Русские – люди северные. И осваивали они чаще всего холодные северные, восточные пространства, хотя государственный инстинкт утягивал иных и на тёплый юг. Были отважные освоители (Поярков, Хабаров, Степанов, Шелихов, Баранов), да на них в московских и петербургских верхах глядели как на докуку. А в островном британском государстве понимали своих первопроходцев и умели воздавать им должное.

Поздней осенью 1904 года Андрей Евгеньевич Снесарев женится на Евгении Васильевне Зайцевой, дочери начальника военной администрации города Ош полковника Зайцева, уважаемого ветерана военной службы в Средней Азии, автора всеармейски известного «Руководства для бригадных и батальонных адъютантов по всем видам их деятельности».

Соперниками Снесарева в борьбе за руку и сердце Жени Зайцевой были шведский путешественник Свен Гедин и тоже путешественник, ботаник Борис Федченко, сын известных исследователей Азии А.П. и О.А. Федченко, при имени которых обычно всплывает в памяти грозно известный по школьному учебнику географии великий «ледник Федченко». Но юная красавица отдала предпочтение мужественному и талантливому офицеру.

В ноябре 1904 года в краю гор и песков – свадьба тридцатидевятилетнего Андрея Снесарева и девятнадцатилетней Евгении Зайцевой. 12 ноября – таинство венчания в церкви Михаила Архангела, а оттуда – к чайному столу в военное собрание.

И здесь самое время вспомнить один миф, кратко или пространно повторяемый на снесаревских биографических страницах. Миф, где прочерчивается некий любовный треугольник, одним из «углов» которого является ранее упомянутый знаменитый швед Свен Гедин.

Дело согласно тем страницам выглядит так. Гедин в одну из своих экспедиций в Тибет и китайские пустыни получил гостеприимный кров в доме начальника Памирского отряда Зайцева и, увидав юную Женю Зайцеву – «памирское чудо», «звезду Памира», влюбился в неё, тут же предложил ей руку и сердце. И как было не сказать «да» прославленному путешественнику, автору во всём мире читаемых книг! Но тут явился тогда ещё малоизвестный русский офицер (соперники – одногодки, каждый на двадцать лет старше своей избранницы), и она с первого взгляда и бесповоротно почувствовала в нём своё будущее. Распространён и вариант, согласно которому между соперниками какое-то время шла борьба за обладание сердцем девушки, и юная красавица в конце концов предпочла Снесарева. Теперь посмотрим, насколько достоверен сюжет с вариациями.

Первый раз в русский Туркестан Свен Гедин прибыл в 1890 году. Побывал на озере Иссык-Куль, на могиле Пржевальского, которого высоко ценил, месяц гостевал в Ашхабаде у генерала Алексея Николаевича Куропаткина, будущего военного министра, был гостем в Кашгаре у русского генерального консула Николая Федоровича Петровского. Но ни Гедин, ни Зайцев не пишут в своих дневниках, даже не упоминают, чтобы они тогда встречались. Вероятнее всего, такой встречи и не было.

В начале 1894 года, в январе, собираясь исследовать Памир, Свен Гедин прибыл на Памирский пост, тогда-то и познакомился с комендантом поста Василием Николаевичем Зайцевым. Но пост был, как говаривали шутники, «земным раем», поскольку там не было женщин. Да если бы и была семья Зайцевых там, Жене-то ещё не было и десяти лет. Да и Снесарев ещё служил в полку в Москве, так что никакого любовного состязания не могло быть. Снесарев только через пять лет, в 1899 году, появится в Туркестане. И он на короткое время остановится у Зайцева, тогда уже жившего с семьёй в древнем городке Ош и бывшего начальником Ошского уезда. Тогда же, в июле 1899 года, появляется в Оше и Гедин, намереваясь пройти путями Пржевальского, надеясь найти погибшие города в великой пустыне Такла-Макан и, быть может, завершить путь в Лхасе – сердце Тибета. Гедин вынужден был задержаться у Зайцева, его прихватила болезнь глаз, но и с больными глазами он вполне мог оценить «памирское чудо». Этому чуду было всего четырнадцать лет, и, думается, ни Гедин, ни Снесарев, будучи европейцами, не стали бы домогаться руки несовершеннолетней. Будь Женя годами постарше, психологически Гедин мог бы, наверное, совершить такой шаг, поскольку перед самым отъездом из Швеции узнал из газеты о помолвке его любимой Милли Бруман, и он был в отчаянии. Мог бы, если бы Женя к той поре вышла из возраста отроковицы.

