Артемий Феоктистович Шматко наконец-то удовлетворил своё любопытство и воочию узрел на
свою голову то, что за ними скрывалось, заглянув в зрачок бездонной пропасти времени.
— Эх, молодёжь, мороки с вами… — снял фуражку и утёр лоб дядька, оставшись один. Он
мигнул непроглядно чёрными глазами, надел очки обратно, оглянулся вокруг и ухмыльнулся. — А
чё, хорррошие занавесочки подобрал! Ландшафтный дизайн от Белочкина! И вообще, хорошо
звучит! — И добавил, вздохнув: — Вот так и живём, мутабор твою скатёрку!
С этими словами ангел набекрень нахлобучил фуражку, замерцал, словно наполовину
перегоревший уличный фонарь, и исчез.
Эхо в горах повторило:
— Мутабор… Мутабор…
Пейзаж вокруг как будто только этого и ждал. Он скоренько свернулся скатёрочкой в
маленькую точку и с лёгким пшиком самоликвидировался.
Больше исчезать было нечему и некому. Там, где только что было много всего, стало просто
Му. И даже не стало. И не просто. И не… не… му.
Если где-то нет кого-то, значит, кто-то где-то есть! © Название главы и, по
совместительству, ушельская мудрость
Воцарилось молчание. Слипер вертела ложечкой в кружке. Дример тревожно смотрел на очки
Белочкина. Загрибука сидел с отвисшей удивлённой челюстью. Слышно было только, как
прихлёбывает чай Стрелочник, да умывается, урча, как ни в чём не бывало, Башкирский Кот.
— Если я шуршу извилиной в заданном маршруте, то этот самый дядя в оранжевой жилетке —
вы? — начал аккуратно Дример.
— Маршрут верный, только пугаться ни в коем разе не стоит, — заметил Стрелочник
Белочкин. — На нас поручения всеразличные сваливаются. Как уж деканат, понимаешь, решит. А
мы — знай под козырёк…
Тут он заломив свою потрёпанную фуражку с вытертым пятном вместо кокарды, лихо отдал
честь.
99
— Я тут по поручению уже давно кантуюсь, — продолжил он. — Сижу вот, стрелки
разруливаю на сортировочной.
— Так, стало быть, Стрелочник — это не кличка никакая? — Дример удивлённо приоткрыл
глаза, и Шапка-Невредимка его поползла на затылок. — Вы и впрямь?..
— Самый что ни на есть! А ты думал, что енто у меня погонялово такое для братков? Ну ты
даёшь, парень, мы, ёктить, серьёзное ведомство, — засмеялся Белочкин.
— Где ж тут поезда ходят и куда? — прихлёбывая из кружки, спросила Слипер.
— Почему поезда? — усмехнулся Белочкин. — Зачем? Поездов тут нет. Но кому, как не вам,
сударыня, знать, что вещи порой кажутся одним, а являются совсем другим.
— Снимай их с ррручника, начальник, — икнув, рыкнул кот откуда-то из-под стола. — Газу!
Газу! Уж полночь близится!
— Квартира эта, друзья мои, и есть тот самый сортировочный вокзал, который предстал в
вашем воображении, соотнесясь с моей персоной! — Белочкин внимательно посмотрел на
Слипера и Дримера очками, а затем, словно что-то вспомнив, опустил взгляд на свои большие
командирские наручные часы и подкрутил стрелки на пару минут вперёд.
— Кажется, я начинаю понимать. — Лицо Слипера просветлело, как и возрадовавшаяся
физиономия вывернутого наизнанку Эла Йоргенсона на её майке.
— Сортировочная, — тихо молвил Дример, склонившись над столом. — Да?
— Можно и так ярлычок подклеить, — Стрелочник улыбнулся лучинками морщин. — Дверей в
квартире много, хоть и незаметны они на первый взгляд. Какую откроешь — там и окажешься.
— Где «там»? — Загрибука подал голос с пуфика, отряхивая свои гномичьи тряпульки от
крошек.
— Дык какую дверцу толкнёшь — туда и явишься! — ответил Стрелочник, надвинув на нос
фуражку, и откинулся на стуле.
Дример наклонил голову вправо, потом влево, осмотрев кухню, поглядел на плафон лампы, на
кастрюльки, на плиту и полки и, внезапно осознав весь смысл слов Стрелочника, только и смог
сказать тихо:
— Триетить твою налево!
