...Штурм был в полном разгаре. Люди валились, как снопы. Многие, считая, что все потеряно, ударились в бегство. Д'Олон, раненный в ногу, тоже собирался покинуть поле боя. Оглянувшись, он замер от ужаса: перед крепостной стеной орудовала Жанна, окруженная жалкой горсткой солдат.

Превозмогая боль, воин направил коня к отчаянной девушке:

– Немедленно трубите отход! Разве вы не видите, что с вами никого не осталось?

Жанна сняла каску и вытерла пот с лица:

– Никого не осталось? Неправда! За мною армия в пятьдесят тысяч человек! Мы не отступим, пока не войдем в крепость!

Сила бесстрашного примера еще раз сделала свое дело. Боевой клич Девы проник в трепещущие сердца. Беглецы остановились. И крепость была взята.

Но под Ля-Шарите все обернулось иначе. Жанна, видя, что у нее нет войска, обратилась за подмогой к Риому, Буржу и Орлеану. Магистраты откликнулись на призыв девушки, но большой помощи оказать не смогли.

Маленькая армия, лишенная провианта и осадных приспособлений, расстреливаемая врагом, томимая голодом и холодом, буквально таяла на глазах, и в конце ноября Дева, несмотря на всю свою решимость, оказалась вынужденной снять осаду.

Это была ее вторая неудача после Парижа.

Между тем внимание всей Франции вновь оказалось прикованным к северу. Героем дня на этот раз был город Компьень.

Когда французские войска покидали районы Иль-де-Франса и Шампани, они оставили в бассейнах Сены и Уазы линию крепостей, прикрывавших освобожденную территорию. Это были города, принесшие в августе присягу на верность французскому королю: Крей и Санлис, Пон-Сент-Максанс, Компьень и Суассон.

Герцог Бургундский был серьезно обеспокоен. И правда, что дала бы ему должность правителя Иль-де-Франса и Шампани, которую он намеревался вырвать у Бедфорда, если он не мог осуществить реальных прав, связанных с этой должностью? В своей гордой мечте создать монолитное государство от Северного моря до Савойи герцог Филипп натолкнулся на клин, вбитый Жанной в самое сердце его будущей державы. Этот клин представлялось необходимым исторгнуть, не останавливаясь ни перед чем.

Из числа городов-крепостей, вызывавших у Филиппа наибольшие опасения, главными были Суассон и Компьень.

Вскоре оказалось, правда, что с Суассоном дело обойдется. Капитан этого города, человек двуличный и жадный, охотно вступил в переговоры с агентами герцога Бургундского. Было ясно, что ради денег он не остановится перед изменой.

Хуже обстояло с Компьенем.

Герцог знал, что его население, присягнувшее Карлу VII, единодушно в своей ненависти к бургундцам, а капитан не рискнет пойти против воли горожан.

Между тем овладеть Компьенем было особенно важно. Этот сильный город господствовал над главными дорогами Северной Франции, и до тех пор, пока он сохранялся в руках арманьяков, антибургундский клин оставался непоколебимым.

Английские регенты были готовы оказать Бургундцу всемерную поддержку. Крепости на Эне и Уазе беспокоили их не меньше, чем его: пока существовала эта угроза, кардинал Винчестерский не мог доставить малолетнего Генриха VI в Париж.

В то время как бургундцы и англичане строили планы и ломали головы в поисках нужного решения, помощь подоспела с неожиданной стороны: от французского королевского совета.

Это было злосчастное для Франции перемирие 28 августа.

Не подлежавшие огласке статьи перемирия содержали обязательство «временно» передать герцогу Бургундскому некоторые крепости в районе Сены и Уазы, в том числе и Компьень.

Так было совершено черное предательство. Первым его объектом стал Париж, вторым – Компьень.

«Добрый герцог» мог торжествовать победу. Тайные замыслы господина архиепископа Реймского вполне отвечали его интересам. Оставалось пожинать плоды.

Однако это оказалось нелегким. Предавая Компьень, господа советники не согласовали своих действий с мнением компьенцев. А те не имели желания стать разменной монетой в грязной игре честолюбий и алчности. В результате получился неожиданный просчет.

