мимо этаже. Квартир на квадратной площадке перед лифтом было, очевидно, три или четыре.

Возле них на полу стояли коробки, ящики, какие-то коляски с погнутыми колёсами и ещё куча

разных заброшенных бытовушных вещей. Везде было темно. Да, везде было очень темно.

— А внизу, в шахте, лампочка-то работала! — заметил Дример, словно читая мысли Слипера.

— И лифт…

— Верно. Значит, энергия к дому где-то подключена! — тихо ответила Слипер.

— И подключена откуда-то! — закончил Дример многозначительно.

— Это они о чём? — повернулся к Башкирскому Коту Загрибука.

Полосатый монголо-татарин спокойно сидел, обвив хвостом лапы. Он зевнул, приоткрыв на

мгновение капкан пасти с сотней острющих зубов, клацнул и по-дедовски взглянул на карлика:

— Не будоражь зазря, Загрибыч, безмятежный океан ума. Пусть вещи текут мимо в твоём

созерцании. Трава растёт сама по себе. Дождь идёт сам по себе. И лишь беспокойный умишко

дрожит и подпрыгивает посреди этого спокойного великолепия, словно взбесившийся пейджер.

Расслабьтесь, юнга, мы уже шваррртуемся!

В этот миг лифт жутко тряхнуло. Железные скобы, ожидавшие кабину, узнали в

надвигающейся скрипящей коробке свою должную реализоваться задачу и радостно схватили её.

Тормозной механизм лязгнул. Кабина замедлила движение и почти сразу встала. Эхо утихло. Все

замерли.

— Так, уважаемое собрррание, — оглядев команду, изрёк кот. — Минуту молчания считаю

закрытой. Предлагаю открыть люк и выйти на свежий воздух.

Слипер справилась с ручкой-замком, и они шагнули на площадку этажа.

— У-ху-гу! — ухугукнул в темноту Башкирский Кот и хихикнул.

— Да тихо ты, бусурман! — цыкнула на него Слипер, вздрогнув. — И без тебя стрёмно!

73

— Кажись, здесь! — Дример указал на крайнюю левую дверь.

— Глядите, а там, за поворотом, ещё есть квартиры! — Загрибука, походив по площадке,

увидел, что она заворачивает вправо. Там был длинный коридор, вдоль которого темнели

провалы.

— Окно светилось только одно, крайнее, — повернулся к карлику Дример. — И сдаётся мне, в

случайные помещения лучше нам не соваться по-любому.

— Мудррро, братец, — промурлыкал Башкирский Кот, подходя неспешно к обитой

коричневым дермантином двери.

— Стучи! — бросил Дример Слиперу.

Та кивнула, встала перед дверью, собралась с духом и постучала. Три раза. Тук. Тук. Тук.

Кот быстро стукнул по косяку ещё раз — тук! — и недовольно повернулся к Слиперу:

— Что ж вы, дамочка, без этикету да в заблуд вводите? Нас ведь четверо! Эх вы, молодёжь…

Тишина. Но вот, когда Слипер уже собралась было постучать громче ещё раз, в глубине

квартиры что-то бумкнуло, затем шаркнуло. Началось какое-то движение. Затем послышались

шаги. Дример и Слипер, не сговариваясь, присели в коленях, инстинктивно вставая в боевую

стойку. Загрибука спрятался за ногу Дримера. И даже бесшабашный кот слегка попятился и сузил

зрачки. Глазок посреди кожаной черноты осветился светом. Щёлкнул замок. И дверь медленно

открылась.

— Уж заждался я вас, дорогие гости!..

А я ведь не писатель, помните? И уже говорил вам это в самом начале книги. Поэтому у меня

нет никаких правил, по которым пишутся книги. А значит, буду я в этом самом месте, как и

позже в других местах, вставлять в свою книгу рассказы и повести, кои имеют отношение к

этому братскому эпосу весьма касательное. Они, словно спутники вокруг планеты, будут

вращаться около героев нашего романа, и бросать свои отблески в период темноты. Кстати,

как там Ёик?

— Не отвлекайся! — нервно порозовела носом Терюся. — Гони дальше!

Сказка дедушки Мытута нумеро уно: Город стоячего асфальта

Жили-были Масявка и Масюська. Масюкали себе да масявкали, ничего эдакого да такого уж.

