Развитие на Нижнем Дунае связано с дакскими войнами и было уже подробно описано в рамках войн при Марке Аврелии. Там и в предполье Боспорского клиентельного царства Рим столкнулся с одной народностью, принадлежащей к сарматским группам, которая твердо держалась за свое кочевническо-пастушеское существование, находилась в постоянном движении и ускользала от римского контроля, поэтому охрана римской границы требовала постоянного внимания. Передвижения этой сарматской группы, аланов, язигов, роксоланов, которые охватывали в первых двух веках нашей эры обширные пространства Парфянского царства, районы Кавказа, Крыма, Нижнего Днепра и Дона, вплоть до Нижнего Дуная и Венгерской низменности, в подробностях не выяснены. Будучи трудноуловимыми и непривычными лучниками, сарматские всадники сбивали с толку римскую оборону. Только большие акции по переселению, такие, как при Плавте Сильване Элиане в начале 60-х гг. н.э. на Дунае, принесли небольшую передышку. Уступчивость Рима в отношении этих племен может служить признанием того, что средства и возможности римской политики перед лицом такого противника были крайне ограничены.
Надежным союзником Рима в борьбе против сарматских племен веками оставалось клиентельное государство Боспорского царства на Керченском проливе, начиная с Котиса I (45—71 гг. н.э.) и Рескупориса I (71 — 92 гг. н.э.) в этом периферийном вассальном государстве начался благодаря военной и финансовой поддержке Рима экономический расцвет, который значительно способствовал политической стабилизации всего региона и тем самым образовал противовес кочевникам Южной России и предполья Кавказа. С римской точки зрения, поддержка Боспорского царства полностью себя оправдала. Здесь к тому же имел место один из редких случаев, когда такое зависимое царство не находилось под непосредственным управлением римлян.
В отличие от остальных границ империи ситуация на Востоке характеризовалась соседством и тенденцией к экспансии другой великой империи. Прежде всего здесь не прекращались раздоры с парфянами вокруг Армении. Демонстративные акты, такие, как возвращение Августу штандартов и пленных в 20 г. до н.э. или возведение в Риме на трон Армении в 66 г.н.э. Тиридата, брата парфянского царя, были скорее неизбежными компромиссами, чем выражением длительного и конструктивного политического сотрудничества. Для него могли быть точками соприкосновения угрожающие обеим империям нападения аланов или обеспечение междугородной торговли, однако у обеих сторон преобладали хроническое недоверие и желание использовать в своих интересах смену положения в Армении и каждое внутреннее ослабление противной стороны.
Тем не менее в Риме в течение 1 в.н.э. внедрилось представление о сосуществовании двух одинаково могущественных великих империй. Такие трезвомыслящие авторы, как Помпей Трог Страбон, Плиний Старший и даже Иосиф Флавий, не сомневались в том, что обе империи были равными по значению. Можно по-разному оценивать вопрос о значении, качество межгосударственных отношений и специфику международно-правовых обменов, но ничего нельзя изменить в том факте, что великое Парфянское царство не вписывалось в римские представления о мировом господстве.
Большие римские наступления на Парфянское царство при Траяне, Луции Вере и Северах неоднократно приводили к взятию парфянской столицы Ктесифона и значительно способствовали ослаблению соседнего государства, но нельзя было и думать об окончательном устранении великой державы. Когда парфянский правящий дом Аршакидов был поддержан новыми силами (224 г.н.э.), которые создали «новоперсидскую» империю Сассанидов, Рим заплатил дорогую цену за изменившееся положение.
