Квартира походила больше на представительный офис, чем на жилье. Потолки пять метров, двенадцать комнат, дорогая мебель, антиквариат. По меркам цивилизованных стран — ничего особенного, живут и во дворцах и в анфиладах комнат не путаются, но по совковым, когда квадратные метры размеряют жизнь человека от восьми положенных в начале и до двух в конце, — это дикость, вопиющее скотство, квадратура круга. Ладно бы Сунгоркин заработал свои блага неустанным трудом в сфере бизнеса или выиграл кубок Стэнли с ракеткой в руках. Ничего он нигде не выиграл, ничем не блистал, еще десять лет назад подшивал штанины «молниями» и вымучивал материальцы о демократизации и доблестной перестройке в районную газету «Путь к коммунизму». Штаны обтерхались за десять лет, появились смокинг и апартаменты княжеского пошиба, а где Сунгоркин разменял свою душу на квадратные метры, Судских предстояло выяснить.
— Виталий Иосифович, — обратился к нему Судских. — Сами чистосердечно расскажете о закулисной стороне ваших доходов или доверите мне?
Оперативники Судских ожидали в столовой, разговор происходил в гостиной под оригиналом картины Айвазовского «Шторм надвигается», известной только по каталогам, а тут висит, целая и невредимая, у вороватого клерка.
— Я отвечать на ваши вопросы и вообще говорить без адвоката не собираюсь, — высокомерно заявил Сунгоркин. Был он среднего росточка, но заквадрател от сытой жизни, и Судских распинаться перед ним не стал. Похожий на мяч регби в лежачем положении, Сугоркин поймет только увесистый пинок.
Для начала Судских приголубил его:
— Да вы присаживайтесь, в ногах правды нет.
Сунгоркин степенно сел и поджал губы.
— Где мой сын? — спросил Судских. Поза нувориша надоела.
— Найдете, ваш будет, — нагловато ответил Сунгоркин.
— Скажите, а если вам элементарно дать по морде лица, вы станете сговорчивей?
— На морду есть хозяин, — светился наглостью Сунгоркин. Похожий на скандально известного премьера Кириенко, такой же бывший комсомолец, он ничего не боялся в силу своей глупости. Говорить научился. Все рыжие арапчата говорить научились.
— Так дать или как? — повторил свой тезис в сжатой форме Судских. Сунгоркин раздражал.
— Или как, — сострил Сунгоркин. — Мне этот разговор неприятен.
— Мне тоже. Я только выясняю степень вашей вседозво-ленной наглости. Даже ваш кумир Чубайс наглел меньше, потому что знал о шестке, на котором сидел, а вы лицемер, Виталий Иосифович, взяли за норму вытирать ноги о Россию, запасшись другим гражданством. Я доподлинно знаю, что о местонахождении моего сына вам известно. Я найду его, и тогда горе вам. И не уповайте на юридические условности. Для вас они больше не существуют, вы перешагнули черту дозволенного.
В голосе Судских сквозила угроза. Лицо Сунгоркина посерело, как бывает от удушья. Он смолчал.
— Зверев, начинайте! — крикнул в столовую Судских, продолжая разглядывать Сунгоркина.
«Неужели из таких слизняков состоит организация, внушая ныне молчаливый страх? — думал он. — Не верю. Из таких делают бездушные винтики, закручивают в головы думающих, пробуждая панику. Если начнет думать он, страх переселится в него, страх неминуемой расправы и скорого суда тайной пирамиды».
— Братика вашего не случайно пристрелили, — в лад своим мыслям сказал Судских. — Вашим вождям он показался опасным.
Кончиком языка Сунгоркин облизал пересохшие губы.
— Теперь и вы им не нужны, — дополнил Судских.
Ни звука. Сунгоркин осторожно выдохнул.
— Игорь Петрович, — заглянул в гостиную оперативник. — Зверев просит на пару минут.
— Останься здесь, — велел Судских и вышел.
Зверев с помощниками стоял у стены просторного холла. В руках он держал развернутый чертеж.
— План прежней коммуналки. Перед «Куликовской битвой» запаслись, — пояснил он. — За этой стеной пустота.
— Простучали?
— Да, конечно, — подтвердил Зверев. — Двери не обнаружили. Разрешите взломать стену?
— Обожди. Кто живет этажом выше и ниже?
