Шелби остановилась перед овальным зеркалом, висевшим над умывальником. Она одевалась так, чтобы было удобнее, и все-таки и в этом наряде она была хороша. Сегодня она надела мужской нательный комбинезон, даже и не подумав, затянуться в корсет, а сверху юбку-брюки из тонкого шоколадного сукна, заправив ее в мягкие высокие сапоги. На ней была простая, но очень милая кремовая блузка с высоким воротом и длинными рукавами, пышными от плеча до локтя и сужавшимися к запястьям. Узенький ремешок подчеркивал ее тонкую талию; ворот она заколола фигурной золотой булавкой, а ее огненные, сияющие волосы, были высоко подобраны в прическу, которую девушки Гибсона сделали такой модной. Она как нельзя лучше шла к личику Шелби, к ее изумительным серо-голубым глазам, к изящным очертаниям ее щек, подбородка, к ее большому, яркому рту.
Однако она даже и не думала ни о чем подобном. Она еще раз взглянула на себя в зеркало — проверить, все ли в порядке, быстро застелила постель и вышла в гостиную. Шелби всякий раз улыбалась при виде этой просторной комнаты, разукрашенной дядей Беном. На длинной ее стене во всю ширь была растянута гигантская медвежья шкура. Она терпеть ее не могла, но боялась, что дядя обидится, если снять ее слишком быстро. Здесь стояло несколько грубо сколоченных стульев, а на продавленный, потертый диван было наброшено полосатое индейское одеяло. На стенах не было ни картин, ни портретов, ни каких-либо красивых часов, зато Бен Эйвери водрузил тут свой трофейный винчестер и громадный потрепанный плакат, извещавший: «Шоу „Дикий Запад" Баффэло Билла и Состязание отважных наездников“. Реликвия десятилетней давности изображала карту Европы и красочные рисунки индейских пирог и итальянских гондол, а над ними лозунг: „Из Прерии — во Дворец! Отдых на Двух Континентах!“. Бен получил эту афишу в подарок от самого полковника Коди, и вечный ребенок, живший в его душе, не желал расставаться с этим бесценным даром.
Дядя и племянница не обсуждали обстановку их дома, но оба знали, что многое тут придется менять. Шелби намеревалась обставить ранчо по своему вкусу, и даже дядюшка Бен не мог еще вообразить себе всю силу ее решимости.
Она надеялась, что сытный, обильный завтрак поможет задуманному, ослабит сопротивление со стороны дяди Бена или Тайтеса. Ее навыки в приготовлении пищи до сих пор неплохо служили ей, и Шелби принялась что-то напевать тихонько, улыбаясь, повязывая клетчатый передник и доставая яйца, бекон и масло из морозильника. Она еще напечет оладий с горячим кленовым сиропом. А что, если приготовить пудинг — или это уж слишком?
Через час мужчины ворвались в дом, неся с собой бодрящую предутреннюю прохладу и свежесть. Все четверо работников, одетые по-ковбойски, были точно близнецы-братья. Ноги — чуть кривоватые от месяцев, проведенных в седле, лица — загорелые дочерна в любое время года, все четверо в громадных шляпах, прикрывавших лица, с яркими платками, повязанными узлом вокруг шеи. Шелби нравился перезвон их шпор и отчетливая дробь каблуков их сапог по деревянному полу. Все говорили одновременно, перебивая друг друга, удивляясь этой неожиданной снежной буре в конце апреля, обсуждая, сколько еще нужно всего переделать перед майским загоном. Шелби нравилась вся эта суматоха. Когда все шестеро мужчин уселись за большой откидной стол, и Бен Эйвери прочел благодарственную молитву, они взялись за еду всерьез, одобрительно, с набитыми ртами кивая головой Шелби. Она подливала им кофе в кружки, передавала полные тарелки с оладьями, яичницей, ветчиной, пока не заметила, как Тайтес и ее дядюшка сонно заулыбались, расстегивая ремни на поясе.
— Ну, — пробормотал Бен, удовлетворенно отдуваясь, — должен признать, что наша маленькая Шелби научилась-таки, в конце концов, готовить.
— Так выпьем же за ее здоровье! — воскликнул Тайтес. Сияя улыбкой, он поднял свою кружку с кофе.
— Лучше и быть не может, мисс Шелби, — сказал Кэйл, разглядывая, свою пустую тарелку. Остальные, трое ковбоев закивали головами, издавая одобрительные восклицания.
Шелби поблагодарила их всех улыбкой, лучистой, словно утреннее солнышко, которое уже заглянуло в их бревенчатый дом.
— Не стану говорить, что я их не заслужила, но благодарю вас всех за эти лестные похвалы.
Как по команде, все четверо работников отодвинули свои стулья и встали.
— Изгородь надо ставить, — пробормотал Лусиус.
— Дров наколоть, — вставил Джимми.
— Ага, — подытожил Марш.
— Надеюсь, мне удастся-таки взобраться в седло, — Кэйл, говоря это, похлопал себя по плоскому животу. — Лошадь, наверное, осядет!
Все четверо парней вышли друг за дружкой из дома; когда дверь за ними захлопнулась, Шелби засмеялась:
— Ну, разве они не замечательные? Вы слышали когда-нибудь, чтобы Марш говорил что-нибудь, кроме «ага»?
Тайтес Пим, похожий на сказочного гнома в это чудесное утро, сделал вид, будто всерьез задумался над вопросом Шелби.
— Ты так неожиданно заметила это… но, по-моему, нет — ни разу!
Он подмигнул ей и широко улыбнулся, когда она тоже подмигнула ему в ответ.
— Шел, ты собираешься сегодня заняться счетами? — поинтересовался Бен. — Сдается мне, ты куда больше времени проводишь в седле, чем за письменным столом! Кстати, о лошадях. Пойду-ка я гляну на ту кобылу, что должна вот-вот ожеребиться. Мне что-то кажется, она может с этим поторопиться.
Он отодвинул стул.
Шелби, вздохнула поглубже. Ладони ее внезапно стали влажными.
— Дядя Бен… Пожалуйста, подожди! Мне нужно кое о чем поговорить с тобой и с Тайтесом.
— Ну, Шел, а нельзя с этим обождать до… Она встала, уперевшись ладонью в стол:
— Нет. Мы должны поговорить сейчас.
Увидев, что мужчины послушались и ждут, Шелби начала свою речь:
— Вы оба знаете, что папа доверил мне управление ранчо «Саншайн», но вы, наверное, думаете, все это только слова, а на деле-то я не буду принимать никаких решений.
Она испытующе взглянула на дядю и с удовлетворением заметила, что вид у того довольно растерянный.
— Так вот, этого не будет. У меня есть и другие планы, помимо того чтобы совершенствовать свои кулинарные способности, вести бухгалтерские книги и стать лучшей хозяйкой ранчо на всей долине Бигхорн. Мои истинные планы касаются ранчо «Саншайн»!
