30

8

и вонючее тепло от них так и наползало по ногам. Дрожь промерзлючая стала от туристов наших

отступать и испаряться.

— А вот чего, — Загрибука встал, устремил взгляд в невидимое глазу светлое будущее и,

протянув руку в том же таинственном направлении, зачарованно тявкнул на весь салун: —

Быгыдыщец — это звучит гордо! Град непрестольный Дрезище на путях наших ярко нам сияет, и

в путь идём мы, и потомками нашими будем прославляемы!

Дример поперхнулся, Слипер широко раскрыл глаза, а Мора покатился со смеху. Масявка и

Масюська мимолётно глянулись и прыснули кто куда.

Кот и ухом не повёл:

— Стало быть, бывал ты ранее на Быгыдыщах… По всему знать, бывал. Рррайон, дык сказать,

Клюкино-Калякино, справа село Епня, слева родимое Дрезище… Пятый дом справа по Ябской,

четыре окна наперёд, линолий на калидоре, третий чердак не предлагать.

Пассажиры заламывались в задушенном хохоте, давясь ржой ы-гы-гыкающей.

— Чего ржёте, босяки блохастые? — сверкнул окуляром котяра, сам едва не трясясь. — Ишь,

тут парррень, быдыгыщ твою разъети в мелкий винегрет, нашёл родню устаканенную. Вот

закончит тут с вами елозить по бытию нежитейскому и поедет на побывку к своим. — Башкирец

закрыл вещий искрящийся золотистый глаз и, открыв другой, бытовой и мутно-осадочный,

обратился к Загрибуке: — Шо, Загрибыч, а махнём с тобой в Быгыдыщ, а? На сметанку

натуральную, на молочко, на колбаску домашнюю… Сальцо… Творррожок…

И он зажмурился окончательно. И вдруг внезапно, то ли от мечтательности такой, то ли от

тепла, которое развезло не по-шуточному, котище захрапел, завалившись на спину да подворотив

под себя лапы с кривыми дамасскими когтями.

Дример отхрюкался ржачкой и, утирая слезу, глянул на Башкирского Кота:

— Всё, умаял ты его, Загрибыч. Пущай спит. Клади свой зад на седлуху и не маячь в проходе.

Гляди на окрестности. Зырь, красота какая!

А за окном раскачивающегося трамвая ни шиша было не видать. Ливень пошёл такой, что

причудилось на мгновение всем им и сразу, будто и не трамвай вокруг них вовсе, а корабль какой,

шхуна там деревянная, и качает её на волнах, и буря мглою небо кроет, и вихри прежние кутят, и

то как зверь они заноют, то заплачут как Мудод.

— Жаль, он про язык изначальный не успел нам рассказать, — с сожалением протянул Дример

и посмотрел на Слипера: — Шо, братан, вихри прежние вокруг тебя кутят? Вспомнил, может, ещё

чего?

— Не, но слово вертится на языке, как пельмень на сковородке.

— Мы много знаем про язык изначальный, — вдруг буркнула с заднего ряду Масявка и, словно

в доказательство, весело показала язык.

— Вот те раз! — хохотнул Мора и сделал ногами рокировку, то есть перекинул их наоборот,

из-под левой на правую, типа с одной на другую — короче, блин с компотом, вы всё уже поняли,

верно?

30

9

— И два будет непременно сейчас! — подтвердила Масюська — Присаживайтесь удобнее, —

все заёрзали задницами по потрескавшейся коже сидений, а Загрибука пошире на всякий случай

открыл свои глазки, — вводный материал, страница энная и бенная, берём с середины, и нате вам.

— Случилось всё! — начала Масявка.

— Шо? — не понял Дример.

— Вообще случилось всё и сразу! — отштемпелила она снова. — Вселенная, типа, началась.

Тута же! Цельно и едино она тут же замутила свои тусовки, и пошёл движняк. И чтоб как-то

наладить подобие порядка и ритма чёткого, сразу понадобился язык общения. Ну, кому и что

наливать за стойкой, ибо всех же пёрло одномоментно и во все стороны, куда кого трипануло.

(Дух Кого в дальнем отдалении на мгновение оторвался от бумаг, спустил запылённое веками и

временем пенсне на кончик хищного подобия носа, оглядел комнату. Хмыкнул недовольно,

пенсне нацепил обратно и продолжил шкрябать пером по пергаменту. Откуда он только перья взял

в городе А?)

