В душе Райта засел молодой паренек с девицей. Похоже, происходящее на экране девочку глубоко затронуло. Парень в толпе у выхода тихонько бубнил ей на ухо, что это, дескать, историческая правда: в античных обществах господствовала другая мораль. В наше время трудно понять тогдашние забавы.

Алвил спрашивает меня, что по этому поводу сказал бы Шаман.

Шаман был замполитом с рождения. В племени Чилкутов он работал правой рукой вождя. Красил лицо, держал речи и завершал их криком: «Дело!» «Хау!» мы откликались.

Делом звали нашего бога. Склеенного из больших, картонных папок. На животе у него было написано «Дело No__».

Друзья детства таковыми и остались в памяти Алвила. Я их до сих пор иногда встречаю. Ничего занятного рассказать не могу. На улице мы здороваемся.

С Алвилом судьба нас свела еще в детстве.

Большими друзьями мы быть не могли. Он был на два года старше, к тому еще левой рукой вождя. Его талантом создавалось все чилкутское вооружение. Луки, стрелы, мечи, томагавки… Красиво и практично. Алвил и пользовался ими наиболее умело. С расстояния десяти метров мог загнать стрелу с наконечником из гвоздя точно в цель, да так, что не вытащишь. И жестяным топориком своего производства срубить совершенно настоящую березку. Так и не пойму, как мы этими изуверскими причиндалами не выпустили друг другу кишки.

На поле сражения я был нулем. Нас с Алвилом связывало другое. Я мог, не уставая, наблюдать, как он придавал деревяшкам сказочные формы. Как куется деревянный меч, точно из учебника истории. Как простой гвоздь становится наконечником стрелы, плоским и острым, как бритва.

Нередко я просиживал в мастерской Алвила допоздна. И одним прекрасным вечером во время созревания вишен я узнал иные индейские сражения.

Алвил пытал вишни. Они были пленниками. Им не было пощады. Алвил колол их гвоздями, не спеша сдирал шкуру, резал орнаменты на их телах. Процедура сопровождалась разнообразными стонами и воплями. Таланта Алвилу было не занимать. Аутентические записи его голоса позже использовались в «Терминаторе» и других американских шедеврах.

Иногда покалеченные вишни бежали. Алвил бросался в погоню. Истерзанная жертва, облипшая песком, уже направлялась к спасительной щели в бетонной дорожке, надеясь спокойно умереть в страшнейших муках. Тогда Алвил хватал ее и наконец-то приканчивал на особом камне.

И я оборудовал камень для себя, и мы играли вдвоем. И каждый последующий раз сравнивали, чей камень страшнее залит кровью и усеян расколотыми черепами.

Незаметно наш разговор отклоняется от проблем истории и этики в сторону женщин. Виной этому две барышни у соседнего столика. Совсемки.

Я бросаю взгляд на часы и объявляю, что с начала разговора прошло четырнадцать минут. Не верят ребята. Глазеют в свои хронометры, вычисляют и крутят головами. Рекорд все-таки. Не шутка. Предыдущее официально засеченное время беседы без перехода на секс — одиннадцать минут. Долго продержалось.

Зреет вечерняя программа, проста, как само мироздание. Бабки есть — их надо слегка спустить. По-моему. В студенческие годы у нас с Райтом этот позыв неизменно был общим. Алвил единственный из нас был отягощен семейными узами (сейчас все наоборот).

Давно не делали мы ничего такое согревающее душу и совершенно дурное. Такое — плюнь на все и выметай хлам из головы!

Может быть, не брезгануть услугами интимсервиса?

Мнения расходятся. Дело в том, что раз уже пробовали. Ничего радостного не получилось. Уровень обслуживания надолго охладил желание побаловаться продажными девицами. Другие исследователи независимо от нас пришли к такому же выводу.

Но эти блядовники существуют и не разоряются! Газеты полны реклам. И ассортимент услуг чем дальше, тем шире. Может быть, загвоздка в том, что все наши знакомые искали самое дешевое место?

Райт считает именно так. Он привык верить в связь между ценой и качеством.