Токма надобно сразу учитывать в учётной перекиси населения, что и та и ся жили сначала

порознь, то бишь отдельно самогулячими единицами бытия. Так вот, можно описать суть истории

Масявки, и сразу станет аки Ясный Пень понятна история Масюськи. Они, истории эти, были до

крайности схожи во всех детальках. Хочу сказать, что образ жизни их был символично одинаков.

И хочу сказать… Да дайте же сказать! Требую слова! Трибуну! Ну хотя бы чаю и тубаретку на

74

приличной кухне. И я продолжу. Вот и славно. Продолжим. Хлюп с блюдечка. А вы что, не пьёте

чай с блюдечка?! А зря…

С кого бы начать? С Масявки или с Масюськи? Дхарма-то одна на двоих. Ну, давайте возьмём

исключительно для протокола Масявку. Итак, с красной строки. (Кто её красной сделал и за что —

невнятно и обидно. Какая-то дура уелапая, как выразилась бы Масявка. И вообще кое у кого на

этот красный цвет явный пунктик в дурной садисткой головушке.)

Проживала Масявка (впрочем, как и Масюська, но речь не о ней) в Пургопетрике, который был

одним из кривозеркальных отражений города А. Ага. Правильно. Зарубочку на носу сделайте,

только не сильно, а то прыщик останется. И отражений кривых вокруг этого самого города А было

много вачепто. Но мы об одном тута. Местные жители города Пургопетрика были сумрачные, не

словоохотливые, на лицо ужасные и добрые внутри. А иногда и вовсе милы были со всех сторон,

но крайне загадочны. В общем и целом, сильно напоминали Дримера и Слипера. Заезжих

туристов, или «туриков», как их называли в сложнонародье, было хоть запруду пруди. Все они

желали позырить на «город стоячего асфальта». А называли так Пургопетрик за то, что в нём было

множество этого дорожного покрытия, то бишь им были уложены улицы, и порою этот самый

пресловутый асфальт вставал натурально холкой дыбом, чтобы освободить дорогу кораблям.

— При чём тут корабли? — вскрикнули теряющие нить логики и покой разума читатели.

Спокуха, друзья, логика есть, и сейчас она вам будет явлена во всей её уразумительной красе.

Да при том тут корабли, что асфальт этот периодически пересекал реки и канальцы, которыми был

сильно богат сам Пургопетрик. Сплошной пересяк и перетак! А по рекам этим шли корабли. Куда

шли? Ну как куда? Да как всегда! Туда и сюда. Аки и положено. И вообще, разве вы не знаете, что

все корабли всегда идут в далёкие чужеземные страны? И неужто не ведаете, что все настоящие

моряки рано или поздно оказываются либо на дне, либо на Тортуге, либо в кресле-качалке с

трубкой в зубах? И вот какой-нибудь кораблик шёл себе по реке и вдруг натыкался на самый что

ни на есть асфальт, который возмутительным образом преграждал реку. Кораблик начинал

истошно выть. Вот так: «Ыыыыыыыыыыыыыыы! Ну, ыыыыыыыыыы!» Жители подскакивали на

своих кроватках, ибо почему-то сие случалось почти всегда ночами, когда они сладко сопели в

подушку и видели сон номер 0208/72. А затем горожане начинали ворчать, мол, и чё тут такое,

блин, нафиг происходит? И сонно бормотали, типа, чё за пожар, всем на гарботу с утра, поспать не

дают, наложили тут асфальта, понимаэшь. Асфальт интеллигентно краснел, дрыгался и

поднимался вертикально, чтоб освободить кораблику путь. А так как корабликов было много, и

сновали они по рекам и канальцам туды и сюды в изобилии и разнообразии, то, в принципе, весь

Пургопетрик превращался ночью в самый шо ни на есть город стоячего асфальта. И гулять по

нему было весьма затруднительно, если только ты, уважаемый читатель, не умеешь ходить по

вертикальным дорогам и ездить на трамвае по вздыбленным в небеса рельсам. Так что, если

Пургопетрик и имел статус города на картах той далёкой, изрядно подвисшей в развитии,

планеты, на которой кочумал, то на деле оказывался сумбурно и симбиотично существующим