– Так скажи им это.

– Понимаешь, не могу. – Генри махнул рукой. – Я ведь такой же, как они. Ничем не отличаюсь. – Он посмотрел на нее. – Скажи, Робин, что ты о нас думаешь? Только честно. Ты ведь мудрая не по годам. Мы совсем безнадежны?

– Я вас всех люблю! – произнесла Роберта с жаром.

– Это хорошо, но хотелось бы услышать от тебя беспристрастное суждение. Что нам делать? Например, что делать мне?

– Поискать работу.

– Какую? Где тут есть работа для меня, в Новой Зеландии? Да и вообще где-либо.

– Тебе надо овладеть какой-нибудь профессией.

– Опять же, какой?

– Какой, какой… той, что тебе по душе.

– В том-то и дело, что мне ничего не подходит. Доктором я стать не могу – мутит от вида крови, в спорах быстро завожусь, так что и адвокатом стать не получится. Священник из меня тоже не выйдет.

– Может, займешься бизнесом?

– Каким? Разводить овец?

– Не обязательно. Есть много других занятий.

– Нам не следовало сюда приезжать, вот что я скажу.

– А зачем вы это сделали?

– Захотели начать новую жизнь, наверное. Меня они, во всяком случае, не спрашивали. Я ведь тогда учился в Итоне.

– Так возвращайтесь в Англию.

Генри пожал плечами:

– Это случится, только когда умрет дядя Гэбриэл. И то, если тетя В. не обзаведется детьми.

– А разве такое может случиться? – удивилась Роберта. – Мне казалось, что она не в том возрасте.

– Не в том, конечно, но от них всего можно ожидать. Честно говоря, иногда я жалею, что не могу навлечь на него смерть с помощью заклинаний. Как в культе вуду.

– Генри! Тебя страшно слушать.

– Моя дорогая, ты его просто не знаешь. Это мерзейший старик. Мерзейший. Вот такой у отца брат. Злой скряга и вообще противный. У них были еще два брата, младше его и старше папы, но погибли на войне. Судя по рассказам, симпатичные люди. Так вот, их давно нет, а этот тип до сих пор коптит небо.

– А что у него за титул?

– О, тут все непросто. Дядя Г. – маркиз Вузервуд и Рун. При жизни дедушки он был просто лорд Рун, или граф Рун. Такой титул у старшего сына, понимаешь? А папа в семье – младший сын.

– Значит, после смерти дяди Г. твой папа станет лордом Вузервуд ом, а ты лордом Руном?

– Да, так оно и будет, если этот старый козел когда-нибудь отбросит копыта.

– Вот тогда у тебя и появится работа. Заседать в палате лордов.

– Нет, это дело для моего бедного папочки. Он внесет какой-нибудь законопроект, если у них там это принято. Мне казалось, что пэры призваны налагать на все запреты. Впрочем, не знаю.

– То есть стать политиком ты тоже не хочешь?

– Нет, – с грустью отозвался Генри и задумчиво посмотрел на Роберту. – Единственное, к чему у меня есть склонность, – это кропать никому не нужные стишки и бить по мячу в крикете. И то, и другое у меня получается плохо. Еще я обожаю наряжаться в карнавальные одежды и лицедействовать. Ну, знаешь, смешные фальшивые носы, бороды и все такое. У нас это всем нравится, даже папе. Поэтому и на сцену мне тоже дорога закрыта. Придется, видимо, искать какую-нибудь богатую наследницу поуродливее и пытаться завоевать ее сердце. Боюсь, что симпатичную мне увлечь не удастся.

– Боже, к чему такое самоуничижение!

– Увы, это правда, Робин. Мы все никуда не годимся. Просто какие-то музейные экспонаты, пережитки прошлого. Живи мы на два поколения раньше – и не пришлось бы ни о чем беспокоиться. Кто-то избрал бы военную карьеру, кто-то занялся политикой. И жили бы мы в больших поместьях. Младшие сыновья получали бы то, что им положено, и тоже бы не тужили. А если бы кто и скатился на дно, его бы непременно вытащил глава семьи. Все было бы решено за нас с момента рождения. – Генри замолк, уныло качнул головой и продолжил: – А теперь что ты видишь? Отец – симпатичный бездельник. Таким, наверное, оказался бы и я, если б водились деньги. Беда в том, что мы продолжаем вести себя так, будто они у нас действительно есть. Стыдно смотреть на все это, но мы непреклонны. Жертвы наследственной схемы поведения.

