Какое бы дело ни поручалось Зайцеву – боевое, административное или представительское, он всегда выполнял его наилучшим образом, отличаясь распорядительностью и административным талантом. Уж е тогда он начал вести наблюдения географического и этнографического характера, собирал материалы по истории своего полка. В 1880 году вышло в свет «Руководство для адъютантов» – книга, выдержавшая 16 изданий, не устаревая: чуть не полвека спустя, в 1925 году, главная армейская газета «Красная звезда» настоятельно рекомендовала переиздать её вновь. Зайцев также автор большой статьи «Памирская страна – центр Туркестана», опубликованной в 1903 году в «Ежегоднике Ферганской области», а перед тем внимательно, с карандашом в руках, прочитанной Снесаревым.

С 1886 года Василию Николаевичу поручено «благоустройство города Ош». На два года эта деятельность прерывается: его назначают начальником Памирского отряда, он кладёт начало благоустройству Памирского поста. Затем он возвращается в Ош к своим прямым обязанностям уездного начальника. Помимо оных участвует в организации народных чтений на русском и туземных языках, в Первой всеобщей переписи населения в 1897 году, в деятельности Общества Красного Креста. Беззаветно помогает пострадавшим от Андижанского землетрясения.

Административная и научная деятельность успешно совмещались. Туркестан в ту пору был для России краем новым, малознаемым, он требовал серьёзных исследований и описаний. В кружке любителей естествознания молодые офицеры под руководством Зайцева проводили наблюдения географической, геологической, природоисследовательской направленности. Начальник Ошского уезда, глубоко внимательный к историческим судьбам здешних племён и народов, более всего занимался этнографией. И в этом интересы тестя и зятя неизменно совпадали.

Когда после двадцатилетнего благослужительства в Оше в марте 1906 года Зайцев готовился к переезду в Петербург, памирские горцы вознесли общую молитву о ниспослании Василию Николаевичу и Ольге Александровне доброго пути. «Человек, отлично знающий все местные нужды и условия и проведший лучшие годы своей жизни в изучении нужд вверенного Вашему попечению народа», – писали в адресе выборные по поручению киргизского населения Ошского уезда. Василий Николаевич говорил, что высокие нравственные качества народа давали ему возможность управлять уездом добрым словом, без системы наказаний. Он настойчиво рекомендовал изучать русский язык и давать более обширное образование детям, чтобы увидеть кого-либо из туземных юношей мировым судьей, врачом, офицером. Даже в 1926 году, через двадцать лет после выезда из Оша, от Джамшида Карабекова, внука алайской царицы Курбанджан, собирателя поэтических преданий своего народа, одного из тех, кто сохранил для мировой культуры киргизский эпос «Манас», он получил приглашение приехать и обещание встретить торжественно как наижеланного гостя. (Приглашение, по сути, от имени киргизского народа ему вручил Н.М. Козо-Полянский, инженер-ирригатор, работавший в Оше, – брат Б.М. Козо-Полянского, известного учёного-ботаника, создателя Ботанического сада Воронежского университета.)

Знакомых в Петербурге стало столько, что если бы только раз в год навещать или принимать в гости каждого из них, года, пожалуй, и не хватило бы.

Среди близких в Обществе востоковедения – Риттих, учёный секретарь Среднеазиатского отдела, Аристов, Сементовский, Карташевский, Андогский, Позднеев, Масловский, Кареев, специалист по Афганистану, трагически ушедший из жизни в 1908 году; о нём Снесарев опубликовал некролог в «Голосе правды» и в сборнике Среднеазиатского отдела.