Правда, в 1902 году, возвращаясь из триумфального путешествия по Трансгималаям, открывший первым из европейцев истоки великих рек Инда и Брахмапутры, Гедин в июне ненадолго останавливался в Оше, у полковника Зайцева, и Женя, можно сказать, по летам была уже на выданье. Тогда он, верно, мог посвататься. Но к той поре его соперник Снесарев уже был начальником Памирского отряда и, надо думать, не раз и не два бывал в доме Зайцевых и мог уже пленить Женю бесповоротно!

А Гедин едва ли «долго и тщетно», как пишут журналисты, предлагал бы «памирскому чуду» свои руку и сердце. У него не было на это времени. Его ждала шведская родина и Европа, дабы воздать ему все мыслимые почести, а честолюбия у Гедина было поболее, чем у самых знаменитых знаменитостей Скандинавии. И когда любимая им Милли поставила жёстко: она или Азия – неисходимая дорога, он, честолюбию подчиняясь, в невесты себе избрал Азию с её самыми протяжёнными пустынями и самыми высокими в мире горами.

Так что же дал Снесареву Туркестанский край и что Снесарев дал Туркестанскому краю? Он был здесь исследователем, просветителем и устроителем. Его пребывание здесь – день как вся жизнь. «24 часа в сутки… слишком недостаточно. Меня давит эта ограниченность часов».

Он один – своего рода живой «Туркестанский сборник» (сборник начал составляться В.И. Межовым с 1867 года. В систематическом порядке включал всё, что о Туркестане и сопредельных территориях появлялось в печати на русском, английском, персидском и других языках. Всего было составлено 416 томов и трёхтомный систематический указатель). Только перечень увиденного, свершённого, написанного Снесаревым занял бы многие страницы.

В английских архивах доктор исторических наук Ю. Ганковский обнаружил, что в бытность в Туркестане Снесарев располагал сетью разведчиков и резидентов, иные из которых стали главами государств на Востоке, как Искандер Мирза – первый президент Пакистана. Каков был характер их отношений, давно уже никто не скажет. Но здесь явное свидетельство огромной психологической проницательности Снесарева и тех его внутренних качеств, которые притягивали к нему людей разных народов и вероисповеданий.

В бытность в Туркестанском военном округе он писал: «Я состою в переписке с друзьями, разбросанными всюду… в Кашгаре, Калькутте, Лагоре (Лахоре)…»

А через двадцать лет слушателям Академии Генштаба говорил: «В Индии я прожил семь месяцев, проходил по разным местам Северной Индии, которую потом изучал специально, был в глухих уголках Восточной Бухары, жил на Памире почти два года, был в Кашгарии, Афганистане и т. д. Немало друзей, и если они сейчас не пишут мне, то только потому, что писать не умеют, но каждый раз, когда кто-нибудь едет в Азию или обратно, я восстанавливаю с ними духовное общение».

Из окна служебного кабинета, от арки Генерального штаба, вид открывался не только на Зимний дворец. Видна была вся Дворцовая площадь – самая, наверное, державная площадь мира. Тяжело и, казалось, нерушимо вздымался Александрийский столп, и Ангел, который венчал его, казалось, на веки вечные сбережёт Россию. Но не чужд ли России сам город – столица, воздвигнутая на болотах да на костях, продуваемая ледяными ветрами, что ни ненастье, ждущая неизбывно грозящих наводнений?

Снесарев, сразу же по приезде в Петербург в декабре 1904 года, произведён в подполковники Генерального штаба. Добавились и награды. Ещё в Ташкенте Снесарев получил орден Станислава третьей степени, а в Петербурге был удостоен и Станислава второй степени. Вскоре после переезда из Ташкента в Петербург ему было разрешено принять и носить персидский орден Льва и Солнца. Началась его служба в Главном управлении Генерального штаба и в Главном штабе, где он был назначен столоначальником, то есть начальником отдела третьей части третьего квартирмейстерства, которое занималось статистикой – сбором разведданных. Третья часть – восточная. Восточные территории. Восточные фронты. Восток не столько мировая экзотика, сколько и впрямь мировая загадка. Или непрояснённость. Но здесь он – что кит в океане. Что сокол в небе. Ему открывались не только даль среднеазиатская и индийская, где он побывал, но и более дальние горизонты: Китай, Япония, Дальний Восток.