После того как десятилетия назад Агрикола продвинулся до шотландской низменности и со своим флотом обогнул северную оконечность острова, проведение вала Адриана подтверждает окончательное отступление из северных пограничных районов. Однако уже при Антонине Пие снова началось продвижение на север, около 142 г.н.э. между Клайдом и Ферт-оф-Фертом был построен «вал Антонина» с расположенными впереди рвами, земляными сооружениями и деревянными укреплениями. Он блокировал северную часть Шотландии в самом узком месте острова. Однако эта новая концепция была непродолжительной. Уже в 184 г.н.э. вал Антонина ликвидировали. Потом Северы еще раз глубоко продвинулись в Шотландию, чтобы обеспечить находящееся под угрозой пограничное пространство.
Развитие событий в Британии показало, как было трудно надолго обеспечить римский порядок в побежденных областях и их предполье, несмотря на все военные успехи и применение превосходящих технических средств, если римская власть не опиралась на надежных союзников, если не привлекали удобства городской цивилизации. Пусть Агрикола еще мог мечтать о завоевании с помощью дополнительных средств Шотландии и Ирландии, но римское вмешательство в Британию со времен Нерона было спорным, баланс все равно оставался пассивным. Экономия экспансии ставила все более узкие границы слепому акционизму, который скрывал основные проблемы.
В германском секторе границ империи между Северным морем и Нижним Дунаем потребность в обеспечении безопасности после поражения при Варе и Германике была очень большой. Она отражается в известном обзоре Тацита о германских воинах, который был написан в начале правления Траяна: «Нашему городу было 640 лет, когда в первый раз услышали об оружии кимбров в консульство Цецилия Метелла и Папирия Карбона (113 г. до н.э.). Если посчитать оттуда до второго консульства принцепса Траяна (98 г.н.э.), то получается около двухсот лет: так долго идут сражения за Германию. В течение такого длинного промежутка времени было много взаимных потерь. Не самниты, не пунийцы, не испанцы или галлы, даже не парфяне приходят чаще всего на память: ибо более дикой, чем царство Аршака, является свобода германцев. Что мог бы дать нам Восток, кроме убийства Красса, и это тогда, когда после поражения Пакора — он сам теперь лежал у ног какого-то Вентидия? Но германцы после того, как победили Карбона и Кассия, и Скавра Аврелия, и Сервилия Цепиона и Максима Маллия (полководцы войны с кимбрами), вместе с ними отняли у римского народа пять консульских войск, Вара и с ними три легиона и небезнаказанно разбили их на их собственной территории Г.Марий в Италии, божественный Юлий в Галлии, Друз и Нерон (Тиберий), и Германик; после этого чудовищные угрозы Гая Цезаря (Калигула) превратились в посмешище. Потом наступило спокойствие, пока они, воспользовавшись нашими раздорами и гражданской войной (восстание батавов), завоевали зимний лагерь легионов и даже пытались завоевать Галлию; и оттуда их прогнали, но в последнее время больше праздновали триумфы над ними, чем побеждали» («Германия», 37).
Фактически наступление Друза Старшего, Домиция Агенобарба и Тиберия, которые были проведены вовнутрь Германии, на ретроспективный взгляд, являются только эпизодами римско-германских столкновений. После взятия назад правобережных рейнских позиций в 16 г.н.э. под римским господством находились только фризы на побережье Северного моря между Рейном и Эмсом. Но и они в 28 г.н.э. подняли восстание, когда над ними издевался ответственный за их подати военный интендант. Римские солдаты, которые взимали повышенные подати, были распяты фризами, легат Л.Апроний — побежден. Тем не менее дальнейших римских наступлений не последовало, пока Корбулон не развернул на Нижнем Рейне военные операции. Так как Клавдий из-за своих британских операций не хотел подвергаться риску в Германии, а наоборот, перешел к последовательной оборонительной политике, Корбулон в 47 г.н.э, был отозван, и были убраны последние опорные пункты к востоку от Нижнего Рейна. Последовало строительство крепостей на Нижнем Рейне.
