Мы несколько минут дебатировали эту тему, а потом Абель попросил дать ему время обдумать ситуацию. Он напомнил мне о том, какой серьезный приговор был вынесен Дэвиду Гринглассу после того, как тот чистосердечно признал вину в шпионской работе на чету Розенбергов. Грингласс получил пятнадцать лет тюрьмы, а Юлиус и Этель Розенберги, его зять и сестра, были казнены на электрическом стуле 19 июня 1953 года, после того как показания Грингласса помогли уличить их. Абель поделился со мной историями, которые слышал от других заключенных, о том, какое жалкое существование вел теперь в тюрьме Грингласс – другие узники презирали его, оплевывали и даже пытались мочиться ему в пищу.
Впрочем, полковник поспешил добавить:
– Разумеется, нельзя сравнивать положение русского агента с трудностями американского коммуниста, – но в его тоне отчетливо слышалось то же презрение.
Мы расстались, согласившись лишь, что ему следует самым серьезным образом рассмотреть все аспекты возможного признания в суде своей вины по одному из пунктов обвинительного заключения.
Пятница, 27 сентября
Представитель обвинения позвонил нам и сообщил, что для нас организована возможность проинспектировать «захваченные доказательства» в штаб-квартире ФБР завтра в десять часов утра. На 14.00 в тот же день назначили наш допрос Хейханена.
Честно говоря, я сильно сомневался, что разговор с Хейханеном окажется для нас столь уж полезным, но допросить его было необходимо, чтобы получше узнать этого субъекта и сделать набросок внешности в помощь нашему частному сыщику.
Суббота, 28 сентября
Ровно в 10.00 мы вошли в штаб-квартиру ФБР в Нью-Йорке на пересечении Шестьдесят девятой улицы и Третьей авеню, и я отметил для своих помощников еще одну странную иронию судьбы в деле полковника Абеля.
13 октября 1953 года Абель разместил часть своего оборудования и инструментов, для которых не находил ежедневного применения, на складе «Линкольн». И так совпало, что ныне это здание превратилось в недавно заново отделанные офисы ФБР. Таким образом, некоторые улики, попавшие в руки федеральных агентов, уже, без сомнения, размещались однажды в том же строении, но как не привлекавшая внимание собственность никому не известного художника Эмиля Р. Голдфуса.
Доказательства, собранные теперь под крышей нынешнего центра ФБР, поистине могли внушить робость. Их разложили перед нами в удлиненной формы хорошо освещенной комнате подобием гигантского шведского стола в ресторане. Всего же они занимали двадцать пять столов. И было бы совершенно справедливо описать их как полный набор оборудования для проведения крупной шпионской операции.
Агенты ФБР держались с нами подчеркнуто вежливо. Нас не ограничивали во времени, дав возможность переходить от стола к столу и осматривать каждый экспонат, внимательно читая таблички с описанием его предназначения. Мелкие предметы аккуратно вложили в целлофановые пакетики.
Сначала мы обозрели наиболее инкриминирующие из улик. В их число входили: 1) пустотелые ручки отверток, карандаши и прочие контейнеры, включая даже станок для бритья, которые, разумеется, могли использоваться для сокрытия микропленок; 2) микрофильмированные письма к Абелю от жены и дочери из России, а также микрофильм с расписанием будущих радиопередач из Москвы; 3) пустотелый кусок эбенового дерева (тот, который мы обсуждали несколькими днями ранее), содержавший полный набор шифровальных таблиц, нанесенных на очень нежную бумагу, обладавшую необычными свойствами и напоминавшую тончайшую серебряную фольгу. Я догадался, что подобный материал мог быть легко уничтожен подвергавшимся опасности агентом. Возможно, даже попросту пережеван, проглочен и переварен в желудке.
Отвертки с пустотами в ручках отличались мастерским изготовлением. Внешне они выглядели старыми и даже немного заржавевшими. Но стоило вам повернуть ручку, и на ваших глазах происходило чудо. Внутренняя медная обшивка находилась в превосходном состоянии, и простая, невинная на первый взгляд отвертка превращалась в водонепроницаемый контейнер для микропленки.
