Илюшечкин и Антипыч одновременно подняли головы. Оставленная на крыше библиотеки лестница по-прежнему придавливала к небу перистое облачко. Запутавшееся в нем полуденное солнце растягивало во все сторо-ны тугие струны лучей и, казалось, с тревогой посматривало на часы, при-кидывая вынужденное отставание от графика.

Антипыч удивленно крякнул, поскреб лысину и деловито направился обратно в библиотеку. Однако его опередили. Не прошло и минуты, как на крыше показались давешние мальчишки.

Вихрастый рыжий пацан ловко взобрался по лестнице, по локоть запус-тил руки в ватные кудри облака и, повозившись с минуту, вытащил оттуда круглый диск солнца с косо отбитым краешком. Достав из кармана толстый черный маркер, пацан многообещающе хихикнул и крупно вывел на солн-це всем известное непечатное слово из трех букв. С довольным видом огля-дев свое творение, мальчишка водрузил солнце обратно, спустился на кры-шу и махнул приятелям – те ловко оттащили лестницу в сторону и с любо-пытством уставились вверх. Солнце недовольно зашебуршилось внутри облака, дернулось и, выплыв на простор успевшего окончательно зачер- стветь неба, со скрежетом двинулось на запад.

По дороге домой Илюшечкин думал об оставленной на библиотечном столе книге, о каменном истукане, миниатюрная копия которого сейчас покоилась в его портфеле, и о странном двойном имени, присвоенном это-му существу поклоняющимися ему древними народами. По одной из вер-сий, истукана звали Трупалх, что означало Крадущий Солнце, и был он один-одинешенек. По другой, и он, и его каменные сородичи звались эор-лами, а личных имен у них не было вовсе. «Эорлы» нравились Илюшеч-кину больше. Тем более, что на полке возле окна уже выстроился целый отряд сахарных человечков и придумывать имена каждому из них было Илюшечкина как-то не тянуло.

Остановившись перед светофором, Илюшечкин посмотрел на жесткую корку неба и почему-то пожалел космонавтов, которые теперь,наверное, навсегда остались в холодном космосе и уже никогда-никогда не смогут вернуться вниз. В воображении Илюшечкина седой космонавт с пышными усами вылез из притормозившего космического корабля, вытащил из него почему-то сплошь шоколадную лопату и, ступая по жесткой корке неба, направился к тому месту, где удар мальчишеского мяча вышиб из небосво-да тот злосчастный черепок. Космонавт погрузил лопату в трещину и сов-сем уж собрался копать, как из трещины высунулся сахарный эорл и с до-нельзя деловым видом откусил от лопаты весьма недурственный кусок.

Едва успевшему переступить порог собственной комнаты Илюшечкину открылась следующая картина. Сгрудившиеся на книжной полке эорлы о чем-то возбужденно галдели, а один, самый крупный, даже умудрился спус-титься на пол и теперь вальяжно восседал на старом войлочном тапке.

Покачав головой и почему-то ничуть не удивившись внезапно ожившим сахарным человечкам, Илюшечкин достал их нового собрата из портфеля и совсем уж собирался водрузить его на полку, как эорл-недоделыш ловко крутанулся в ладони, упал на пол, мгновенно подскочил и рванул к еще не успевшей закрыться двери. Без особого труда протиснувшись в оставлен-ную щель, эорл шумно затопал по направлению к кухне.

Наскоро запихав остальных эорлов в коробку из-под обуви, Илюшечкин последовал за беглецом. А тот уже успел вскарабкаться на плиту и увлечен-но сыпал соль в чей-то разогревающийся на плите суп.

Отняв у горла пачку с солью и сунув хулигана в карман, Илюшечкин помчался под защиту родных стен. Не прошло и пяти минут, как с кухни долетел возмущенный вопль. В вопле Илюшечкин опознал соседку и иск-ренне порадовался тому, что успел улизнуть вовремя. Запихав пакостного эорла в коробку с собратьями и для верности придавив ее энциклопедией, Илюшечкин плеснул в чашку холодного чая, надкусил галету и углубился в размышления о природе непонятной вредности эорлов.

