- Ты… ступай предупреди следователя Керсдорфа…

- Слушаюсь, господин майор!

- Ты… беги к доктору Гамину…

- Слушаюсь, господин майор!…

- Да скажите обоим, чтобы немедленно шли в банк Иохаузенов. Я их там буду ждать.

Полицейские поспешно выбежали из участка, а несколько минут спустя майор Вердер шагал уже по направлению к банку Иохаузенов.

Вот как случилось, что в суматохе, вызванной известием об убийстве, Транкель так и не получил причитавшихся ему за упущение по службе двадцати пяти плетей.

Спустя два часа после описанного происшествия по дороге в Пернов мчался экипаж - не телега, не почтовая карета, а дорожный экипаж Франка Иохаузена, запряженный тройкой почтовых, которых сменяли на каждой станции. Несмотря на быструю езду, было мало надежды прибыть раньше ночи в трактир «Сломанный крест». Поэтому путешественники решили остановиться в пути, за один перегон от места назначения, и рано утром добраться до корчмы.

В карете ехали банкир, майор Вердер, доктор Гамин, призванный установить причину смерти Поха, следователь Керсдорф, которому было поручено расследовать это дело, и судебный писарь. Задние места в карете заняли двое полицейских.

Скажем несколько слов о следователе Керсдорфе, поскольку другие персонажи уже известны читателю и появлялись в ходе нашего повествования.

Следователю было лет около пятидесяти. Коллеги весьма ценили его, и он справедливо пользовался всеобщим уважением: можно было только восхищаться проницательностью и тонкостью, которые он проявлял при расследовании преступлений. Человек испытанной честности, он не поддавался ничьему влиянию, никакому давлению, откуда бы оно ни исходило. Политика никогда не диктовала ему решений. Этот человек был олицетворением закона. Малообщительный, замкнутый, он мало говорил и много думал.

В предстоящем следствии сталкивались противоположные флюиды, как говорят физики, которые вряд ли удалось бы согласовать, если в дело вмешалась бы политика. Ведь с одной стороны выступали банкир Иохаузен и майор Вердер - оба немецкого происхождения, а с другой - славянин доктор Гамин. Следователя Керсдорфа, единственного из всех, не обуревали бушевавшие тогда в Прибалтийском крае страсти, порожденные национальной рознью.

В пути беседу поддерживали - да и то лишь временами - только банкир и майор.

Франк Иохаузен не скрывал глубокого сожаления по поводу смерти бедняги Поха. Он чрезвычайно ценил своего артельщика - человека исключительной честности и беззаветной преданности, служившего в банке уже многие годы.

- Бедняжка Зинаида! - вздохнул он. - Как велико будет ее горе, когда она узнает об убийстве жениха!…

Да, на днях должна была состояться в Риге их свадьба, но банковского артельщика вместо церкви отвезут на кладбище!

Что касается майора, то, хотя участь несчастной жертвы и не оставляла его равнодушным, все же мысль о поимке убийцы заботила его гораздо больше. До расследования на месте преступления, до ознакомления с обстоятельствами, при которых произошло убийство, ничего нельзя еще сказать. Возможно, найдутся какие-нибудь улики, какой-нибудь след, по которому можно Судет направить поиски. В сущности майор Вердер склонен был приписывать убийство одному из разбойников, которыми кишела в то время часть Лифляндии. Поэтому он надеялся, что отряды полиции, ведущие розыск в окрестностях, изловят убийцу.

Задача доктора Гамина ограничивалась освидетельствованием трупа Поха, установлением причин его смерти. Только после этого он выскажет свое мнение. Сейчас он был озабочен, вернее обеспокоен, совсем другим. В самом деле, накануне вечером, как обычно зайдя к учителю, он не застал его дома. От Ильки он узнал, что отец ее уехал. В этот день Николев, даже не повидавшись с дочерью перед отъездом, сообщил ей в записке, что на два-три дня уезжает из Риги. Куда он едет?… Никаких объяснений на этот счет он не дал. Была ли эта поездка задумана им уже с вечера?… Наверное, так как никаких писем после вчерашнего возвращения домой он не получал. А между тем накануне он ничего не сообщил о своем замысле ни дочери, ни доктору, ни консулу. Не показался ли он им особенно озабоченным в тот вечер? Пожалуй. Но разве спросишь у столь замкнутого человека, чем он встревожен? Верно лишь то, что ранним утром следующего дня, уведомив Ильку запиской, он безо всяких объяснений пустился в путь. Илька была сильно встревожена, да и доктор, покидая ее, разделял ее тревогу.