— Населенцы хотели поделиться впечатлениями, — продолжила Масявка. — И тут оказалось,

что средства-то общения нет. Все мычали как могли, но ни бэ, ни мэ не выходило продуктивным.

— Посуху говоря, Шекспир там и рядом не курил! — поддакнула Масюська.

— И стали придумывать язык, — Масявка разошлась, выскочила в проход и замахала

ручонками. — То есть он, понятное дело, просто появился, как и всё во вселенной происходит по

заявке молчаливой. Определили нехватку товара, подали прошение и оформили заказ. И вот он —

тут как тут, с квитанцией на выходе.

Дример нетерпеливо сморщил брови и стряхнул об колено Шапку-Невредимку:

— Ты подтягивайся, Масявыч, к сути. За вечерину мы уже таки поняли. Шо там дальше-то

было?

— А дальше всё пошло-поехало и с маслом! Язык был основан на простом и логичном, на

детско-пелёночном наречии. Шоб на всех было похоже, когда в штаны мочатся. Звук «ай» стал

означать точку в пространстве-времени. Но не только саму точку…

— Язык изначальный очень и очень многомерен, — пояснила в свою очередь Масюська и

засунула свои ручонки глубоко в карманы голубенькой курточки, чтобы хоть немного их согреть,

да только одежонка была насквозь промокучая и мокрястая нынче донельзя, а точнее, до

подкладки. — Слог «ай» означал не только точку на местности, но и событие или действие. Ясен

же Пень, что любое место и время связаны с неким событием или действием, что одно и то же по

сути, и сливается однозначно воедино, стоит только напрячь мозги получше и уразуметь сию

простотутошнюю мудрятину. «Ай» — это простейшее событие, как инфузорная туфля на

биологическом прилавке. К тому же, проишествие напрочь внезапное.

— А шо, логично, — свернул в трубочку губы Дример.

— И наглядно, — кивнул Слипер.

— Именно! Наглядно! — радостно подпрыгнула на месте Масявка, подтянув защитного колору

штанцы. — То бишь язык был образинным!

31

0

— Образным, — смутилась Масюська, поправив дружищу. — Образины потом уж появились и

как раз таки язык весь испортили.

— А как они это сделали? — удивился Мора и ещё больше вжался в сидение, скукожившись в

своём лётном комбинезоне.

— Да были такие беса два, Киреич и Фябодий, — обозлённо фыркнула Масявка, вздрогнув

свитерком. — Взяли да и обрезали всю азм-буку...

— У нас в Лесу тоже росли буки, бяки и вязы! — подпрыгнул Загрибука на креслице.

— Отвязные росли вязцы! — хохотнул Слипер. — Засадные хыщники! Идёшь вот по Лесу, а

они тебе только и знай, что по физиономии — хыщ-хыщ! — Тут Дример сурово оборвал братца

дедовским взглядом, мол, цыц, тута чуваки и чувашки о важном толкуют.

Масюська тем временем сняла свои мокрые кедульки и поставила их на трамвайную печку.

Послышалось шипение, и по салону поплыл запах нестиранных носков.

— Ну и ароматец, — ухмыльнулась по-доброму Масявка, а Масюська показала ей язык.

— Дык я продолжу про изначальный язык, — Масюська стянула штаны и осталась в

рейтузиках, чтобы как-то просушиться. — Так же естественным ходом возникли образы и звуки,

их означающие, по всем другим вопросам.

Трамвай взвыл на повороте, стирая колёсами с рельс мелкую ржавую пыль, и изобразил

звуковое сопровождение, отдалённо напоминающее апокалиптичное хоровое пение ангелов,

которые псалмируют с небес что-то типа «а мы вас предупреждали, а теперь всем кранты». (Ты и

сам, дорогой читатель, можешь насладиться этими грозными ангельскими псалмами, если будешь

ехать ночью в поезде, и участок рельс где-нибудь окажется слеганцухи подржавевшим, и поезд

твой будет совершать в этом месте длинный и неспешный поворот.)

Все вздронули, хихикнули, и Масюська, уже слегка нервничающая, что её всё время обрывают,