрывая путь погоне. Па шум и крики ефрейторов сбежались человек пять ментов и, не расспрашивая, что произошло, взялись охаживать чужака дубинками. Судских изворачивался как мог, зато молоти­ли его от души: за то, что чужак и попался, за то, что зарплата маленькая, за то, что не подставил другую щеку, за собственную тупость и бессонную ночь — за все. Когда раздался окрик дежурного капитана, Судских уже терял сознание. За сегодня на нем отыгрались три ветви власти, так сказать.

— Убежали двое, товарищ капитан! Этого еле перехватили.

— Вижу. Отставить...

Он нагнулся надлежащим, приподнял веко, пощупан пульс.

— Вроде жив. Врача сюда!

Вместо врача появился хмурый подполковник., завис над распластанным Судских.

— Эх, лимита сраная, даже бить нормально не умеете. Всего мужика изувечили... Постой-постой, из-за него бар- каши бучу подняли! По описаниям — точно он. Давай бы­стро приводи его в чувство, — приказал он капитану. — За ним приедут.

— Так это тог самый? — снова стал разглядывать Суд­ских капитан. — Ничего себе...

— Тот не тот, а предъявить надо было в целости. Хаю теперь не оберешься.

Да ладно тебе, — успокаивал капитан. — В управу перевозят и пусть сами разбираются. Оказал сопротивле­ние. Не забили до смерти — пусть судьбу благодарит.

— Херню нести не надо, — грустно усмехнулся под­полковник,— Сегодня он лежащий, а завтра? Дынин и Комков уже допрыгались. Когда картошку из Турции в Россию возят, кому будет дело до тебя или меня?

— Времечко, - сплюнул капитан.

Судских на этот раз приходил в себя тяжело. В голове мощный оркестр наяривал заключительную часть «Боле­ро> Равеля, тело, повинуясь дирижеру, исторгало один сплошной вопль, глаза не хотели открываться, да и жить не хотелось.

Его никогда не били. Сам драться не любил, и с ним не дрались.

За одну ночь он получил тройную порцию справедли­вости беспредела и беззакония силы.

Сознание затмилось опять, когда его подняли и по­несли куда-то по коридору, который норовил превратить­ся в сияющий никелированный желоб.

— My как? — услышал он знакомый Голос.

— Погано, — ответил Судских.

— Так тебе и надо, — без сожаления позлорадствовал Голос. — Закон жизни неизменяем: петы бьешь, тебя бьют.

— Закон слабых, — возразил Судских. — А простой мужик лучше тебя задачку решил. Без омонов и шмонов жить надо.

— Очень умный стал? Сермяжной правоты набрался? Ничего, я тебе еще дам возможность жить по этой правде...

2-7

Нехорошее предчувствие саднило младшего Мастач­ного. Когда с такой выверенной методичностью и хлад­нокровием уничтожают торговые точки, это не пустячок, хотя и дорогостоящий, не война кланов и улиц, это — политика. Это или красные пошли на белых, или хохлы на евреев, или в общем котле выкипает терпение.

«Кому я перешел дорогу? — доискивался причин Аль­берт Васильевич. — С конкурентами лажу, со всеми фрак­циями в Думе дружу, по мне что Лебедь, что Лужков, что Таня Дьяченко, был бы навар. Я человек мирный».

Раздумья привели его к одному выводу: надо встре­чаться со своим шефом безопасности Луповым и послу­шать его доводы.

Добравшись до своего офиса и Кривоколенном пере­улке, он первым делом вызвал к себе Лупова. Дожидаясь, он выпил литровую бутылку минеральной воды.