Это было бы своевременно: Мукденская операция, очень долгая и кровопролитная, истощила возможности сухопутных сил Японии. 10 марта русские войска оставили Мукден, войска микадо победили, но, по словам современного японского историка О. Сюмпэя, «это была крайне неуверенная победа, так как потери Японии достигли 72 008 человек». А значит, удар в тыл противника стал бы как никогда ценным подспорьем.
Гапон, как популярный и притом беспартийный социалист, оказался весьма кстати: он как никто лучше годился на роль формального инициатора объединительной конференции. По данным Департамента полиции, в начале марта некий «японский представитель в Париже» передал Гапону 50 тысяч рублей на организацию конференции. Сумма (существенно превышающая бюджет гапоновского «Собрания» за все время его существования) кажется неправдоподобно большой, вызывает сомнения и ее номинирование в рублях[42]. Так или иначе, чисто технически организацией конференции (покупкой железнодорожных билетов, к примеру) занимался явно не сам Георгий Аполлонович. О японском происхождении денег он тоже, вероятно, не знал. Фактически он лишь сыграл роль почетного посредника. Приглашения потенциальным участникам также рассылались от его имени.
Прежде всего речь должна была идти, конечно, об объединении эсеров и эсдеков. Внутри каждой из партий было разное отношение к идее объединения. Например, агент Раскин доносил Ратаеву, что «Гоц против объединения с c.-д., так как, по его мнению, для партии это сейчас невыгодно ввиду того, что с.-р. вызывают симпатию». Возможно, агент выражал и свою личную точку зрения (ведь Ратаев не догадывался, что его информант — одно из первых лиц в партии и глава ее Боевой организации). Но в целом эсеры были «за» — собственно, их партия и взяла на себя в основном организационную и моральную подготовку встречи. В своих изданиях ПСР призывала «покончить с братоубийственной враждой революционных партий» и объединить силы в борьбе с царизмом.
Что до эсдеков, то Плеханов изначально отнесся к идее конференции холодно, причем скепсис его относился именно к фигуре Гапона — в роли организатора он предпочел бы видеть кого-нибудь «более компетентного и опытного в революционных делах». 11 марта Плеханов, Дейч, Аксельрод и Мартов направили в Заграничный комитет ПСР письмо, в котором предлагали сначала провести закрытое совещание двух партий. Эти предварительные совещания эсеров и меньшевиков проходили 12–13 марта, кончились ничем, и на конференцию плехановцы не пришли.
Ленин, напротив, сразу же на участие в конференции согласился. Однако большевики настаивали на сохранении автономии партий, допуская только совместную работу «в будущих революционных комитетах в России». Условием такой работы должно быть «непосредственное и фактическое слияние на деле терроризма с восстанием массы».
Собственно об официальном организаторе конференции Ленин писал:
«Пожелаем, чтобы Г. Гапону, так глубоко пережившему и перечувствовавшему переход от воззрений политически бессознательного народа к воззрениям революционным, удалось доработаться до необходимой для политического деятеля ясности революционного миросозерцания. Пожелаем, чтобы его призыв к боевому соглашению для восстания увенчался успехом, и революционный пролетариат, идя рядом с революционной демократией[43], мог ударить на самодержавие и низвергнуть его скорее, вернее и ценою меньших жертв».
На самом деле лидер «бэков» рассчитывал влиять на состав и ход конференции через, казалось, прирученного им Гапона. Представить себе Владимира Ульянова, с кем-то объединяющегося на равных, трудно, но использовать эсеров он был не прочь. А «мэки» еще в марте поняли, что мяч будет на эсеровской стороне, что это они хотят использовать эсдеков для своих целей.