– А что это такое?

– Сам не знаю, но звучит основательно.

– Мне кажется, ты сгущаешь краски.

Генри вздохнул:

– Нет, Робин, все так и есть. И долго нам не продержаться. Очень скоро, когда разлетятся последние деньги, каждому придется оправдывать свое существование. Каким-то образом начать зарабатывать на хлеб. Выживут только те, у кого хватит мозгов и энергии, но им придется пройти длинный путь. Говорят, работу в Сити легче найти, если имитировать аристократический выговор и заявить, что закончил престижную школу. Чепуха. Тебя в момент раскусят, как только начнешь что-то делать.

– Но у тебя-то с образованием все в порядке.

Генри махнул рукой:

– Какое там в порядке. Нас готовили к чему угодно, только не к добросовестному труду.

– Мне кажется, ты не прав.

Генри снова вздохнул:

– Рад бы ошибиться, но нужно смотреть правде в глаза.

– Вы замечательная семья, – проговорила Роберта с воодушевлением. – И я очень вас люблю.

– Милая Робин. – Генри потянулся ее погладить. – Не восторгайся так нами, мы того не стоим.

Девушка не унималась:

– И моя мама тоже считает вас всех очаровательными. Совершенно искренне.

– Неужели? – Как ни удивительно, Генри слегка покраснел. – Ну, если так, то, возможно, ваша поддержка поможет нам продержаться на плаву до кончины дяди Г. Хотя приставы скучать не дадут.

– Какие приставы, Генри?

– Моя наивная Робин Грей, к твоему сведению, в Новой Зеландии, и не только в ней одной, существуют люди, называющиеся судебными приставами. Придет к вам домой такой джентльмен в котелке и не отстанет, пока вы не оплатите счета.

– Боже, как это ужасно.

– Ты права, ужасно, – согласился Генри, следя за полетом ястреба.

– Но ко всему прочему это же позор.

– Да, позор, но к нему привыкаешь. К тому же некоторые приставы вполне приятные люди. Один, например, сделал мне рогатку, когда я был дома на каникулах. В тот раз все обошлось. Счета оплатил дядя Г.

Роберта посмотрела на него.

– И вам что, никогда не было… – Она замолкла.

– …стыдно? – закончил за нее Генри.

Неожиданно их разговор прервали крики Фриды и близнецов. Они продирались через кусты.

– Генри, где ты? Генри!

– Я здесь! – крикнул он в ответ.

Через несколько секунд они, возбужденные, выбежали на поляну.

– Что стряслось? – недовольно спросил Генри.

– Потрясающая новость! – выпалила Фрида, задыхаясь от бега и волнения. – Папе предложили продать нашу усадьбу. Очень выгодно.

– И мы сможем оплатить все счета! – воскликнул Колин.

– И уедем в Англию, – добавил Стивен.

Глядя на стюарда, деловито выносящего чемоданы, Роберта наконец осознала, что ее путешествие подошло к концу. Каюта сразу стала чужой. Теперь уже с трудом верилось, что она провела здесь столько дней и ночей. Обрывки бумаги на полу, раскрытая дверца платяного шкафа, рассыпанная пудра на туалетном столике. В шкафу рядом с пальто висело непривычное черное платье. Казалось, оно слегка раскачивается, словно напоминая, в каком наряде она сойдет на берег.

Корабль томно поскрипывал, с наслаждением предвкушая предстоящий отдых. Снаружи в темноте, за иллюминатором, – рассвет еще не наступил – пенилось море, над головой Роберты по палубе постукивали шаги. Но теперь все эти знакомые и милые сердцу звуки лишь сильнее приводили в уныние.

Да, путешествие закончилось. Пассажиры готовились сойти на берег. Чернота снаружи медленно серела. Перед Робертой в последний раз разворачивалась торжественная церемония морского рассвета. Холодное кружево пены постепенно окрашивалось в пурпурный цвет.

Она надела черное платье и в сотый раз усомнилась, правильно ли в таком виде сходить на берег. Платье черное, но воротник белый. К тому же на шляпке белый бантик. Может быть, для траурного наряда это не слишком подходит?