– Второе интервью за неделю, – сказал он, – скоро я стану знаменит!

И Кабрера понял, что он на верном пути.

История Рене Луиса де Диос Лопеса – это история козла отпущения. В 1975 году он работал развозчиком холодных закусок на местном мясокомбинате. Когда погибли первые три девочки, он был в командировке в городе Матаморосе, до которого ехать целые сутки. Раз в пятнадцать дней шеф посылал его на север штата с товаром. У него даже был оплаченный счет из отеля, где он останавливался, с печатью и подписью кассира, который хорошо его запомнил. На свою беду, в то утро, когда нашли одну из девочек, он находился в Паракуане.

Цепь случайностей убедила полицию, активно искавшую виновного, что Рене Луис де Диос Лопес – лучший кандидат на эту роль. И в результате последние двадцать пять лет он провел в тюрьме за убийства, которых не совершал. Уж если государство вознамерится кого-то наказать, то ничего не поделаешь.

Восемь свидетелей Иеговы – которым религия не позволяет лгать – были готовы подтвердить, что в день, когда погибла вторая девочка, Рене Луис де Диос Лопес находился с ними с десяти часов утра до шести вечера и не мог бы отлучиться незаметно. Однако судья не принял во внимание ни их свидетельства, ни оплаченный счет из гостиницы с печатью и датами, ни командировочный лист от владельца мясокомбината, доказывающий, что в дни, когда погибли дети, Рене Луис де Диос Лопес доставлял товар в Матаморос и Рейнозу. Он стоял на границе, работал в Рейнозе, покупал подарок на день рождения жене в Макаллене, чему имелось документальное подтверждение, включая отметки в паспорте о въезде и выезде из страны, и все это было отклонено как фальшивка.

На фотографиях, сделанных после приговора, двадцатипятилетний Рене Луис де Диос Лопес выглядит крайне подавленным и растерянным. Если он не умрет в тюрьме, то освободится в семьдесят. У него две малолетние дочери и жена, с которой они прожили три года.

Его защитник – оппозиционный активист – обратился в высшие судебные инстанции, чтобы опротестовать приговор. Устроил пресс-конференцию, где рассказал о грубых ошибках, допущенных в ходе следствия, а месяц спустя на собственные средства опубликовал книгу о несправедливостях, жертвой которых стал его подзащитный. Адвокат продолжал делать громкие заявления, пока не попал в аварию. Он выжил, но остался калекой и не протянул потом и пяти лет.

В камерах, где сидели убийцы, вместо потолка была толстая решетка. Сверху ходили надзиратели, в любой момент готовые дать вниз очередь резиновыми пулями или бросить гранату со слезоточивым газом. Дверь в коридор заменяла пластиковая занавеска. Рене Луиса сразу предупредили, что убийцы и насильники женщин и детей в тюрьме долго не живут – их убивают соседи по камере, а копы не вмешиваются. Таковы, мол, нравы заключенных, и поделать ничего нельзя. Охранник, что говорил ему об этом, не скрывал своего злорадства.

Сокамерники встретили его с молчаливой враждебностью. Рене Луис даже не надеялся пережить первую ночь, помня, что звать на помощь бесполезно. В девять часов погас свет. Вскоре к нему подошли трое. Один – высокий худой мулат с косым шрамом на шее – спросил: «Это ты убил девочек?»

Козел отпущения, едва живой от страха, которого вот-вот должны были принести в жертву суровым тюремным порядкам, залепетал что-то о своей невиновности и о том, что его осудили по ложному обвинению. Но если цивилизованные люди не захотели выслушать его, когда у него на руках были все доказательства, что толку разговаривать с этими головорезами? И все-таки они слушали, хотя рассказ его был сбивчив и малоубедителен, как казалось ему самому. От ужаса он едва не терял сознание, забывал слова. Сердце грохотало в ушах. Когда сквозь решетку проглянула луна, он увидел, что мулат держит в руке нож. «Вот и все», – подумал Рене Луис.

Тем временем сокамерники начали осматривать его вещи. Мулат схватил пакет растворимого кофе, который Рене Луису передала жена.

– «Ca-fé de Co-mi-tán», – прочитал он по слогам. – Откуда это?

– Из Чьяпас.

– Да ну? Хороший, наверное, кофе. Я отсыплю себе немного, ты не против?