На обозрение был выставлен также токарный станок и большое количество обыкновенных инструментов, с помощью которых наверняка изготавливались отвертки-контейнеры и прочие приспособления. В распоряжении Абеля имелась целая фотолаборатория со всеми необходимыми химикатами и изрядным числом дорогих фотоаппаратов. Он достиг такого мастерства, что мог уменьшать фотографическое изображение до размеров булавочной головки. Подобные микрокадры, которые было практически невозможно обнаружить, впервые разработала немецкая разведка в годы Второй мировой войны.
Отдельный стол отвели под его библиотеку, которая включала в себя книги по использованию атомной энергии для работы теплоэлектростанций, экземпляр теории относительности Эйнштейна (Абель читал Эйнштейна, как многие из нас читают романы Эрла Стенли Гарднера: для развлечения), несколько книг по истории искусств, учебники математики и руководства по системам статистики. Присутствовал и набор карт, казавшихся обычными дорожными картами США, на которых некоторые районы были обведены карандашом. Но следовало признать, что отмеченные на картах квадраты являлись важными с точки зрения организации национальной обороны США.
Среди прочих бумаг выделялись две чековые книжки, показывавшие поступления и снятия денежных средств в 1954 и 1955 годах; обложки от спичек с шифрованными записями на обороте; на одной из них были указаны звание, личный номер и адрес Алана Уинстона во время его службы в армии. Кроме того, некая женщина по имени Глэдис в июле 1954 года прислала Абелю почтовую открытку с дружеским посланием. По какой-то причине он решил сохранить ее.
Пока мы медленно двигались среди нагромождения улик, я разговорился с одним из агентов ФБР. Он оказался уроженцем Тикондероги на севере штата Нью-Йорк, и в ходе беседы неожиданно выяснилось, что много лет назад мы с ним играли друг против друга в полупрофессиональный бейсбол, когда я временно работал юридическим консультантом в летнем лагере для мальчиков, располагавшемся неподалеку от его родного города. После обзора производившей тягостное впечатление массы уличающих нашего клиента материалов подобная беседа помогла несколько развеяться.
Около полудня мы отправились обедать и за едой в местном магазине деликатесов, при котором имелось кафе, говорили о сокрушающей мощи улик, имевшихся у обвинения. Конечно, ничто не стало для нас подлинным сюрпризом. Мы о многом читали в газетах, нас ознакомили с письменными показаниями обвинителей, которые включали в себя список большинства материальных доказательств, и, конечно же, Абель сам описывал изъятые у него вещи. Однако собранные в одном месте, они превращались в нечто, имевшее совершенно иную силу. Я попытался натянуто пошутить:
– Не думаю, что у нашего клиента много оснований жаловаться на необоснованность своего ареста.
Никто из моих помощников даже не улыбнулся.
К часу дня мы вернулись в здание ФБР и встретились с Джеймсом Фезерстоуном – молодым членом группы обвинителей, которого уже несколько раз видели в зале заседаний. Ему предстояло препроводить защитников к месту допроса Хейханена. Он попросил нас оставить наш автомобиль и поехать вместе с ним. Других сопровождающих лиц не было, а он водил машину без опознавательных знаков министерства юстиции, но с официальными государственными номерами.
Мы пересекли Манхэттен, а затем направились к северу по Вестсайдскому шоссе вдоль берега реки Гудзон. Я сидел впереди вместе с Фезерстоуном, но мы практически не разговаривали. Он полностью сосредоточился на ведении машины, временами посматривая в зеркало заднего вида. Вероятно, за нами следуют другие агенты ФБР, подумал я.
Воображение рисовало мне сцены, как Абель и Хейханен ехали тем же маршрутом, направляясь в Пукипси, или к Медвежьей горе, или к какому-то иному месту назначенного с кем-то рандеву.
