Вскрикнул. Но не упал, а метнулся вперед и страшным ударом отбросил Лыку к дальней стене вагона. После чего сделал несколько шагов и рухнул на пол.

– Олег! – позвал Артист.

Он сидел, держась за простреленную руку. Когда Говорков не отозвался, встал и подошел к нему. Опустился рядом и развернул на спину.

Три раны на груди, две на животе.

В этот момент по составу пробежало металлическое клацанье ударно-тяговых устройств, соединяющих вагоны, и поезд тронулся.

Олег застонал и посмотрел на Артиста полным муки взглядом.

– Так больно…

– Знаю, дружище, знаю.

– Нет, Артист, не знаешь…

Конечно, не знает, даже близко не представляет! Но что он еще мог сказать? У него не имелось при себе ни аптечки, ни бинтов. Последние события развивались настолько стремительно, что об экипировке речи и не шло.

– Потерпи, Олег, потерпи! Твои раны затянутся, тело восстановится, – проговорил Артист. – Артефакты помогут. Если эти не сработают, я принесу все, какие только смогу найти.

– На следующей станции нас ждут врачи, – произнес вдруг Лыка. – Они помогут. Не дадут ему умереть. Он уникальный образец! Я не хотел в него…

– Ясен перец, сука, ты в меня хотел! – огрызнулся Артист и почувствовал, как Олег нашел его руку и сжал в своей. – Что, дружище?

– Я… не хочу.

– Чего не хочешь?

– Врачей. Не хочу… Чтобы они меня лечили, а потом ставили эксперименты. Я ненавижу их всех.

И когда он это произнес, на его лице вдруг так отчетливо проступили черты Барса, что Артист отпрянул.

– Значит, сам поправишься. Ты вон после какого взрыва уцелел.

– Какого взрыва?

– А, ну да, – спохватился Артист. – Это же был… не ты.

Рука болела, рубашка вся вымокла в крови.

– Подожди, я перетяну руку себе. Я в отличие от некоторых не умею исцеляться, – попытался он неуклюже пошутить. Вытащил нож и разрезал на полоски штанину – до чего получалось дотянуться. Наложил повязку и затянул, вскрикнув от пронзившей боли.

– Тварь ты, Смешной! – нашел на полу какую-то щепку и обозленно бросил в Лыку.

Тот лишь вяло пошевелил пальцами.

Поезд тем временем набрал ход. Мимо мелькали дома, гаражи, магазины, переезды с вереницами машин, ожидающих подъема шлагбаума. Город погружался в сумерки.

Ветер залетал в вагон и холодил кожу. Вскоре урбанистические пейзажи сменились полями, лесопосадками и растущими вдоль насыпи зарослями.

Артист продолжал кромсать штанину. Из полученных лоскутов сделал тампоны и приложил к ранам Олега.

– Нет, – попросил тот.

– Что «нет»?

– Пусть течет.

– Почему?

– Я не помню… – Глаза раненого закрылись, и после паузы он продолжил: – Не помню всего, что делал он… Делал этими руками, этими зубами… Но я видел последствия. И я не хочу быть им.

– Ты и так не он! Ты не эта мразь – Барс, ты – сержант Олег Говорков, который спас многих людей.

– Но и многих погубил.

– Это был не ты! – горячо воскликнул Артист.

– Ты не понимаешь, – с едва уловимой грустной улыбкой произнес Олег. – Он всегда будет жить внутри меня, как я жил внутри него. Он не смирится с моим превосходством. И в один прекрасный момент вырвется наружу. И что тогда произойдет, не может сказать никто.

Артист понимал, что сержант прав. Но еще он прекрасно осознавал, о чем именно просит Олег. И от этого крупная дрожь сотрясала все тело, легким не хватало воздуха, глаза жгло от слез.

Пальцы все еще сжимали рукоять ножа. Он поднял его и посмотрел на матовое темно-серое лезвие.

– Нет, Артист, не делай этого… – Лыка заметил его жест. – Не делай! Нет! Ты не понимаешь, как он важен!

Голос слабел с каждым произнесенным словом, но он все равно пытался говорить, даже попробовал ползти.

Нижняя часть тела не слушалась, и Лыка толкался локтями. Изо рта стекала темная, почти черная кровь. Не дотянув до Олега полутора метров, Лыка вытянул руку со скрюченными пальцами в последнем отчаянном жесте, после чего глаза закатились, он ткнулся лицом в пол и больше не шевелился.