Граждане Компьеня обнаружили редкое мужество и упорство. Их уговаривали, им угрожали, но ничто не могло поколебать их решимость. Преданные, они отказались стать предателями; истинные патриоты, они были готовы умереть, но не допустить вражеской опеки.

«Добрый герцог» негодовал и требовал. Господин Реньо шел на ухищрения. По его совету граф Клермон, уполномоченный короля, предложил компьенцам ввести в город, якобы для его защиты, сильный гарнизон. После этого Клермон рассчитывал с легкостью передать город бургундцам. Но горожане догадались о подвохе и категорически отказались от «помощи». Пробовали действовать и через их любимого капитана, Гильома Флави. Капитан в осторожной форме попытался образумить непокорных. Но когда он понял, что не будет иметь успеха, оставил эту затею. Капитан Флави был столь же хитер, сколь и мужествен. Ставленник архиепископа и временщика, он готов был выполнить любое предписание двора, но не за счет подрыва своей популярности и авторитета.

Тогда Клермон, отчаявшись в «мирных» средствах, решил умыть руки. Он отправил герцогу Бургундскому депешу, смысл которой сводился к нехитрой идее: «Приди и возьми». Компьенцы были предоставлены самим себе. Официальные уполномоченные французского короля становились в позу сторонних наблюдателей.

Этого только и ждал хищный Бургундец. Теперь ничто не удерживало его от прямых военных действий. Быстро известив англичан, он начал готовить войска к осаде Компьеня.

Так на грани 1429 и 1430 годов Компьень должен был стать для Франции вторым Орлеаном. Крепость на Уазе заняла место крепости на Луаре. Конечно, судьба Компьеня не могла решить исхода войны. Однако она в какой-то мере определяла будущее как англо-, так и франко-бургундских отношений. А это будущее, в свою очередь, могло ускорить или замедлить окончательную развязку. Говоря иными словами, на долю Компьеня выпал жребий ослабить или усилить плачевные для Франции последствия предательских махинаций, проведенных в августе – сентябре 1429 года и имевших своим главным следствием катастрофу под Парижем. Подобное положение было вполне ясно и для сторонников, и для врагов окончательной победы. Могла ли не понимать его Дева? Могла ли она при этих условиях оставаться бездеятельной и равнодушной?!

Наступала новая весна. Солнце светило ярче, продолжительнее становились дни. Во время частых переездов Жанна, отделившись от остальных, без устали скакала по лугам, жадно вдыхая пьянящий весенний воздух. Всегда разговорчивая и общительная, в эти дни она замкнулась, ушла в себя. Соглядатаи, которые каждый вечер должны были делать доклады де Гокуру, только разводили руками.

Картины ранней весны невольно вызывали воспоминания. Что было год назад в это же время?

...Башня Кудрэ. Это – март.

Запомнилась поездка с королем и герцогом Алансонским, который подарил ей красивого коня. Потом чистилище...

Потом Тур, Блуа и Орлеан... Это – апрель.

И сейчас на пороге апрель. И то же томление испытывает душа. Тот же страстный порыв увлекает вперед, навстречу опасности, туда, где тяжелее всего, где она больше всего необходима.

Все точно так же.

И не так.

Теперь она в подробностях знает то, о чем раньше только догадывалась. Они ненавидят ее. Они ее преследуют. Они стараются непроходимой стеной отделить ее от народа. От народа, который дает ей силу и мужество, неустрашимость и удачу в сражениях. Они устраняют всех, кто искренне ей верит и кому верит она. Где ее храбрые лотарингцы?.. А седовласый Ла Гир?.. А брат Паскерель?.. А герцог Алансонский?.. Господа следят за каждым ее шагом, стерегут каждый помысел. Их сговор она поняла уже тогда, под Орлеаном; но тогда они только мешали, а теперь не успокоятся, пока не погубят.

С ней поступили так же, как с Компьенем.

Ее место только в Компьене!

...Жанна покинула двор солнечным весенним утром. Она хитро обманула соглядатаев, ничего не доложила совету и не простилась с королем. Ей удалось увлечь за собой несколько сотен солдат. Из капитанов за ней пошли старые знакомцы – Амбруаз Лоре и Потон Сентрайль. В последнюю минуту присоединилась рота итальянских стрелков, возглавляемая капитаном Баретта.