– Возьми весь, – еле слышно проблеял козел отпущения, который по-прежнему ждал смерти, гадая, куда придется первый удар – в живот или в шею.

Потом мулат поднял нож, и наш жертвенный агнец покорно зажмурился и не увидел, как сокамерник вскрывает ножом пакет. Он открыл глаза, когда услышал тихий шорох – это кофе сыпался из пакета в подставленный носовой платок. «Спасибо, приятель, – сказал мулат, и они отошли. Остаток ночи Рене Луис провел без сна, а когда под утро ненадолго забылся, ему приснилась свора собак, которые окружают его, обнюхивают, но разбегаются, не тронув.

К тому времени, когда его навестил Кабрера, Рене Луис давно не верил в справедливость. Сидеть оставалось пятнадцать лет – срок сократили, и он боялся сболтнуть лишнего, чтобы снова не добавили. Кабрере не сразу удалось его разговорить.

– Кто, по-вашему, настоящий преступник? – спросил Кабрера.

– Ну ходили слухи, что владелец «Рефрескос де Кола», друг президента Эчеверриа. Но это только слухи.

Рене Луис понуро опустил голову – словно говоря, что им никогда не узнать, кто должен мотать срок на его месте. В помещении, где они сидели, стало темно. Небо за окном покрылось тучами, хлынул дождь.

В тот вечер Кабрера позвонил в епископскую резиденцию и спросил у падре Фрица:

– Почему вы мне ничего не сказали о Джеке Уильямсе?

– Потому что это не важно. Мистер Уильямс и так двадцать лет вынужден понапрасну оправдываться, ни к чему поминать старое.

– Откуда вы знаете, что он не виноват?

– Потому что я знаю его лично и знал его отца. Я могу за него поручиться.

«Так, это меняет дело. На чьей же стороне отец Фриц?» – недоумевал Кабрера.

Затем он позвонил домой директору архива и попросил контакты его знакомого.

– Он будет ждать вас завтра в одиннадцать у маяка, – отвечал директор, – его зовут Хорхе Ромеро, он бывший сотрудник секретной службы.

– Кажется, я где-то слышал это имя. Как мне его узнать?

– Не беспокойтесь, он сам вас узнает. У него повсюду есть глаза.

– Отчего же он прячется?

– Оттого что у него много недоброжелателей. К примеру, начальник полиции. Я предупреждал вас, что с ним не все так просто. И еще: дайте ему денег, он человек небогатый.

– Да и я не миллионер.

– Двести песо будет достаточно.

Следующий звонок был на работу, где его ждали шесть сообщений от сына Кончилоко: «Гони мою пушку, засранец». Черт подери, он совсем забыл. Этим надо заняться немедленно. Не хватало ему еще неприятностей с Обригоном. Но за день он совершенно вымотался и решил, что несколько часов все равно погоды не сделают… Это была ошибка.

Из-за ссоры с женой пришлось возвращаться в свою квартиру, где царил страшный беспорядок. Упав на кровать, Кабрера раскрыл было дневник Родриго Монтойи, чтобы перед сном прочитать его записи, но из этого ничего не вышло: он слишком устал. Сил хватило только для того, чтобы встать и выпить стакан воды. За окном уже стемнело, и на горизонте в районе нефтеперегонного завода, как пламя, запылал закат. Кабрера ненавидел, когда небо окрашивается в эти тревожные смятенные цвета. Черт, как же он устал! Ну и денек. Он снова лег на кровать и уснул.

В такую погоду на пляж ходят только сумасшедшие. Компанию Кабрере составляли трое закутанных в одеяла подростков, которые суетились вокруг барбекю, пытаясь пожарить мясо. Следуя инструкции Монтойи, Кабрера ехал по Приморскому бульвару в направлении отеля «Лас Гавиотас». У рекламного щита «Рефрескос де Кола» он остановился, припарковал машину за дюнами и пошел на пляж.

Холодный пронизывающий ветер спешил к дамбе, шурша в пустых палапас. Изредка высовывался краб-отшельник и швырял в Кабреру песком. У самой воды скакала маленькая чайка. Всякий раз, когда волна отступала, чайка бросалась в воду за мелкой серебристой рыбешкой. Пару минут она сопровождала Кабреру, который ходил туда-сюда, чтобы согреться, а затем прилетела вторая и забрала ее. Видя это, он подумал, что даже чайки более удачливы в жизни, чем он.