– Все я понимаю, – ответил ему Артист и посмотрел на Олега.

Тот лежал, тяжело дыша, из ран на груди текла кровь.

– Артист…

– Да?

– Ты говорил, что мы были друзьями… потом, после того, как я убил Барса.

– Были. Ты и сейчас для меня друг.

– Я рад этому, Артист. Знаешь, однажды друг пришел ко мне за помощью, а я отказал. Потом жалел об этом всю жизнь. Не совершай такой ошибки. Если ты мой друг, то помоги мне.

Помочь…

То, о чем Олег просил, сложно было представить даже в страшном сне. К горлу подступил ком.

– Ты же знаешь, что так надо, – продолжал сержант. – Надо не только мне. Всем! Эта цепь так и будет тянуться бесконечно… Если ты не оборвешь ее.

Ветер по-прежнему врывался в открытую створку, но кожа не чувствовала прохлады и горела огнем.

Крепко держа Олега за руку, встретился с ним взглядом.

Что-то внутри сломалось. Слова Лыки «уникальный образец» всплыли в памяти. Олег не образец! Как Артист уже однажды сказал, Олег Говорков – настоящий человек! И он заслужил остаться им навсегда!

– Дружище… ты же понимаешь, что исполнить твою просьбу я могу только одним способом.

Несчастный сглотнул и сказал:

– По одному в левой руке, груди, правом плече. По два в каждом бедре и правом боку.

Итого десять, мысленно подсчитал Артист и еще сильнее ужаснулся.

– Ты готов к этому? Ты точно этого хочешь?

Пауза очень длинная. Но он ждал, понимая, что такие решения не могут легко даваться. Специально заставил себя не закрывать глаза, чтобы не причинять другу боли больше, чем ее будет и так.

Наконец Олег поднял подбородок, частично еще принадлежавший Барсу, и резко кивнул.

И как только он это сделал, Артист взмахнул ножом и всадил лезвие ему в плечо рядом с артефактом и начал вырезать вросший в плоть камень.

Он сделал это сразу, чтобы не оставлять себе даже секунды на размышление, потому что стоило только на миг задуматься, и уже не смог бы заставить себя сделать то, что должен.

Артефакт не хотел поддаваться. Олег сначала мычал сквозь стиснутые зубы, потом не выдержал и закричал. Артист высвободил свою ладонь из его, навалился всем телом, прижимая к полу вагона, придавил коленом и, превозмогая боль в простреленном бицепсе, стал действовать обеими руками. Острым лезвием срезал приросшие волокна, запустил пальцы в тело друга и тянул мерзостную субстанцию. Отделив наконец артефакт от плоти, он вышвырнул его в проем.

Дыхание срывалось, будто он только что преодолел стометровку. Осипшим голосом спросил:

– Про… продолжаем?..

– Да-а-а-а-а… – сквозь рыдания и крупную дрожь крикнул Олег.

Следующим стал артефакт на боку, тот самый, что вживил Лыка умирающему Барсу. Он сидел очень глубоко и не хотел отпускать свою жертву. Сержант кричал так, что у Артиста разрывалось сердце, но едва он замедлялся, как друг просил:

– Нет! Нет-нет-нет! Не останаааавливааайсяааа! Умооооляааааюуу тебяаааа!

И, стиснув зубы, давясь слезами, подвывая будто зверь, Артист продолжал извлекать артефакты.

Вслед за этим вытащил еще один из бока. Потом перешел на ноги. В какой-то момент Олег отключился, но Артист не заметил этого и продолжал повторять сквозь зубы словно мантру:

– Терпи, терпи, терпи… еще чуть-чуть… совсем чуть-чуть… еще немного! Терпи, дружище, терпи, терпи, терпи…

И так по кругу. Когда остался один-единственный артефакт – в груди, который сержант всадил в грудь Барса во время схватки и с которого все началось, им же и должно закончиться, – Олег вдруг открыл глаза и посмотрел на Артиста. Спокойно. Без осуждения. И не сводил взгляда до самой последней секунды, пока артефакт не вышел из его тела. Потом закрыл глаза и вздохнул с таким невероятным облегчением, что Артист не выдержал и разрыдался.

Он еще долго сидел рядом с телом друга, обхватив ноги окровавленными руками, и беззвучно плакал. А снаружи в ночной темноте проносились фонарные столбы, заливая вагон вспышками света, гудел ветер, стучали колеса.