осекла: — Цыц! Лежи и дыши. От пальца моего ни на шаг! Нечего на ноги мои пялиться! Зырь на

маникюр во все гляделки!

И Слипер стал всматриваться. Потом усиленно всматриваться. А потом глаза Слипера стали

мутнеть, а взгляд обессмыслился.

— Гудбай, Америка, о-о-о-о! — усмехнулась негромко Баба-Ёга. — Лечить его, понимаешь…

Приплёлся тут смуту в селе наводить. Сейчас прокомпосявим тебе тикет в обратный путь и дело с

титрами!

Слипер глядел и глядел… Глядел и глядел… А потом уснул.

И во сне том предстал перед ним дедушка Мытут.

— Ой, деда, и ты здесь? — удивлённо спросил его Слипер во сне.

— Мы всегда тут! — ответил дедушка Мытут.

— Я до Бабы-Ёги дошёл-таки, — доложил Слипер. — Теперь вот у меня здоровая образина

жизни.

38

7

— Я уж вижу! — улыбнулся дедушка, снял малахай и лихо хлопнул им об коленку, выбив пыль

из обоих сразу.

— Деда, — вдруг неожиданно подался вперёд Слипер, — а в чём, по-твоему, смысл жизни?

— Поиски смысла жизни могут привести к потере её вкуса! — поднял важно палец дедушка

Мытут, а затем, напялив малахай обратно на голову, ловко вытащил из кармана сухарик и

хрумкнул им. — Ну что, готов раскусить смысл ентот самый?

— Ага, — кивнул Слипер.

— Ты, Баба-Ёга говорила, Каштанова читал?

— Не, слыхал только.

— Про магический удар под лопатку слышал?

— Припоминаю.

— Так вот с тех пор удары эти претерпели усовершенствование в ходе практики Бабы-Ёги.

Сейчас и опробуешь.

— Круть! И что, у меня сразу будет сдвиг по фазе?

— Ща и поглядим! — кивнул в ответ дедушка Мытут, и в этот миг Слипера что-то сильно

огрело сзади по голове.

Кремлёвским салютом у него в мозгу собрались все звёзды всех возможных величин, засияли

ярко искрами в глазах, а потом большой колокол тяжело и медленно громыхнул многопудовой

медью у него под темечком:

— Бумммммммммммм!!!!!

И Слипер исчез, раскидавшись огоньками.

— Классный удар! — хихикнула Баба-Ёга, стоявшая у него за спиной с чугунным

водопроводным инструментом.

Дедушка Мытут посмотрел на неё долгим взглядом, а потом, вздохнув, изрёк:

— Хорошо, когда жизнь бьёт ключом. — Он сделал паузу и затем добавил: — Но плохо, когда

гаечным.

Баба-Ёга только пожала плечами и также растворилась в воздухе, только мягко и незаметно, без

всяких искр и прочих световых эффектов.

— Хе, молодёжь... — краем рта ухмыльнулся дедушка Мытут и, поворотившись, пошёл прочь

сквозь тающий на глазах, медленно капающий сон Слипера.

Покупцы и продаватель

— Долго мы тут будем колупаться? — Загрибука уныло посмотрел на Башкирского Кота.

— Кутунгескэ джаляб! — отозвался кот, ёрзая когтями в механизме капкана. — А я ведаю?

Они очнулись посреди поля, с лапами, зажатыми в железные тиски. Было тупо, больно и

обидно. Загребущая длань Загрибуки была надёжно придавлена между двумя полосами стали. Но

38

8

его любимая жёлтая шапка с синим большим помпоном была тут как тут, на голове. Кот же, в

свою очередь, возблагодарил Потолочное Разумение, что в капкан попалась его лапа, а не хвост.

— «Гррринписа» на них нету! — зло шипел Башкирец, пытаясь разжать ржавую пружину.

Пока вокруг было тихо, но небо становилось муторно темнеющим, что предвещало скорую

грозу. А вымокнуть под ливнем коту представлялось ещё более обидным, чем теперешнее

пребывание в роли чьей-то добычи. В целом и общем, всё складывалось как нельзя более хреново

и чесночно.

