Никто никогда так и не узнал, кем был сделан этот выстрел, единственный в течение воскресного дня. Говорили, что стражник оставил на момент порученную ему пушку. Когда, услыша выстрел, он вернулся, то заметил испуганно убегавшего мальчугана...

Смерть Солсбери совпала с другим событием, не менее радостным для осажденных. В понедельник 25 октября прибыло долгожданное войско из Шинона. Правда, оно оказалось значительно меньшим, чем предполагали: король посылал всего восемьсот наемников – гасконских кавалеристов и итальянских стрелков. Но все это были лихие молодцы, не боявшиеся ни Бога ни черта, а кое-кто из их капитанов успел прославиться на всю страну. Кто не знал храбреца Ла Гира, командира гасконцев, покрытого шрамами и поседевшего в боях? Боевой товарищ Потона Сентрайля, Ла Гир совершал с ним смелые набеги и отчаянные вылазки, не раз устрашая врага. Широко были известны, если не доблестью, то хоть знатным происхождением, такие военачальники, как маршал Буссак или сенешал Бурбоннэ. Большие надежды жители Орлеана возлагали на самого наместника графа Дюнуа. Его считали незаурядным стратегом и опытным боевым командиром.

В те дни граф Дюнуа еще назывался «монсеньором Батаром».[8] Внебрачный сын Людовика Орлеанского, чье убийство послужило сигналом к войне между арманьяками и бургундцами, Жан Батар замещал в Орлеане своего брата, плененного англичанами герцога Карла. Он играл важную роль при дворе и носил титул графа Порсьена и Мортена. Несмотря на свои молодые годы – ему недавно минуло двадцать шесть, – Дюнуа хорошо знал жизнь. Обладая природным умом, он рано понял, что в смутное время для успеха нужна изворотливость. Он умел скрывать свои чувства и сохранять хорошую мину при плохой игре. Его осторожность вошла в поговорку. Наряду с этим, однако, он обладал большой личной храбростью и выдержкой, которые проявлялись каждый раз, как этого требовали обстоятельства.

Сейчас Дюнуа внимательно следил за всем происходившим в лагере противника, сдерживал пыл своих капитанов и терпеливо ждал момента, подходящего для контрудара.

Лишившись главнокомандующего, годоны крепко приуныли. Ни один из их руководителей не рисковал взять на себя инициативу в продолжении боевых действий. Приближалась зима с ее холодами и слякотью. Некогда огромная армия редела с каждым днем: кто был убит, кто дезертировал, стремясь вернуться в родную Англию, а кто, вступив в отряды «вольных стрелков», занялся грабежом окрестных деревень и сел. Понимая, что без значительных подкреплений Орлеана не взять, английские капитаны отвели большую часть войск на зимние квартиры в близлежащие города. В Турели был оставлен гарнизон численностью в пятьсот бойцов под начальством Вильяма Гласделя.

Многие из французских командиров утверждали, что наступило время, благоприятное для отвоевания моста и укрепления левого берега. Особенно рвался в битву Ла Гир, считавший, что наносить удар всегда следует первому. Но осторожный Дюнуа в корне пресек все эти порывы. Немедленное возвращение Турели, полагал он, вряд ли что даст. Пока англичане владеют окрестными городами и замками, одинокий форт у Портеро все равно останется беззащитным. А между тем со дня на день могли прибыть новые силы годонов, и тогда каждый потерянный воин оказался бы невозместимым. Вместо бесполезных атак сейчас следовало заняться совсем другим: подготовкой к встрече с ожидаемой армией врага. Дюнуа был уверен, что на этот раз, имея целью окружить Орлеан, годоны пойдут правым берегом Луары. Следовательно, нужно было без промедления уничтожить все пригороды правого берега, подобно тому, как раньше уничтожили Портеро.

Этим и занялись орлеанцы в дождливые дни ноября.

Чутье не изменило монсеньору Батару. 30 ноября английские силы под командованием опытного полководца сэра Джона Толбота появились вблизи Турели. Толбот привез артиллерию. Снова начался длительный и жестокий обстрел. А затем войско Толбота, объединившись с силами графа Сеффолка, вышло на правый берег и начало обходить Орлеан с северо-запада.