Конференция началась 2 апреля. Из восемнадцати приглашенных организаций прислали своих представителей одиннадцать: эсеры (их представляли Чернов и Брешко-Брешковская), большевики (Ленин), Польская социалистическая партия (Йодко, Войцеховский и Славинский), Дашнакцутюн (армянские социалисты — Рустен, Сафо и Оман), грузинские социалисты-федералисты (Деканозов), Бунд (Гельфин), Латышская социал-демократическая рабочая партия (Розин), Латышский социал-демократический союз (Роллау), армянские социал-демократы (Лерр), а также Финская партия активного сопротивления (Виктор Фурухельм и еще один делегат — но не Циллиакус) и Белорусская социалистическая громада. Председательствовал Гапон, секретарем был избран Ан-ский.
Эсдеки (ленинцы и национальные организации) были недовольны с самого начала: польская, финская и грузинская социал-демократические организации не получили приглашения, эти территории представляли организации, близкие эсерам, что сразу же давало партии социалистов-революционеров неоправданные преимущества.
На первом же заседании делегат Латышской социал-демократической рабочей партии объявил латышский социал-демократический союз фиктивной организацией, созданной эсерами, и потребовал удаления его делегата Роллау. Его поддержали Ленин и делегаты от Бунда и армянских эсдеков. Когда большинство отказалось удовлетворить их требование, все социал-демократы, кроме Роллау, покинули конференцию.
Остались эсеры и национал-сепаратисты. Естественно, главным вопросом стал национальный. Первыми выступающими были представители поляков и армян, которые начали излагать свои отдельные требования — относительно умеренные (речь шла пока только о федерации). Гапону это не понравилось. Он (по свидетельству Ан-ского) попросил слова и сбивчиво, с большим волнением заговорил о том, что «…все говорят о правах окраин и никто не говорит о правах России. Кончится тем, что Россию разорвут на части». Чернов успокоил его: никто, дескать, на единство России не покушается. Гапон внешне успокоился, но направление разговора ему явно не нравилось. Его, восточного украинца, пугала идея польской автономии — а мысль об автономии для Украины ему даже не приходила в голову. Впрочем, украинских представителей на конференции не было.
Еще раз Гапон вмешался в разговор (опять же по свидетельству Ан-ского), когда обсуждали «еврейский вопрос».
«Хотя, с уходом представителя Бунда, на конференции не было официального представителя еврейской национальности, однако один из участников конференции выступил с предложением, чтобы конференция определила свое отношение к вопросу о еврейской национальной автономии и вынесла по этому поводу определенную резолюцию. Против обсуждения этого вопроса по существу особенно резко выступил представитель Р. Р. S. (польский еврей), который доказывал, что вопрос не имеет серьезного значения и что, вообще, никакой еврейской „нации“ не существует… Вмешался в дебаты и Гапон и совершенно неожиданно выступил горячим защитником еврейского полноправия, гражданского и национального. Смысл его речи был тот, что евреи такая же нация, как и поляки, армяне, литовцы и другие, и имеют такое же право на национальную автономию. Указывают, что у евреев нет своей территории. Но из этого можно сделать лишь тот вывод, что им должна быть отведена в России особая территория».
Трудно сказать, какую территорию готов был Гапон выделить под еврейскую автономию. Позиция его не случайно показалась «неожиданной». Ан-ский не знал о тех конфликтах, которые были в декабре в Петербурге, в личном общении с революционерами-евреями в Женеве Гапон был сама любезность, но до Семена Акимовича доходили разговоры, которые Гапон вел в другой компании — о том, что евреев в русском революционном движении не в меру много и что это не идет на пользу делу. Так что иллюзий относительно гапоновского филосемитизма (то есть его последовательности) у него не было. Впрочем, можно увидеть в высказываниях Гапона внутреннюю логику: если выделить евреям собственную «делянку», они будут не так страстно заниматься общими делами…
Еще одно «особое мнение» Гапона касалось — по его собственному свидетельству — аграрного вопроса. Гапон неожиданно заявил, что бесплатная раздача крестьянам земли только развратит их, что национализированную помещичью землю следует раздавать за выкуп, «чтобы внушить крестьянам уважение к собственности».