Хорошие знакомые по Главному штабу – Александр Михайлович Волконский, внук Волконского-декабриста; Василий Фёдорович Новицкий (его брат Фёдор – «автор» штурма Перекопа, а брат Евгений – на других берегах: командир Семёновского гвардейского полка, участник Белого движения, эмигрировал в Югославию); Владимир Степанович Скобельцын (отец знаменитого советского академика, учёного-физика, открывшего электронно-ядерные ливни), из рода в род военных, любил повторять анекдот о своём предке генерал-аншефе Скобельцыне из восемнадцатого века: был тот в своё время отставлен от должности и в приказе стояло: «…поелику он на фрунт грусть наводит». На фронте они не раз встретятся, а в Гражданскую Скобельцын, пройдя северными дорогами белых, уйдёт в эмиграцию; Леонид Митрофанович Болховитинов, знаемый Снесаревым по совместно проведённым годам в Академии Генштаба, – тоже будущий белоэмигрант; в Гражданской войне он послужит сначала у красных, когда попадёт в плен к белым, будет разжалован до рядового, но через год вернёт себе генеральский чин. Ещё Николай Николаевич Сиверс, ещё Владимир Евстафьевич Скалон, чей предок погиб при обороне Смоленска, и Наполеон велел похоронить его со всеми подобающими воинскими почестями.

Другом Андрея Евгеньевича по работе и по духу был Фёдор Фёдорович Кудрявцев, правнук Н.Н. Раевского, героя Отечественной войны 1812 года. Сын его, тоже Фёдор Фёдорович, при моей встрече с ним вспоминал далёкие дни, когда Снесарев бывал их гостем, а он, мальчик, сидел, зачарованно, завидчиво слушал статных военных и считал, что нет иного пути для мужчины, как стать военным. Разговор то серьёзный, то шутливый, порой переходил на французский, немецкий языки, даже на восточные. Поражала масштабность знаний и интересов. Однажды они весь вечер занимались Америкой, для начала не «пустив» туда ни Колумба, ни англичан, а затем «разрешив» им перебраться через океан, но снабдив индейцев конями, им принадлежавшими по праву истории, и выверенно расставленными на побережье пушечными батареями, которые на века отбили охоту у европейцев искать золотых и пряных земель. И совсем по-иному пошло движение мира…

Близкими были О.А. Федченко и её сын Б.А. Федченко, главный ботаник столичного Ботанического сада, – он, как и Свен Гедин, когда-то в Туркестане ухаживал за будущей женой Снесарева. Ольга Александровна – крёстная Кирилла, второго сына Снесарева. Маленькой дочери Андрея Евгеньевича она запомнилась в день Пасхи на втором году Первой мировой войны – почтенной матроной, сидящей у горящего камина, и на столе – горящая свеча: Ольга Александровна никогда не работала при электричестве, только при свечах, почти не читала газет и не слушала радио (прямо-таки как в романе Набокова – «княгиня порицала радио как еврейскую затею»). Да, она была величавая женщина, Ольга Александровна, в замужестве Федченко, не пожелавшая стать в замужестве Толстой… Лев Толстой, прежде чем посвататься к Софье Берс, сватался к ней, но получил отказ. Когда писателю исполнилось 80 лет, много славословий было сказано в его адрес, и попадавшиеся ей на глаза она воспринимала спокойно, не читая; правда, вскользь пробежала глазами журналистские выпады против Священного Синода, вынужденного отметить отпадение Толстого от Церкви; и не понять было её иронической гримасы: то ли реакция на неуместно-стариковское «церквоборчество» писателя, то ли на плоские и злые перья «прогрессивных» журналистов.

Всегда желанный гость в доме Снесаревых – всеевропейской известности борец, чемпион мира Иван Максимович Поддубный. Никогда он не отказывался от спортивных поединков с самыми прославленными борцами. Никому из них (Зифриди, Петерсен, Понс, Боккеруа, Гаккеншмидт) не удавалось удержать звание чемпиона мира больше одного года. А Поддубный был им шестикратно и по справедливости заслужил звание «чемпиона чемпионов».

Могучий богатырь, потомок племени запорожского, был в жизни добродушен, едва заметная улыбка часто гостевала на его лице. Мог пошутить, как в известном ответе газетчикам, которые откуда-то узнали или выдали желаемое за действительное, что в Петербурге в лето 1908 года состоится коррида, и что из Испании уже движутся быки и тореадоры, и что главным тореадором русская публика желает видеть Поддубного; на что Иван Максимович, какой-то миг подержав ироническую улыбку в запорожских усах, ответствовал, что, во-первых, перчатки-вызова от быков не получал, а во-вторых, он с быками не борется и не воюет, поскольку их собратья-волы, судьбе покорные, не один уже век влекут арбы и возы, помогая крестьянину, быть которым и он имеет честь.