видеть… Эээ, простите, я процитирую его, ибо смысл этих длинных и сложных слов от меня
выскальзывает. Итак:
— Хай-тек! Голографические стены! Параллели в стеклопластмассах! Увертюра пористого
бетона и пневмоваты! Четыре окна наперёд и линолий на калидоре!
На что Дример угрюмо каркал:
— Окстись, олух генетический! Дом нам нужен, а не «баба с веслом» фонтанирующая!
Обычный дом. Всё тебе скульптуры подавай, ренессанс, балет, барбекю…
Тут уж Зверогёрл ахнула восхищённо и свалилась с ветки, где подслушивала братьев и
наблюдала за Домом, который пытался стать собой. А затем драпанула по лесу со счастливым
визгом:
— Барбекю-ю-ю… Барбекю-ю-ю…
Да так и бегала по Лесу дня два, настолько ей слово это понравилось и крышу сшибло. Скажу
вам по секрету, крышу ей сшибить было нетрудно, ибо крыша та и без того была вся насквозь
отшибленная не по-детски. Дык вы в этом ещё не раз сами убедитесь, но чутка попозже.
— Заткни мозг, брателла, дай подумать спокойно. Авось что-нибудь сваяю, — буркнул Дример
и уселся дырявыми серо-зелёными штанами на лужайку перед тем, что пыталось родиться Домом.
Он скинул сандалики на меху и сосредоточился.
— Ла-а-а-дно, — протянул Слипер чуть печально, но с улыбкой, — ваяй свою халупу, зануда!
Помнишь аксиому дизайнера? Коли пришёл к тебе чувак с заказом рекламы аэропорта — как пить
дать всё кончится самолётами! — Он пытался согреться, ёжась в одних пёстрых шортах и топоча
чудн[ы]ми кроссовками по двору. — Никакого полёта мысли! Одни рефлексы. Ещё-ещё-ещё, и
тошниться!
7
Через какое-то времечко Дом уж стоял, немного подрагивая от пережитого ужаса
перевоплощений. Слиперу досталась внутренняя отделка. И он не подвёл.
— Диза-а-а-йнер… Тьфу! — сплюнул Дример, улыбаясь уголком рта.
Надо заметить, что братья редко ссорились, хоть и неказистые были оба и не похожие на
ближнего своего ни умом, ни лицом, ни ушами. Всё ж относились друг к дружке по-братски и с
нежностью. Они-то понимали: чуть что, всё вокруг крякнется, словно твои Лопа с Антилопой. И
Лес аукнется почем зря, и все, кто в нём. Но об этом пока цыц!
Ой, жжётся мой язык, дорогой читатель. Нет, не Мальчиш я, не Кибальчиш, тайну, видать,
не сохраню! Медаль не получу. Будет мне по карме варенье в поношенной стеклотаре да печенье.
Но буду стараться, как на прииске колымском.
Слипер довольно прищурился, потоптался вокруг да около, медленно и аккуратно вошёл в Дом
и осмотрелся. Чуть пригнулся, когда стены тряхнуло. Маленькие кусочки ещё бегали по
внутреннему периметру, пытаясь куда-нибудь влезть и пристроиться, чтобы обрести нужность и
осмысленность своего бытия бытовушного в редкой диковине.
— Тпррру, родимая! — Слипер встал посреди гостиной, щёлкнул суставами пальцев и на
редкость тихо молвил: — Копать будем здесь!
Редкость подобрала лапы и приготовилась к худшему. Дом было опять затрясло, но Слипер его
тут же успокоил:
— Да я не об этом! Не парься, меня самого трясёт! Холодрыга-то тут какая! Это у меня
привычка такая — выражать образно. Жить, типа, будем тут! И всего делов-то!
Дом вздохнул облегчённо, успокоился и занялся изучением себя. Естественно! Каждому ведь
интересно знать — и что же Я такое на самом деле?
Итак, комнаты. Фиолетовая, Синяя, Голубая, Зелёная, Жёлтая, Оранжевая и Красная. И та, что
наверху, — Белая. Вроде все вспомнил. А может, их и вовсе не было? В комнатах братья
встречались утром, как было заведено Уговорами. Дык они, эти самые Уговоры, отныне стали
свидетелями порядка в окружающей верханутре. И, едва кто накосорезит, сразу убедительно
уговаривали каждому занять своё приличествующее место и не бузить.
