— Справлялась еще раз, правда ли, что у меня нижнее место. Ведь мой билет у него.

— Я же сам заказывал нижнее, зачем было переспрашивать? — Он смотрел подозрительно.

— Прошу тебя, пей скорее пиво, — торопила я, усаживаясь за столик. — Минуты бегут.

Против нас в конце зала сидела молодая пара. Маленькая изящная женщина с необыкновенно черными круглыми глазами жадно уничтожала пирожное. Ее спутник ничего не ел. Скучающим взглядом он окидывал зал. Глубокая тень, откинутая на его лицо широкими полями фетровой шляпы, при одном из поворотов головы вдруг исчезла. Что это? Боже мой! Какое поразительное сходство! Двойник Владимира!.. Щека, ухо, висок… Я быстро оторвала взгляд от незнакомца: боялась увидеть его лицо, глаза…

— Курчонок, выпей хоть немного, — отрезвил меня голос Ники.

К счастью, я так и не увидела «его» лица. Пара стала расплачиваться, потом, повернувшись к нам спиной, оба вышли из зала.

Носильщик уже давно стоял у дверей, показывая на часы, висевшие в зале. Время истекало. В глазах моих стояла полуосвещенная часть лица незнакомца. Владимир, Владимир, живой Владимир!.. Кровь бросилась в голову, стало душно, жарко. Не соображая, что делаю, я резким движением расстегнула ворот шубы, дернула воротник платья. Кнопки щелкнули, расстегнулись. Сидевший против меня Васильев вдруг весь позеленел. Не отрываясь, обезумевшим взглядом он смотрел на мою шею так, точно увидел на ней гремучую змею. Я испуганно подняла руку и ощутила край шелкового платья. Расстегнувшиеся кнопки обнаружили вечернее платье.

— А-а-а-а!!! — не своим голосом заревел Васильев, сгреб со стола скатерть и рванул ее.

К столику подбежали официанты, нас обступили любопытные.

Васильев был страшен: мускулы лица дергались. Он хотел схватить меня, но ему мешал стол. Я бросилась бежать так, словно за мной по пятам гналась сама смерть. И разве не был Васильев моей смертью?!

Хорошая сумма денег, которую я, точно предчувствуя, сунула носильщику, сыграла свою роль. Он бежал за мной с чемоданом и указывал путь:

— Направо, направо, теперь налево, за угол, прямо, прямо!..

«Только бы не подвело сердце! Только бы добежать!..» — думала я.

Судьба была всецело на моей стороне. Во-первых, за мной бежал носильщик, своего рода представитель вокзальной службы, и никто не сомневался в моей правоте. Кроме того, поезд отходил. Налицо было (для неосведомленных) опоздание пассажира и желание носильщика во что бы то ни стало посадить его на поезд.

Мы с носильщиком были последними, силой прорвавшимися сквозь контроль перрона, посадка была уже прекращена.

— Вагон тринадцатый в хвосте, не пробегите мимо! Здесь! — крикнул сзади мой спаситель-носильщик.

Паровоз уже оглушил вокзал мощным гудком, когда чьи-то руки подхватили и бросили меня в отходящий поезд. Я упала на площадку прямо в объятия проводника вагона, вдогонку носильщик швырнул чемодан, и тот больно ударил в спину. Васильев, расшвыряв контроль, прорвался на перрон. Он бежал вслед за поездом и смотрел на меня с невыразимой ненавистью. В эту минуту я ненавидела его ничуть не меньше и, не придумав ничего более выразительного, изобразила пальцами предлинный нос; но этого мне показалось мало, и я вдобавок высунула на прощание язык.

Перрон промелькнул, Васильев исчез, поезд набирал скорость. Я с облегчением вздохнула, повернулась и… О ужас! В тамбуре вагона стоял незнакомец в фетровой шляпе. Он смотрел на меня, стараясь не улыбаться, но глаза его смеялись… Ах, эти глаза! Взгляд их был такой же, как у Юдина. Нос, рот такие знакомые, такие до боли родные! Теперь я поверила в Рюи Блаза! Да, на свете действительно встречаются двойники!..

Незнакомец нагнулся. Только теперь я увидела, что чемодан от сильного удара открылся. На пол высыпались мелкие вещи, и из раскрывшейся серебряной шкатулки выскользнули ожерелья. Перепутавшись, лежали гранаты, аметисты, хрусталь…

— У вашего чемодана, очевидно, испортился замок. — Голос его прозвучал знакомо мягко.