Экипаж быстро мчался по дороге. Верховой, высланный вперед, отдавал распоряжения, чтобы свежие лошади ждали на каждой следующей станции. Таким образом путешественники не теряли времени, и если бы они выехали из Риги на три часа раньше, расследование могло бы начаться в тот же день.

Воздух был сухой и слегка морозный. Буря, свирепствовавшая накануне, утихла, дул легкий северо-восточный ветер. Но на большой дороге все же гуляла вьюга, и лошадям приходилось трудно.

На пол пути путешественники сделали получасовой привал. Пообедав в скромной корчме, они тотчас же снова пустились в путь.

Погруженные в свои мысли, они теперь ехали молча. Если не считать нескольких слов, которыми изредка перебрасывались Франк Иохаузен и майор, в экипаже царила полная тишина. Как ни быстро мчалась карета, пассажирам все казалось, что ямщик недостаточно гонит лошадей. Самый нетерпеливый из всех, майор, то и дело понукал ямщиков, ругал их, даже грозил им, когда лошади в гору замедляли шаг.

Одним словом, когда экипаж въехал на последнюю станцию перед Перновым, пробило пять. Низко стоящее над горизонтом солнце должно было скоро скрыться, а до трактира «Сломанный крест» оставалось еще около десяти верст.

- Господа, - сказал следователь Керсдорф, - наступит уже темнота, когда мы прибудем на место. Начинать в таких условиях расследование не очень-то удобно… Предлагаю отложить до завтрашнего утра… Да и не найдем мы приличных комнат в трактире «Сломанный крест». Переночуем лучше около станции в корчме…

- Весьма разумное предложение, - отвечал доктор Гамин. - Если вдобавок выехать на заре…

- Остановимся здесь, если только майор Вердер не имеет ничего против, - сказал тогда Франк Иохаузен.

- Я не возражаю, но это задержит следствие, - ответил майор, которому не терпелось поскорей прибыть на место преступления.

- Наверное к трактиру с утра приставлена стража? - спросил следователь.

- Конечно, - ответил майор. - В депеше из Пернова сказано, что туда немедленно отправлен отряд полицейских с приказом не пускать никого и воспретить Крофу общаться с кем бы то ни было…

- В таком случае, - заметил г-н Керсдорф, - задержка на одну ночь не повредит ведению следствия…

- Так-то оно так, - возразил майор, - но за это время убийца успеет далеко уйти от трактира «Сломанный крест».

Майор рассуждал как весьма опытный полицейский. Однако надвигалась ночь, и тени сумерек сгущались. Разумнее было подождать до утра.

Итак, банкир и его спутники остановились в пристанционной корчме. Они здесь поужинали и кое-как устроились на ночь в отведенных им комнатах.

На следующий день, 15 апреля, как только рассвело, экипаж выехал со станции и к семи часам подкатил к трактиру.

Охранявшие его перновские полицейские встретили прибывших на крыльце. Кроф расхаживал по большой комнате корчмы. Прибегать к силе, чтобы удержать его в корчме, не пришлось. Зачем ему покидать свой дом?… Наоборот. Разве не должен он обслуживать полицейских, подавать им все, в чем они будут нуждаться? Разве не обязан находиться в распоряжении следователя, который будет производить допрос?… Чьи показания, как не его, могут быть так ценны при начале следствия?

Полицейские строго наблюдали за тем, чтобы все внутри и вне дома, в комнатах и на большой дороге около трактира, оставалось в неприкосновенности. Крестьянам окрестных деревень было запрещено приближаться к дому, и даже сейчас с полсотни любопытных держались на почтительном расстоянии.