Сэр Джон Толбот смотрел на орлеанскую эпопею гораздо более трезво, чем покойный Солсбери. Он отказался от мысли о штурме и решил действовать совсем иначе. Надо было взять Орлеан в кольцо крепостей, стянуть это кольцо по возможности туже, лишив город всякого подвоза продовольствия и боеприпасов, а затем, обессилив его и подавив, добиться капитуляции.

Конечно, для успеха этого плана нужны были время, средства и резервы. Но время и средства у Толбота имелись, а резервы – полководец наверняка знал это – спешно готовились и в положенное время должны были вступить в строй.

В течение декабря – января англичане создали целую систему осадных укреплений. Они использовали покинутые французами форты, или «бастилии», строили новые крепости, возводили насыпи и чинили соединявшие их дороги. К первым числам февраля 1429 года эта система была наполовину закончена.

Цепь укреплений начиналась насыпью на острове Карла Великого, к западу от Орлеана. Далее на север и северо-восток шли: бастилия Сен-Лоранс, насыпь Круа-Буассе и крепость Лондон. Эти форпосты, расположенные на важнейших путях в Северную и Западную Францию, опоясывали Орлеан дугой, составлявшей почти треть окружности. На левом берегу, кроме Турели, были сооружены насыпь Сен-Приве и форт Огюстен. Однако на востоке линия охвата разрывалась. Между дорогой на Париж и Луарой к востоку от Орлеана не имелось ни одного укрепленного пункта.

Таким образом, окружение не было полным. Этому много содействовала тактика осажденных. Ополченцы и солдаты не желали сидеть в городе сложа руки. Они совершали вылазки и мешали строительным работам англичан, в то время как французская артиллерия поливала огнем недостроенные форты.

Замедленная дуэль тянулась до конца первой недели февраля. А потом произошли события, резко осложнившие положение защитников города.

9 февраля в Орлеан пробрался гонец от графа Клермона, стоявшего во главе овернского дворянства. Когда монсеньор Батар прочитал письмо графа, он мысленно возблагодарил небо за свою осмотрительность. Да, как он и предвидел, к городу стягиваются новые силы годонов. По парижской дороге идет отряд в полторы тысячи бойцов, возглавляемый сэром Джоном Фастольфом, главным камергером английского короля. Фастольф везет огромный обоз с продовольствием, рассчитанным на много месяцев осады. Этот отряд нельзя пропустить. Его нужно уничтожить, а продовольствие забрать.

Как ни был осторожен Дюнуа, он немедленно выехал на совещание с Клермоном. Вслед за ним под прикрытием темной ночи из города вышло войско в полторы тысячи человек, возглавляемое Ла Гиром, Сентрайлем и Буссаком.

Это войско через два дня вернулось обратно, уменьшившись почти наполовину. 12 февраля произошло сражение, вписавшее во французскую военную летопись горькие и позорные строки.

В полдень гасконцы Ла Гира первыми увидели английский обоз, медленно двигавшийся по направлению к Этампу. Годоны, не ожидавшие встречи, были застигнуты врасплох. Передние ряды остановились, задние напирали на них, грозя создать неимоверную сутолоку. Французы имели превосходные позиции и все преимущества внезапного нападения.

Ла Гир уже собирался трубить атаку, предвкушая, как его молодцы опрокинут зазевавшихся англичан, да вдруг на беду вспомнил, что без разрешения графа Клермона начинать бой запрещено. К графу, войско которого порядком поотстало, спешно послали гонцов.

Это было досадной проволочкой. Англичане, оправившись от замешательства, начали перестраивать ряды. Нужно было спешить, не теряя ни минуты. Каковы же были удивление и гнев храбрых гасконцев, когда от графа поступил приказ: ни под каким видом не ввязываться в дело без него!

Возмущенный Ла Гир так сжал рукоятку меча, что она чуть не треснула. Желторотый птенец Клермон, едва посвященный в рыцари, хочет стяжать себе славу и проваливает сражение!