— Зверогёрлу позовём щас! Или Кусачепони, лошадь махонькую, но кусачую и презлючную!
— пугали Уговоры уговорённые, в краткости своей просто «угро». Нарушители в благоговейном
ужасе округляли глаза (у кого какие уж были), и порядок восстанавливался. Связываться со
Зверогёрлой — ну уж нет.
Я так понимаю, что читателю очень интересно, как же выглядит эта самая Зверогёрл? Думаю,
вы можете каждому обладателю самовлюблённой, стервозной и истеричной жены задать этот
8
вопрос прямо сейчас. Ага, я вижу, что вы тоже уже совсем не хотите с ней связываться. Я так и
думал. Так вот, Зверогёрл ещё хуже, ибо настоящая, как и все в Лесу.
— Что-то столько всего сразу, — наморщившись, протянула Терюська мне (писателю то
бишь), — я и не упомню. Может, ближе к делу, а?
Она пришла неслышно и тихо ныкалась под столом, подслушивая мои мысли.
— Ща сообразим! — сказал я и задумался, с чего бы начать. Енто ж я все эти описания
приводил, чтоб время тянуть. А с чего стартовать — и сам не знаю. Ну, наверное, вот с этого!
А может, с того? Боже, о чём писать-то сначала, и где это начало тут вообще?! А есть ли у
всего начало? И у всякого и каждого в отдельности? Что по этому поводу думает та же
Терюся?
Я посмотрел на Терюську, выглядывающую из-под стола, и понял, что очевидного начала у неё
тоже нет. И от этого мне совсем стало дурно.
Оглядел её внимательно. Хвост был, пятна были, причём и чёрные, и белые. Был даже мокрый
белый нос, который становился розовым, когда Терюська сильно волновалась. Но начала не было.
— Так, понятно, — подытожил я и взялся за… А за что мне было браться? Да просто опять
застучал по клавишам.
Сидели, значит, братья дома. Точнее, один сидел, а второй подушки свои ушами утюжил. Спал,
стало быть, вторым номером и в астрале по орбите кружил. На дворе был Синий День в аккурат.
Дример, сидя в Синей rомнате, читал, ковыряя дырочки в и без того замызганной серенькой
футболочке. И не книгу какую читал, а письмо важное. Найдено было вчера на крылечке
Загрибукой, но вовремя оттяпано у него в честном коротком бою местным пришлым псом
Грызликом. Загрибука было решил, что пришло ему из Ассамблеи Заученных По Самое Вааще
признание его неоспоримой гениальности. Надеялся, что в послании диплом какой, али и вовсе
благодарственное письмо за вклад в мировую Лесную науку. Да только супротив Грызлика разве
научными методами попрёшь? Тот никаких доводов не признаёт, а вместо теорий да мыслей
копошащихся у него круглогодичный праздник стоматолога в виде крепких тяпалок в пасти.
Подбежал да письмо зубами клацнул, и был таков. Принёс на порог, где его отблагодарили
косточкой и досточкой (Грызликам всех планет особо без разницы, что грызть) за своевременную
доставку почты. Загрибука ручки свои загребущие сложил за спину манерно да демонстративно
потопал в лес. Обиделся. Насупился. Отборщился. Хвостиком крутанул.
Дример сел на табуреточку, на синюю-пресинюю, и вскрыл конверт.
— Э, братец, вставай! Тут спослание обнаружилось. Депеша, понимаешь.
В ответ раздалось невнятное ворчание.
9
— Так и голову отхрапеть можно! — Дример повысил голос на несколько тонов. Потом
попробовал дискантом и басом: — Башку, говорю, мооожноооо отхрапеть! Отхрапеть башку
возмоооожно! Есть, блин, такая дюжая возмо-о-о-о-о-ожность напрочь схрапеть котелок!
Отсвистеть чайник есть вероятность! В ружьё!
— Уймитесь, куранты! Иду, блин, иду… — Послышалось, как скрипнул пол под
опустившимися на него ногами. — Чего расшумелся спозаранку? — Слипер, закутанный в рябой,