— Что-то вроде этого! Или налево, или направо, — охотно согласился Белочкин, потирая
заплатные коленки.
Дример осторожно отодвинул от себя чашку и медленно повернулся к Слиперу:
— Слышь, друже, ты это… Поставь-ка чашку. Тут всё, чего не коснёшься, может оказаться
порталом!
— Ик-ёктить! — сразу застрясся Загрибука, словно миксер.
— Спокойно, молодой чемодан! — Башкирский Кот стрелой метнулся к Загрибуке и нежно, по-
братски положил ему лапу на плечо. — Коли вы тут не собираетесь закатывать истерики с битьём
иноземной посуды и салочками, то ваше местоприложение будет оставаться весьма устойчивым и
в обозримом недалёком будущем. Точка соприкосновения с ррреальностью, — кот осмотрел
10
0
товарища, — а в данном случае околожопие, или ещё кратчайше, ОКЛЖПэ ваше, дорогой коллега,
находится в самой выгодной позиции.
— ??? — Загрибука только скосил на полосатого дружка глаза.
— Ахтунг, ахтунг, уважаемая публика! — заорал Башкирец, воздев хвост трубой к потолку. —
Смею ненадолго занять ваше внимание, ибо по инстрррукции положено перед взлётом прочитать
пассажирам правила безопасности, а также продемонстрировать спасательные средства, которые
вам, как и никому за всю историю всех полётов, ни разу не понадобятся по причине их крайней
идиотичности! Ждём пять секунд… Четыре… Три… Две… Одна… Оть и обжалуйте! —
Башкирец вытянул лапу в сторону дверного проёма.
Оттуда на бреющем вылетел самый обычный кухонный мух. Тучный и ворсистый, как и
супротивник ейвоный по реальности, волосястый мухолов, о котором мы уже рассказывали выше.
Мух этот обогнул косяк двери и, довольно зажмурясь всеми фасетами своих многогранных
глазищ, уже воспылал чувством свершившейся жизненной справедливости по отношению к его,
мухиной, личности, ибо учуял ароматы съестного, но…
Но тут что-то случилось. Все участники чаепития завороженно наблюдали, как полёт мухастой
твари вдруг замедлил темп. Неразличимые до сего мгновения из-за высокой скорости колебания
крылья неожиданно стали отчётливо различаться, ибо замедлились настолько, что напомнили
мерный орлиный взмах. Все движения оказались затянутыми, и было такое впечатление, что ещё
чуть-чуть, и мух остановится прямо в воздухе. Но тут тварь вдруг замерцала. Мигнула пару раз,
будто она была не настоящая, а всего лишь фрагмент телепередачи «В мире животных», у которой
зачастил пропадать сигнал антенны. Не хватало только за кадром голоса диктора, всем известного
мягкого тенора товарища Дроздова:
— Дорогие телезрители, вы сейчас можете видеть, как работает механизм летательного
аппарата у этого редкого насекомого. Давайте же с вами понаблюдаем за этим прекрасным
процессом.
Понятно, что зрителей тут же тошнит на белую скатерть. Ибо нынче выходной, и на стол
постелили свежатинку-скатёрку, и уж утро прошло, а ведь все встали поздно. И таперича
завтракают перед телеком в половине второго пополудни. И в аккурат под десерт узрели во весь
экран неторопливый полёт мерзкого вонючего туалетного чудовища, которое нагло и беспардонно
смотрит из электронного ящика на весь этот праздничный перекус и, отвратительно открывая свой
рот, хохочет:
— Ыыы-хо-хо-хо-хоооооо! Аааа-ха-ха-ха-хаааа!
Тут же кто-то из соседей включает свой любимый перфоратор, а с антенной что-то происходит,
и всё изображение идёт рябью, а затем и вовсе исчезает.
Нечто похожее проявлялось и здесь. С единственным отличием. Наш клуб любителей
инопланетных печенюшек было не так просто довести до самовывертов. То есть там, где обычные
телезрители всей семьёй заблёвывали новую скатерть химозно-оранжевым желе, наши стойкие, ни
разу не оловянные, только ощутили в горле лёгкий комок, как при внезапной невесомости.