Я стояла пораженная, не в силах оторвать взгляда от его рук. Те же пальцы, та же форма руки. Вот этой рукой, да, именно правой, вот этими пальцами он нажал курок…

— Вам нехорошо? Вы ушиблись? — вдруг выпрямившись, спросил он, видимо, удивленный моим безмолвием.

— Я поражена вашим сходством… поражена, — отозвалась я. — До сегодняшнего дня я не верила в то, что существуют двойники!..

— На такое замечание, кажется, полагается обижаться? — спросил он с той непринужденностью, которая была у Владимира. — А я вот ничуть на вас не обижаюсь. Смотрите! Смотрите! — вдруг обрадованно воскликнул он. — Билет-то ваш за чемоданом валяется! А ведь носильщик славный малый! Видимо, сначала он швырнул в поезд вас, потом ваш билет, а уж последним бросил чемодан. Это просто прелесть, а не носильщик! Настоящий Фигаро!.. Вообще это был бы блестящий кадр для приключенческого фильма… Скажите, — с небольшим промедлением спросил он, — вы не актриса?

— Никогда ею не была… — с досадой возразила я, усмотрев и в этом вопросе знакомую развязность. — Из чего вы это заключили?

— Во-первых, по темпу, а во-вторых, по темпераменту действующих лиц… Я думал, что вы поссорились с вашим антрепренером.

— Это мой муж! — отрезала я холодно.

— Му-у-у-у-уж? — Он был поражен.

— Знаете… — Я начала не на шутку злиться. — Я, конечно, благодарю вас за то, что вы были столь услужливы и любезны, но ваши вопросы совершенно неуместны… Не спрашиваю же я вас о той даме, которая, сидя с вами за столиком в буфете, уничтожала одно пирожное за другим!

— А почему не спрашиваете? — улыбнулся он. — Я скажу: это моя жена. Она страшная сладкоежка, и пирожное для нее — высшее наслаждение в жизни. Она провожала меня… Кстати, она балерина… Отчего это вы на меня так строго смотрите и почему такую важность на себя напускаете?.. Это так вам не идет… Ведь вы в жизни совсем другая: простая и естественная… Хотя, правда, мне удалось заметить, что вы романтик. Вас почему-то удивляет мое сходство с кем-то. Почему? Ведь в жизни сходство встречается между людьми очень часто, а вас это поразило. — И продолжая вслух давать мне характеристику, он в то же время не переставал добросовестно собирать на полу вещи. Он делал это так просто, уверенно и спокойно, словно ему был не только знаком мой чемодан и попадавшиеся под руку вещи, но и сама я помогала, стараясь на него не смотреть…

«Владимир! Владимир! — взволнованно отбивало мое сердце, — может ли сходство быть более разительным?..»

Я решила крепко взять себя в руки, призвав на помощь разум, а он находил между тем все новые и новые общие черты между умершим и живым.

Проводник, видя, что его помощь не нужна, ушел.

Наконец все вещи были собраны. Чемодан заперт. Держа его в руке, незнакомец сказал:

— Пойдемте! Я провожу вас на место.

Когда мы вошли в вагон, оказалось, что нас там давно ждали. Сцену, разыгравшуюся на перроне вокзала, видели все, и теперь десятки любопытных глаз устремились на дверь. Меня осматривали, оценивали, осуждали…

Незнакомец, уложив на полку чемодан, стоял в нерешительности.

«Вот, — мелькнуло в уме, — как прав был Ника! Как он сказал: „Тебя только пусти одну…“ Так точно и вышло! И почему это я, несчастная, всегда попадаю в какие-то скандальные истории?! Вот сейчас незнакомец назовет себя, и „вагонное знакомство“ состоится. Какая пошлость! Вот то, что мама называла „уличным знакомством“… И это на глазах всего вагона. Со всех сторон на меня уставятся благонравные рожи, и я буду для всех неприличной женщиной, ищущей приключений!» — говорил во мне один голос, а второй смеялся над первым: «Что это такое — уличное знакомство? И в какой мере „стена дома“ может оградить от знакомства с нестоящим и непорядочным человеком? А если так рассуждать, то, значит, каждый выходящий на улицу человек сразу делается неприличным. И где теперь существуют „великосветские салоны для знакомств“? И с каких это пор ты стала вспоминать слова своей матери?.. Ведь это всего-навсего только твоя трусость перед этим человеком, к которому тебя непреодолимо тянет!»