Относительно небольшой интерес римлян к племенам побережья Северного моря становится понятным, когда представишь себе сообщения очевидца — Плиния Старшего: «Сильным потоком заливает океан два раза за день и за ночь необозримое пространство. Он так покрывает землю, за которую стихии ведут вечную борьбу, что нельзя различить, что принадлежит суше, а что морю. Там, на высоких холмах, живет убогий народец, хавки. Холмы, как высокие ораторские трибуны, возведены человеческими руками и такой высоты, какой бывает самый высокий прилив. Здесь они построили свои хижины. Когда прилив все вокруг заливает, они похожи на мореплавателей, а когда вода убывает — на потерпевших кораблекрушение. Вблизи своих хижин они ловят рыбу, которая уходит вместе с морем. Они не держат скота и не питаются молоком, как их соседи; даже невозможно охотиться на диких зверей, так как вокруг не растет ни одного кустика. Из морских водорослей и ситника они плетут веревки, а потом делают из них сети для рыбной ловли. Своими руками они собирают грязь и сушат ее больше на ветру, чем на солнце; с помощью этого торфа они готовят себе еду и греют окоченевшие от северного ветра члены. Пьют они только дождевую воду, которую собирают в ямах, расположенных в передних их домов. И эти люди утверждают, что если римский народ их победит, они будут рабами!» («Естественная история», XVI, 2).
Хотя со времен Клавдия римская пограничная политика в Нижней Германии определялась принципиально оборонительной позицией, именно в этом районе разразилось большое восстание батавов в 69—70 гг. н.э., после которого началась систематическая реорганизация всех военных опорных пунктов. Потом центр тяжести римской военной активности переместился в верхнегерманский сектор, в котором столкновения с хаттами вынудили римлян к новым наступлениям. Они вылились в Хаттскую войну Домициана, в строительство укрепленных границ, которое продолжалось вплоть до Антонина Пия. Южнее этой горячей точки на Верхнем Рейне, наоборот, нечего было опасаться ни больших германских наступлений, ни надеяться на экономическую выгоду. Пренебрежение, с которым говорит Тацит о жителях десятинных полей в тылу укрепленных границ, достаточно ясно показывает, каким малопривлекательным в глазах римлян было это пространство.
Если разнообразные сооружения для охраны границы однозначно концентрировались в рейнской зоне, а позже вдоль укрепленных границ, римские войска, однако, продолжали продвигаться в узкое предполье, если для этого существовали выгодные для них цели: в Нижней Германии до конца 1 в.н.э. использовались отдельные земли, был построен даже военный кирпичный завод, в Драхенфельсе в Семигорье добывался гранит, в районе Бонна письменно засвидетельствовано существование пастбищ. Точно установлено, что в Висбадене при Клавдии римляне пользовались тепловыми источниками. С другой стороны, германские поселения были чрезвычайно редкими в непосредственной близости от верхнегерманско-ретийской укрепленной границы.
Из племен восточнее Рейна и севернее Дуная формировались германские вспомогательные группы под командованием местных вождей, что одновременно укрепляло положение германских предводителей. Правда, нередко реакция на римские инициативы способствовала расколу среди племенной знати. Конфликты между Арминием, с одной стороны, его братом Флавом и его тестем Сегестом — с другой, являются известнейшим примером последствий анти- и проримской политики одной семьи.
Позже контакты с Римом способствовали еще большему расслоению германского общества. Ярко описанное Тацитом положение германской знати распознается по величине их подворий и особым формам погребения ведущих слоев. Как показывают раскопки, со времени контактов с римской цивилизацией возросли материальные запросы германских вельмож, развитие, которое повлекло за собой расцвет германского ремесла.
Римские военачальники и наместники внимательно следили за образованием новых концентраций власти в германском регионе. Это относится к власти Марбада в Богемии во времена Августа и Тиберия, Ванния в районе Марша во времена Клавдия. В обоих случаях Рим воспользовался внутригерманскими раздорами, которые мешали стабилизации подобного формирования власти. Но еще во 2 в.н.э. римские опорные пункты в Марше и Тайя были далеко продвинуты в район севернее Дуная, пока войны с маркоманнами полностью не изменили положение, и теперь отстаивание дунайских границ стало первоочередной целью римской политики.
