Усилению репрессий способствовали три шифрованные телеграммы: первая от 3 августа 1937 г. за подписью секретаря ЦК ВКП(б) Сталина обязывала секретарей обкомов, крайкомов ВКП(б) и ЦК компартий национальных республик организовать «в каждой области по районам 2–3 открытых показательных процесса над врагами народа – вредителями сельского хозяйства, пробравшимися в районные партийные, советские и земельные органы» и осветить суд над ними в местной печати с целью мобилизации колхозников «на борьбу с вредительством и его носителями». Вторая шифротелеграмма за подписями председателя СНК СССР Молотова и секретаря ЦК ВКП(б) Сталина от 10 сентября требовала устроить от 2 до 3 показательных судов над вредителями по хранению зерна, «приговорить виновных к расстрелу, расстрелять их и опубликовать об этом в местной печати». Третья шифротелеграмма от 2 октября 1937 г. за теми же подписями предписывала провести «по каждой республике, краю и области от 3 до 6 открытых показательных процессов с привлечением крестьянских масс и широким освещением процесса в печати», приговорив осужденных к высшей мере наказания в связи «с вредительством и бактериологическими диверсиями» в животноводстве, приведшими к массовому падежу скота[1136]43.
Постановлением ЦИК СССР от 2 октября 1937 г., утвержденным тогда же Политбюро ЦК, для борьбы со шпионажем, вредительством и другими диверсионными актами суду предоставлялась возможность не только приговаривать к высшей мере наказания – расстрелу, но и увеличивать срок заключения от «не свыше 10 лет» до «не свыше 25»[1137]44.
Вакханалия репрессий пошла на убыль только после команды «сверху» – «отступить». Политбюро утвердило постановление «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», которое известно как постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. Это классический образец документа сталинского времени. Во-первых, в нем высоко оценивалась роль органов НКВД, которые провели «большую работу по разгрому врагов народа и очистке СССР...». Во-вторых, отмечались «нарушения», которые имели место в этой работе, особенно в ходе проведения следствия. В связи с этим отсекались наиболее одиозные структуры НКВД: постановление предписывало «ликвидировать судебные тройки при областных, краевых и республиканских Управлениях РК милиции»[1138]45.
Традиционную сталинскую политику отступления продолжили такие демонстративные действия власти, как снятие с поста наркома внутренних дел Ежова и назначение 25 ноября 1938 г. нового наркома – Берии. Одновременно были наказаны наиболее зарвавшиеся работники НКВД и выпущены на свободу примерно 327 400 человек[1139]46.
Однако ни постановление СНК и ЦК от 17 ноября 1938 г., ни объявление о построении социализма на XVIII съезде ВКП(б) не означали окончания репрессий. Не изменил и не мог изменить сложившуюся практику действий власти пункт постановления от 17 ноября о том, чтобы «впредь все дела в точном соответствии с действующими законами о подсудности передавать на рассмотрение судов или Особого Совещания при НКВД СССР»[1140]47.
Приказом НКВД от 27 декабря 1939 г. во исполнение секретного постановления Совнаркома СССР о превращении территории «вблизи железных дорог» в режимную всем начальникам дорожно-транспортных отделов НКВД предписывалось «немедленно приступить к подготовке изъятия антисоветских и уголовных элементов, проживающих во временных жилых строениях вблизи железных дорог». Из всех этих строений (землянок, «шанхаек», «китаек», как они обозначались в приказе) в полосе двух километров от железных дорог люди выселялись, а сами строения сносились. Такая «чистка» была проведена на 38 железных дорогах СССР (без учета дорог Западной Украины и Белоруссии), включая 64 железнодорожных и 111 оборонно-хозяйственных узлов. Эта операция была фактическим продолжением акции 1937 г., так как составлялись списки «на весь выявленный антисоветский и уголовный элемент» (с использованием следственных и архивных материалов и негласных допросов), и люди, ранее изгнанные из родных мест, но уцелевшие в ходе предыдущей операции, по решениям Особых совещаний насильственно направлялись в «отдаленные местности» и исправительно-трудовые лагеря[1141]48.
Репрессии продолжались в течение всех последующих лет и рассматривались властью как основной способ принуждения масс к труду и основное средство укрепления дисциплины, а также как главный способ консолидации общества в период войны и в послевоенный период. Только после смерти Сталина раскрученный маховик репрессий стал замедлять свои обороты.
Ни в российской, ни в западной историографии до сих пор не выработано понятия, которое бы адекватно выразило эту сталинскую практику насильственной переделки общества, понятия, которое бы вместило в себя не только представления людей того времени о социализме – как руководителей партии, так и поддерживавших их широких масс трудящихся, но и кровь миллионов уничтоженных и погибших в ходе этого строительства. В качестве такого понятия могло бы использоваться понятие «идейная уголовщина», которое употреблял для характеристики коммунизма А.С. Казанцев (1908–1963), эмигрант, автор книги «Третья сила», написанной в 1952 г.[1142]49. Это понятие «схватывает» не только способ преобразования общества по-сталински и его последствия – прямые и долговременные, но и направленность такого преобразования – строительство социализма, что заложено в слове «идейная».
Прямым результатом сталинского строительства социализма стала гибель миллионов людей. В литературе вопрос о числе жертв коммунистического режима нельзя считать закрытым в связи с обнародованием данных КГБ. Бывший председатель КГБ СССР В. Крючков в феврале 1990 г. назвал общую численность репрессированных за период с 1930 по 1953 г. – 3 778 254, из которых 786 000 человек были расстреляны. Эти данные перекликаются с теми, что официально публиковались в 1954 г.: с 1921 по 1953 г. было репрессировано 3 800 000 человек, из них 634 000 – расстреляны. В 1991 г. генерал-майором Министерства безопасности России А. Краюшкиным была названа еще одна официальная цифра: за 1917–1990 гг. было репрессировано 3 853 900 человек, расстреляно из них – 827 955.
Наибольшее число репрессированных, согласно этим данным, приходится на 1937–1938 гг., когда было арестовано 1 344 923 человека, из них – 681 692 расстреляны[1143]50. Даже по официальным данным общее число репрессированных превысило первоначально запланированные цифры в пять, а расстрелянных – в девять раз. Причем данные КГБ–МВД включают в себя только осужденных по политическим мотивам, т.е. по 58-й статье Уголовного кодекса. В печати уже неоднократно высказывались сомнения в достоверности этих данных. Даже среди самих историков, работавших с одними и теми же материалами, имеются разногласия – так, В.Н. Земсков считает верной цифру в 3,8 млн репрессированных, а у В.П. Попова получилась суммарная цифра в 4,1 млн, т.е. на 300 тыс. больше, хотя справки, которыми пользовались эти историки в качестве источника, составлены с интервалом всего в два месяца[1144]51. Действительно, доказывать бесспорную подлинность статистических данных ОГПУ–НКВД–МГБ–МВД, как это делает Земсков, а вслед за ним и многие другие историки, значит не понимать механизма действия сталинской власти. Иначе откуда такая уверенность в том, что именно эти данные не подверглись фальсификации, в то время как «лукавая цифра» советской статистики сейчас признается практически всеми. Почему в системе, где ложь была возведена в принцип государственной политики, исключением стала одна из самых охраняемых тайн режима?!