— Ниже — бывший председатель нижней палаты Госдумы, а выше квартира Китайцева. Квартира его, а проживает любовница Гуртового, — без запинки ответил Зверев.
— Пошли, — направился к выходу Судских.
— Ордер, — напомнил Зверев.
— Что-нибудь придумаем, — ответил Судских на ходу.
На звонок в дверь открыла юная особа в леггинсах и легкой свободной кофточке. По виду особы читалось, что давать и брать она умеет. Внешних данных у нее было вполне достаточно.
— Мадемуазель позволит нам войти? — вежливо осведомился Судских. — Мы от хозяина.
— О да, входите! — весело откликнулась она. — Вы рановато сегодня. И другие…
— Так получилось, — вошли в квартиру Судских и Зверев.
Дальше предстояло ориентироваться самим.
Квартира почти в точности напоминала нижнюю. Такой же холл, двери по обе стороны. Выгадывая время, Судских неторопливо оглаживал виски перед зеркалом.
— Я пошла к себе, — как старым знакомым, сказала особа. — Станете уходить, крикните.
Она ушла по длинному холлу в дальнюю комнату, играя бедрами.
— В точку попали, Игорь Петрович, — шепнул Зверев. — Есть тут нечто…
— Приступим к осмотру, — кивнул Судских.
На первый взгляд гостиная квартиры Китайцева была шире. В правом углу нижней квартиры мебель не стояла, здесь беззвучно шла какая-то программа в цвете на экране шикарного телевизора диагональю все сто шестьдесят сантиметров.
— Отодвигаем, — после небольшого осмотра сказал Судских.
Телевизор свободно откатился на колесиках. Зверев задрал от угла ковер.
— Вот он, Миша, лаз, — указал Судских на квадрат паркета с утопленной ручкой. — Как крысы, всюду подземные ходы…
Зверев приподнял крышку. Пахнуло лекарствами и застоявшимися запахами. Темно. Поискав глазами выключатель на стене, Судских нашел его много ниже стандартного. Включил. Осветился трап, ведущий вниз.
Посредине узкого помещения стояла кровать с тумбочкой в изголовье. На кровати лежал голый человек, руки и ноги его были привязаны к ней…
— Севка! — кинулся к нему Судских.
Сын не ответил. Смотрел внимательно, будто раздумывал, как именно реагировать на вторжение.
— Миша, дежурку с врачом немедленно! Двоих сюда!
Он торопливо распутывал узлы ремней, удерживающих сына, и боялся смотреть в его глаза, неожиданно серьезные и пугающие внимательностью.
Судских справился с последним узлом и помог Севке сесть.
— Ну что ты… Это я.
— Мы сегодня уезжаем в Альпы? — спросил задумчиво Севка.
— Куда хочешь, сынок.
— Только без фамильярностей, — строго сказал Севка.
«Боже мой, что они с ним сделали! — с ужасом разглядывал сына Судских. Следы уколов на руках сливались в бурые наросты. Фиолетовые подглазья, выбритая голова. — Суки! Суки!»
— Пойдем наверх, — горестно вздохнул Судских, помогая сыну встать. Одежды не было, он закутал его в простыню.
Оперативники помогли Севке взобраться по ступеням трапа, усадили на диван.
— Я на лыжах покатаюсь? — спросил он ничего не выражающим голосом, ни на кого не глядя.
Судских кивнул.
Время размазалось напрочь.
Прибыли санитары и врач, который распоряжался деятельно, ни на кого не обращая внимания. Сделал укол, после чего Севку закутали в одеяло и унесли.
— Отравление наркотиками? — спросил Судских врача.
— Психотропы, — уточнил тот. — Психику парню сломали начисто.
— Это мой сын, — едва вымолвил Судских.
— Какая разница? — махнул ожесточенно рукой врач. — Эти падлы никого не щадят. Шестой случай за неделю.
— Дай закурить, — попросил Судских у Зверева. Затянулся несколько раз, повертел в руках сигарету и швырнул в массивную хрустальную пепельницу, стоявшую на инкрустированном столе.
— Пошли, Миша…
Ниже этажом как будто ничего не изменилось. Оперативники закончили обыск. На столике у входа Судских увидел пару дискет и какие-то бумаги. Сейчас он не придал им значения и прошел прямо в гостиную.