В наш мир Илюшечкина вернуло странное ощущение – за ним наблюда-ли. Отставив в сторону чай, он огляделся. В приоткрытую дверь в комнату заглядывал Сашенька. Как и почему закрытая на щеколду дверь вдруг ре-шила открыться, Илюшечкин не знал и не стремился узнать. Куда больше его сейчас интересовал взгляд Сашеньки. Взгляд был удивленным и каким-то…- Илюшечкин поискал подходящее сравнение… – таким взглядом смот-рят на диковинное и совсем нестрашное животное.

Животных у Илюшечкина в комнате не водилось. Зато водились эорлы.

Один поворот головы – и опасения подтвердились. Придавливавшая ко-робку с эорлами энциклопедия валялась на полу, а компания сахарных толстячков сгрудилась на подоконнике. Приглядевшись, Илюшечкин ик-нул и отказался верить происходящему: в руках одного из эорлов трепетал тонкий луч заходящего солнца. Эорл деловито сматывал луч в золотистый клубок, и солнце с написанным на ним непечатным словом, рывками вра-щалось вокруг собственной оси и тоскливо поскрипывало. Иногда, вопреки всем законам физики, луч провисал, цеплялся за верхушки деревьев, но по-том снова выпрямлялся и скользил в руки сахарного крепыша прямо сквозь оконное стекло.

Илюшечкин неодобрительно покачал головой и совсем уж собрался отобрать у горла клубок, как солнце, наконец, доползло до горизонта и луч, натянувшись и зазвенев, лопнул, оставив в руках эорла разлохмаченный кончик солнечной нитки. Но эорл, казалось, был рад и этому. Легко, будто всю жизнь этим и занимался, он открыл рот и ловко заглотил клубок – пос-ле чего вытер руки о сахарный живот и уставился на Илюшечкина полным невинности взглядом.

Сашенька еще с минуту потоптался на пороге, шмыгнул носом и, так ни-чего и не сказав, бесшумно выскользнул за дверь.

Ночью эорлы шебуршились в коробке, о чем-то вполголоса совещались, а пару раз Илюшечкину даже казалось, что сквозь щели коробки прогляды-вает золотистый свет смотанного в клубок солнечного луча.

Утро было сумрачным. Уставшее от вчерашних трудов солнце мед-ленно ползло по небу, но почему-то упорно не хотело отрываться от го-ризонта. Илюшечкин торопливо шел по улице, постоянно поглядывал на часы и думал об оставленных дома эорлах. Запертые в платяном шка-фу сахарные человечки почему-то не пытались выбраться наружу, не скреблись и не возмущались – такая покорность не могла не вызывать подозрений. И точно. Стоило Илюшечкину выбраться на мост, с которо-го открывался вид на оставшийся позади дом, как картина прояснилась. В крайнее окно на четвертом этаже тянулся солнечный луч. Как и вчера, луч подрагивал и было ясно: там, за окном, этот луч, виток за витком сматывают в клубок.

Вернусь, уши поотрываю! воинственно решил Илюшечкин и про-должил путь.

Солнце уменьшалось и тускнело, и вместе с ним мрачнели прохожие. Уже знакомая Илюшечкину дамочка из продуктового магазина с каким-то фанатизмом поливала цветущую черешню мыльной водой, вполне респек-табельного вида мужчина с наслаждением скреб погнутым гвоздем по капо-ту чьей-то иномарки, а благообразная бабушка с авоськой выводила на за-боре нечто ругательное.

На работе было не лучше. Люсенька обзавелась еще дюжиной удочек и теперь держала их как букет весенних тюльпанов. Лески убегали во все от-делы, а пойманные сплетни расположились кривой очередью возле радиа-тора, на котором уже росли их наиболее шустрые собратья.

За ночь кто-то расковырял небо в том месте, где вчера от него откололся синий черепок с частицей солнца, и теперь сквозь небесный гранит вовсю пробивались корни неизвестных Илюшечкину растений. Одно из них ока-залось и вовсе странным. Стебель растения раздваивался, с одной стороны переходя в крупный подсолнух с черными семечками, а с другой – в две партийно-красные гвоздики. Гвоздики свисали вниз головой и, нимало не смущаясь своим нелогичным соседством, с любопытством взирали на про-исходящее в библиотечном дворе.

Зав весь день ходил по коридорам, по-армейски грохая ни к селу, ни к го-роду надетыми сапогами, библиотекарши шептались по углам, а буфетчица тетя Зоя вдохновенно разбавляла компот водой из-под крана. Илюшечкин вздыхал, писал что-то на серых библиотечных бланках и досадовал на свое решение оставить эорлов дома.