Ухудшившаяся ситуация на римской восточной границе в отношении Армении, Парфянского государства и Аравии потребовала значительных военных и материальных усилий. Они проявлялись не только в строительстве больших легионерских лагерей, но и в сооружении многочисленных крепостей, маленьких укреплений, дорог, мостов, башен и постов, которые должны были держать под контролем речные переправы, караванные пути, пути подхода и особенно питьевые источники. Вся система по причине географических данных имела структуры, которые существенно отличались от относительно универсальных сооружений в Британии, Германии и на Нижнем Дунае. К этому надо добавить, что состояние исследований на Ближнем Востоке в последние десятилетия значительно продвинулось вперед, но хронология отдельных сооружений вызывает сомнения и неуверенность.
На юго-восточном побережье Черного моря основное звено римской пограничной охраны представлял Трапезунд. Этот важный порт был перевалочным пунктом для транспортировки зерна из Боспорского царства и для обеспечения обоих легионерских лагерей в районе Верхнего Евфрата, Саталы и Метилен. Поэтому Трапезунд охранялся римским понтийским флотом и подразделением легионеров. К тому же еще при Флавиях римские крепости были продвинуты до побережья Колхиды, маленькие римские поселения засвидетельствованы инспекцией Ариана во времена Адриана даже на Фасиде и в Диоскурии — Севастополе.
Основанные со времен Веспасиана легионерские лагеря в Сатале и Метиленах прикрывали с востока провинцию Каппадокия. Из Саталы контролировалась дорога от долины реки Ликос до долины реки Аракс, из Метилены — дороги, ведущие через Кайзарею и Арабиссу в долину реки Арсания. Целый ряд крепостей и особенно оживленное строительство дорог свидетельствуют об интенсивности пограничной политики Флавиев в этом малознакомом высокогорном секторе, из которого римские соединения могли быть использованы как для обороны от аланов, так и для интервенции в Армению.
От Тавроса до Суры, важной крепости на Евфрате, простиралась северо-сирийская укрепленная граница, на которой находились легионерские лагеря Самосата и Зевгма. Самосата, бывшая резиденция правителя Коммагены, позже в Траяново время оставалась свободной, Зевгма же еще при Тиберии охранялась одним легионом. И на этом отрезке границы были построены дороги, мосты, черпальные механизмы для воды, крепости, сторожевые башни, чтобы постоянно контролировать необозримое пространство, но также, чтобы облегчить переброску войск для запланированных наступлений против Парфянского царства.
Арабско-сирийскую границу отличала та разрушенная система опорных пунктов, которую обнаружили Р.Мутерд и А.Пойденбард с помощью аэрофотосъемки. Эта система идет от Суры на берегу Евфрата вдоль Джебель Бишри и Джебель Абу Риджмеи до большого караванного города Пальмиры. Потом она следует до Дамаска и, наконец, через массивы вулканов Гаурана достигает Востры, столицы римской Аравии. Сеть замков и опорных пунктов, которые были неравномерно размещены на расстоянии самое большее в 45 км, друг от друга, что составляло один день пути каравана верблюдов, служила для систематического наблюдения за водными источниками, местами пастбищ и для передачи информации. И в этом секторе строительство коммуникаций было характерным сопровождающим явлением римского надзора за границей, который был особенно усилен при Траяне, Септимии Севере и Диоклетиане и достиг своей кульминационной точки в прокладке Дороги Диоклетиана от Востры через Пальмиру, Резафу и Суру.
Интенсивные усилия римских принцепсов по охране и контролю восточных границ империи объясняются не только географическим положением, не менее важными были воздействия общего политического развития, прежде всего в Армении и в Парфянском царстве, а также намерение контролировать международную торговлю на суше и на море в Двуречье, в направлении Аравии и Индии. Помпей, Цезарь и Август находились при этом в тени Александра Великого: именно контакты с Индией возбуждали фантазии населения империи. Для Горация путешествия в Индию являлись типичными для деятельности неутомимого купца, для Сенеки морское путешествие от берегов Испании до Индии при попутном ветре было делом нескольких дней, даже при использовании муссона; это, конечно, преувеличение, но оно показывает, что Индия находилась на римском горизонте и казалась достижимой.