— А если придут те страшные и ужасные странножути, которые тут ловушек этих

понаставили? — Загрибука совсем сник.

— Не моделируй! — отозвался Башкирский Кот и щёлкнул пружиной. Капкан открылся. —

Видал, астррроном? Победа интеллекта над рабством и насилием! Байрам мэнэн, кэзэрлэ дуслар!

Всем кумысу за мой счёт!

Кот деловито обошёл капкан, в котором корчился от тупой боли и уныния Загрибука.

— Сейчас мы тебе выпишем досрочное освобождение! — вжикнул сердито Башкирский Кот

отточенными клыками и взялся за второй капкан.

После недолгих мучений с матерными выражениями на многих языках вселенной, он таки

разжал тиски.

— Жги да гуляй! — хлопнул лапой Загрибуку по плечу кот. Помпон загрибукинской шапки

съехал на нос.

Освобождённый Загрибука обошёл ловушки кругом и сел на траву, оглашая нытьём окрестные

поля:

— Чего делать-то будем теперь?

— Доживем до понедельника и узнаем, что такое счастье! — огляделся хищно Башкирец.

— А где это мы?

— Загрибыч, спокуха, главное, что мы свободны и можем шевелить ластами в любом

направлении. Шаурррму из нас не сделали, и это радует. Глядишь, коли всё так пойдёт волшебно,

то мы и глазом не успеем моргнуть, как свалим отсюда и найдём нашу яркозвёздную дивизию.

— Эх, как они там сейчас?

— Дорррогой коллега, ничто так не омрачает жизнь на этом свете, как мысли о жизни на том.

Давай располагать тем, что есть в лапах.

Кот придирчиво осмотрел лапы, но в них ничего не было.

— В путь, прррофессор, — изрёк Башкирец. — Иначе…

— Я понял, «иначе» не надо, — поднялся Загрибука.

И они зашагали навстречу своей судьбе.

— Навстречу судьбе, — повторила томно Сонечка и философски развалилась на тёплом полу,

закатив глаза.

38

9

— Ой, что будет! — отозвалась с дивана переминающаяся с лапы на лапу Терюська. — А что

будет-то?

— А я знаю? — я погрыз кончик карандаша.

Нет, не подумайте, я не пишу им книгу на пергаментных листах. Современная цивилизация

одарила меня компьютером, и потому повествование появляется на свет путём выстукивания

буквочек на клавиатуре. Но ведь грызение карандаша для углубления процесса размышления

никто не отменял, верно? Поэтому наряду с компьютером на столе у настоящего писателя

должна лежать пара карандашей, исключительно для покусывания и загрыза. Рекомендую

также для писательского дела обзавестись печенюшками и чаем на расстоянии протянутой

руки, чтобы далеко за ними не бегать, иначе мысль может запросто ускользнуть. И никакие

Терюськи и Сонечки её уже не поймают. Мысль — не мышь. Тем более, не плюшевая.

— Ой-ой-ой, — перевалилась Соня на другой бок. — И не таких ловили!

— А ты мысли не подслушивай! — сдвинул я брови в её сторону.

Кстати, я уверен, что всякие там Сони и Терюськи прекрасно слышат и понимают

человеческие мысли. Просто они между собой когда-то очень давно договорились строить из

себя ни в раз не понимающих и глупых лопухов ушастых, чтобы люди не сели им на шею. И их план

оказался весьма продуктивным, ибо люди Сонь и Терюсек кормят, холят и лелеют, чешут им

животики и ничего не заставляют делать, в отличие от собак и лошадей. И живут они себе

припеваюче и дурака валяют. И собак поэтому частенько презирают, ибо те не выдержали

аскезы молчания и дали-таки понять человекам, что, мол, мы многое соображаем с вашего

языка. И человеки тут же этим воспользовались и стали шантажировать собак кормёжкой,

дабы заставить их на себя пахать по-лошадиному. Жуткая история!

— Вот возьмём и поймаем сейчас мыслю! — довольно мявкнула Терюська, заговорщески

зыркнув на Соню.

— Сачок устанешь подбирать по размеру, орнитолог ушастый! — отмахнулся я.