А Алвил эстет. Он твердит: закажи, что хочешь, плати, сколько угодно, явится та же выскочка пэтэушница или потасканная медсестра. Учительница и вообще интеллигентная женщина, способная на творческий подход, на телефонный вызов не подпишется, а дипломированные проститутки трудятся в отелях и кабаках, а не сидят на трубке.

Я слушаю и молчу. Потом встаю и заказываю еще пиво. Во мне созревает идея.

В вишневой эксекуции не было секса. Обыкновенный фашизм. Мужчинами нас сделали человечки.

Я лепил из пластилина совершенно настоящих людей. Лучше, чем Алвил. Так мы дополняли друг друга.

В наших играх сражались маленькие, примитивные, удобные в обращении человечки. Сражения были кровавые, с захватом пленных и заложников. А после битв случалось, что пленных пытали. Тогда Алвил откладывал маленького бедолагу в сторону, а я ваял настоящего, большого, живого человека. С мышцами и ногтями. Его судьбе, как правило, не позавидуешь.

Однажды за этим занятием нас настиг Шаман. Алвил слегка напрягся. Я был жалким третьеклашкой, и Шаман мог бы засмеять Алвила, который с такими сопляками пупсиков лепит, пока мужчины бледнолицых бьют. Но нет. Он мигом оценил наши развлечения. После установления у пленного exitus letalis, он осведомился, сумею ли я слепить бабу.

Работу Шаман одобрил.

Моя первая женщина сгорела быстро, изойдя дикими воплями, ломая руки и коптя.

В короткий срок нашими забавами успело насладиться все чилкутское племя. Женщины становились все красивее. Пытки огнем были вытеснены утонченной вивисекцией. Однажды увлекшись, вождь даже загнал себе гвоздь под ноготь.

Шаман заметил, что ему более по душе сожжение. Сейчас он поп.

К концу моего третьего класса Алвил переселился в Елгаву. И я забыл его, как забывают друзей детства. И не подозревал, что познакомлюсь с ним вновь, как с однокурсником Райта. И нахлебаюсь всякого вместе с ними, лопухами этакими.

— Ну, какой прок от продажной женщины? — я риторически восклицаю и дожидаюсь отсутствия ответа. И продолжаю: — В конце концов, все, на что она способна, нам доступно и дома. И гораздо качественнее.

Алвилу дома не доступно. У него все на работе. Не будем мелочны.

— От продажной сучки требуется то, что в принципе невозможно получить от супруги или подруги. А иначе — за что же ей, елки-палки, платить! Тогда уж лучше жене!

Идея не настолько тривиальна, чтобы хлопцы прямо-таки рванулись ее осуществлять. Мне и самому потребовалось чуть времени, чтобы свыкнуться с ней.

Откладываем идею как таковую в сторону и обсуждаем себя. Годится ли шуточка, сама по себе недурная, именно нам.

Нас всех троих уже обременяет криминальное прошлое.

С моральной точки зрения, тяжелее всех оно ложится на плечи Райта. В студенчестве он споткнулся о педагогическую работу. И соблазнил девятиклассницу. Или она его. Кто уж там разберет. Достаточно, что ей не было шестнадцати.

Земной суд Райта миновал, зато провидение оказалась неумолимым: четыре года спустя, она заполучила его замуж. А их отпрыск так и не подозревает, что папа — бандюга.

Я был морально сгнившим уже с ранних школьных лет.

Однажды после уроков стоял в универсаме с двумя бубликами в руке. Я имел шесть копеек, а жрать хотелось неимоверно.

Человек предполагает — бог располагает. Пока моя очередь дошла до кассы, всевышний с одним бубликом уже справился. «Всего три копейки, мальчик», продавщица сунула одну монетку назад. Я было разинул рот, но за окном столь маняще маячил автомат газировки…

Насчет Алвила вообще слова излишни. Уж не бублики ему вручают благодарные пациенты. И ничего, что после операции. Еще недавно это называлось «нетрудовыми доходами».

Планерка растягивается еще на одну бутылку. Тогда встаем, тщательно расчленяем одноразовые столовые приборы, и трогаемся.